Она бросилась к нему на грудь, рыдая и крича, горя желанием убедиться, что он жив, не обращая внимания, что доспехи ударили ее, словно сотня острых, как бритва, зубов. Он был живой, не мертвый. Это Квентин лежал за их спиной, и это его кровь темнела на земле.

Через минуту Торн повернулся назад. Рука в стальной перчатке, которой он снял ее капюшон, сильно дрожала.

– Господи, – пробормотал он. – Я думал, что потерял тебя.

– А я тебя! – горькие слезы брызнули у нее из глаз. – Торн, это Квентин нес твое знамя и дважды нападал на Мервин, а так же на Лэндир и другие деревни. Ты был прав. Он хотел обесчестить твое имя и испортить твою репутацию в глазах Эдуарда, чтобы тот отдал ему Лэнгли.

Его глаза потемнели. Кончиками пальцев он вытер слезы с ее щеки.

– Я знаю, Вилл слышал их.

– Вилл! – вцепилась в него Шана. – О Господи, как он? Только умоляю, не говори мне, что его уже тоже нет! Квентин сказал, что удар по голове был смертельным.

Торн хрипловато рассмеялся.

– У Вилла рассечена голова, Шана. Но я не сомневаюсь, что он проживет еще сто лет.

Она прильнула к нему.

– Я так рада…

Он уткнулся губами в ее склоненную голову, вдыхая запах, который был слаще всего на свете.

– Я тоже, любимая.

ЛЮБИМАЯ. Ее сердце сжалось. Его волнующий голос, медленный сладкий поцелуй, который он запечатлел на ее губах, заставили Шану поверить, что он совсем не собирается от нее избавляться. Этот горячий поцелуй согревал ее всю дорогу, пока они ехали назад, в Лэнгли. Торн поднял ее и посадил перед собой в седло. Она всю дорогу ехала, прислонившись к его груди.

Они подъехали к замку почти на рассвете. Фиолетовая дымка уже опустилась на верхушки деревьев и уходящие вверх башни Лэнгли. Часовой приветствовал их радостным возгласом и взмахом руки, объявляя о приезде лорда. Когда они въехали в крепость, несмотря на ранний час, вокруг собралась большая толпа. Когда Торн ставил коня, раздались приветствия. Шана широко раскрыла глаза при виде такого количества людей, так тепло приветствовавших их. С улыбкой она коснулась подбородка Торна.

– Я думаю, они хорошо относятся к своему новому лорду, – мягко сказала она.

И хотя это было незначительное замечание, Шана даже не догадывалась, как много оно для него значило.

– А я, – тихо возразил он, – думаю, что они нас так приветствуют, потому что рады снова увидеть свою леди, которая в целости и сохранности вернулась домой.

Шана смущенно опустила глаза, но когда она повернулась и слегка помахала толпе, в ответ раздался громогласный рев. Восхищенная принцесса выпрямилась и, счастливо улыбнувшись, огляделась вокруг. В золотистых лучах восходящего солнца крепкие каменные стены замка Лэнгли не казались такими грубыми и отталкивающими.

Люди обступили их плотным кольцом, горя желанием услышать, что же произошло. Шана стояла молча, но когда глаза Торна случайно остановились на ней, она поняла, что граф говорил только для нее. Наконец люди стали расходиться. Принцесса дотронулась до руки мужа, и он заметил, что под ее ясными серыми глазами лежали темные круги от усталости.

– Боюсь, что я очень устала, – пробормотала Шана, словно извиняясь.

Торн кивнул, бросив взгляд на сэра Грифина, а затем посмотрел на жену. Они поняли друг друга без слов.

Шана рассказала графу, как сэр Квентин, а не Грифин, освободил валлийских пленников. Торн ответил, крепко сжимая ее в своих объятиях, что только этой ночью он заподозрил неладное и многое понял.

– Я скоро к тебе присоединюсь, – сказал ей граф.

Шана осторожно высвободилась и быстро ускользнула.

Совсем скоро она услышала приближающиеся шаги мужа. Шана ничего не сказала, так как он направился к камину. Она подошла к нему и встала рядом, наблюдая, как Торн смотрит на огонь, лизавший поленья.

– Все в порядке? – мягко спросила принцесса.

Лицо графа напряглось. И когда Торн, наконец, заговорил, голос его звучал глухо.

– Грифина высекли напрасно, Шана, и это было сделано по моему распоряжению. Он говорит, что это неважно, но я считаю, что у меня меньше терпимости, чем у сэра Грифина.

На лице Торна было написано сожаление. Может быть, впервые за все это время граф предстал перед Шаной в совершенно ином свете. Не было и тени сомнений, что временами этот человек был суровым и резким, но вместе с тем он обладал способностью выразить сострадание и милосердие, не стыдясь этого.

– Сэр Грифин очень похож на моего отца, – наконец сказала она. – Сильный и могущественный, когда в этом есть необходимость, он способен на нежность и не злопамятен. Действительно, милорд, он