Джейн Фэйзер - Непокорный ангел

Таким образом, 27 сентября 1648 года Генриетта Эшби стала леди Драммонд, женой сэра Дэниела Драммонда, баронета из Глиб-Парка в Кренстоне, графство Кент.

— Пожалуй, я пойду спать. — Уилл глубоко зевнул и потянулся.

— Но еще рано, — запротестовала Генриетта, расставляя шашки на доске. — Давай сыграем еще партию.

Уилл выглядел озадаченным. Он взглянул в противоположную сторону гостиной, где у камина с книгой на коленях сидел сэр Дэниел. Для только что женившегося человека он казался Уиллу слишком спокойным. И Генриетта вела себя так, будто в ее жизни не произошло ничего особенного. Уилл чувствовал себя неловко. Игра в трик-трак с невестой другого человека, когда приближалась брачная ночь, казалась ему неестественной.

— Нет, — сказал он, вставая. — Уже поздно, и я устал. Наверное, ты тоже. — Последнее замечание сопровождалось многозначительным взглядом.

Генриетта нахмурилась:

— Я не чувствую себя особенно усталой, вероятно, потому, что утром долго лежала в постели.

— Ну, а я пойду спать, — твердо заявил Уилл. — И потому желаю тебе спокойной ночи. Спокойной ночи и вам, сэр.

— Но ты ведь увидишься с ним через минуту… — начала было Генриетта, но тут же смолкла и покраснела до корней волос. Она уставилась на доску и начала перебирать шашки.

— Спокойной ночи, Уилл, — тихо сказал Дэниел.

Дверь за Уиллом закрылась, и Дэниел неторопливо закрыл книгу, наблюдая за Генриеттой, которая все еще сидела, поглощенная шашками. Голова ее склонилась, открывая нежную, незащищенную шею над батистовым воротничком и белым шейным платком на темно-синем платье.

— Генриетта?

— Да. — Она повернула голову и посмотрела на него широко открытыми глазами.

— Думаю, тебе надо последовать примеру Уилла. Завтра нам предстоит долгий путь верхом, и мы должны выехать рано утром. — Он нежно улыбнулся ей.

Она облизала внезапно пересохшие губы и послушно встала.

— Я скоро приду к тебе, — сказал Дэниел.

Генриетта кивнула в знак того, что слышала его, и поспешно вышла из комнаты.

Дэниел неотрывно смотрел на огонь. Его долгом было достойно завершить бракосочетание, но он не был готов зачинать детей в таком юном хрупком теле, помня, к чему привели беременности Нэн. Ей было шестнадцать, когда он женился на ней, а в двадцать один год она умерла, истощенная вынашиванием и родами детей. Он не допустит, чтобы то же самое произошло с Генриеттой. Возможно, через год она зачнет наследника, но пока он должен быть осторожным и не проявлять необузданную страсть, как в те годы, когда был молод.

Что знает она о своих супружеских обязанностях? Нэн была совсем несведущей, да и он знал не больше нее. Но со временем они кое-чему научились. Дэниел улыбнулся при воспоминании об этом. По крайней мере теперь его опыт поможет Генриетте, и можно надеяться, что потеря невинности не причинит ей сильной боли.

Генриетта дрожала, как в лихорадке, раздеваясь и распуская свои уложенные короной волосы. Они рассыпались по спине золотистым каскадом, переливаясь под щеткой, которой она старательно расчесывала их перед отходом ко сну. В голове ее вертелись самые разные вопросы. Прежде всего это было необычное приготовление ко сну, и потому, возможно, привычный ритуал не годился в данном случае. Надо ли ей снимать рубашку и ложиться обнаженной? Может быть, не следует надевать ночной чепчик? Задуть ли свечу? Когда он придет? Будет ли он все еще одет или явится в одной рубашке?

Решившись пойти на компромисс, она оставила ночную рубашку, но сняла чепчик, затем забралась на высокий пуховый матрац, натянула одеяло до подбородка и сидела так, с опаской глядя на дверь.

Дэниел вошел со свечой, которую поставил на каминную полку, прежде чем подойти к постели.

— О, бедная крошка, — сказал он с чувством, когда она, не переставая дрожать, улыбнулась, что, однако, не могло скрыть ее страха. — Тебе нечего бояться. — Он подошел, сел на кровать и протянул руку, чтобы откинуть волосы с ее лба, медленно пропуская сквозь пальцы золотистые пряди. — Чем ты так напугана?

— Я не напугана, — возразила Генриетта, но ее глаза говорили об обратном.

— Что тебе известно о замужестве? — спросил он, продолжая играть ее волосами. — Твоя мачеха говорила тебе что-нибудь?

Генриетта покраснела, покачав головой.

— Она никогда ничего не рассказывала мне, Уилл всегда стеснялся, когда я пыталась спрашивать его… а больше некого было спросить.

Дэниел усмехнулся про себя, представив беднягу Уилла, пытающегося ответить на вопросы Генриетты. Ясно, что, обращаясь за разъяснениями к своему юному другу, она не проявляла такой нерешительности, как сейчас.

Взяв девушку за подбородок, он приподнял ее лицо и, ласково улыбаясь, сказал:

— Не надо смущаться, Гэрри. Почему бы тебе не задать мне свои вопросы?

Она прикусила нижнюю губу, что всегда означало некоторое замешательство.

— Не знаю, как сказать. Может быть, вы покажете мне, как все происходит?

Дэниел молча почесал голову, в то время как она продолжала с тревогой смотреть на него. Затем кивнул головой.

— Хорошо, может быть, это даже лучше. — Взявшись за одеяло, он медленно стянул его вниз. Большие карие глаза были по-прежнему прикованы к нему, когда он начал расстегивать ее ночную рубашку, прежде чем осторожно спустить ее через плечи на талию.

Дэниел резко выдохнул, увидев два ярко-красных рубца на плечах Герри от хлыста сэра Джеральда.

— Почему ты не сдвинулась с места, когда он ударил тебя?

— Потому что он хотел избить Уилла, — ответила Генриетта и ободряюще добавила: — Сейчас уже почти не болит.

Дэниел поджал губы и мрачно кивнул. Генриетта продолжала смотреть ему в лицо, когда он обхватил ладонями ее маленькие, прекрасной формы груди.

— Они… они нравятся тебе? — прошептала она каким-то не своим голосом.

— О да. — Улыбаясь, он наклонился и коснулся губами сосков.

У Генриетты перехватило дыхание от нового для нее ощущения. Кончики ее грудей сделались твердыми и затрепетали, передавая возбуждение всему телу, что вызывало одновременно беспокойство и наслаждение. Дэниел обхватил руками тонкую девичью талию, его губы скользнули вверх, к углублению на горле, коснулись щеки и отыскали ее рот.

Голова Генриетты откинулась назад, губы раскрылись, когда его язык нежно вошел внутрь. Она закрыла глаза. Девушка была слишком занята, пытаясь разобраться в бесчисленном множестве ощущений, охвативших ее, чтобы отвечать на его поцелуи, и Дэниел откинулся назад, чтобы взглянуть на ее восхищенное лицо, плотно закрытые глаза, слегка приоткрытые губы, как будто она ждала, когда он продолжит. Он коснулся пальцем кончика ее носа, и Генриетта открыла глаза.

— Это совсем не то, что поцелуи Уилла.

— Мне следует принять это как комплимент, крошка? — Его черные глаза блестели скорее от смеха, чем от страсти.

Дэниел страстно любил Нэн и не надеялся вновь испытать подобное чувство, особенно с этой необычной, своевольной девушкой, которая иногда была похожа на капризную, безрассудную, отчаянную девчонку с мальчишескими повадками, а иногда производила впечатление вполне разумной женщины. Однако во всех случаях Генриетта занимала честную и открытую позицию.

— Разве так нельзя говорить? — Она выглядела смущенной. — Мне нравилось целовать Уилла, но теперь, конечно, я не буду делать этого. Мне очень приятно целовать тебя.

— Я рад, что ты не собираешься впредь целоваться с Уиллом, и мне приятны твои слова, — сказал он серьезным тоном. — Однако не принято говорить одному мужчине о другом, когда занимаешься любовью.

— Больше не буду. Я не знала. Кроме Уилла, я ни с кем никогда не целовалась.

Все это, конечно, пустяки, размышлял Дэниел. Однако разговор мешал проявлению чувственности.

— Ложись, — сказал он, слегка касаясь кончиками пальцев ее рук и чувствуя, как она затрепетала от этой ласки.

Обнаженное тело ощутило легкую прохладу, когда он снял и вытащил из-под нее ночную рубашку, приподняв ягодицы ладонью. Это интимное прикосновение настолько потрясло девушку, что на какое-то мгновение она вся буквально окаменела. Ей казалось, что от смущения она покраснела всем телом, когда его глаза медленно разглядывали ее.

— Не надо смущаться, — сказал он спокойно, в то время как его руки следовали за глазами. Дэниел видел ее наготу и раньше, но тогда не мог позволить себе роскошь полюбоваться женским телом. Теперь он имел такую возможность, и это было восхитительное стройное тело, с узкими бедрами и длинными ногами, с мягкой гладкой кожей, с шелковистым треугольником, венчающим бедра, таким же светлым, как и локоны, разметавшиеся по подушке.

Он поцеловал ее живот, прижимаясь носом к пупку и ощущая влажность кожи, тускло блестевшей от выступившего пота. В неистовом смятении чувств она попыталась протестовать.

— Ты очень красива, Генриетта, — сказал он, глядя ей в глаза и раздвигая ее бедра.

Она сопротивлялась рукам, раскрывавшим ее, и отчаянно мотала головой, не находя слов. Но безжалостное вторжение продолжалось, и наконец с судорожным вздохом она уступила, раскинув ноги в стороны и предавшись странным и удивительным ощущениям, которых, по ее мнению, следовало стыдиться, но они нравились ей.

Когда Дэниел в конце концов снял с себя одежду и лег рядом с ней, ощущение его тела, прижавшегося к ее телу, исходившее от него странное волнение, какого раньше она никогда не испытывала, вызвало у Генриетты легкую дрожь. Она глубоко вдыхала его запах, чувствовала, как его волосы щекочут ее щеку, растительность на его груди слегка покалывает ее груди, а у бедра пульсирует нечто твердое. Он взял валик и подложил ей под ягодицы, выгнув ее тело так, чтобы облегчить вход в девственную вагину. Генриетта крепко закусила губу, все ее тело, казалось, сжалось, и она смотрела ему прямо в глаза, теперь воспринимая его как незнакомца, который вторгся в ее дом и завладел ею. Глаза Дэниела были открыты и смотрели так, будто он пребывал в каком-то другом мире. Он вошел еще глубже, не обращая внимания на ее сопротивление. Затем взглянул в ее испуганное лицо и увидел ужасное замешательство, вызванное его действиями. Дэниел наклонил голову и поцеловал ее веки, успокаивая нежным шепотом и пытаясь развеять ее гнев и страх.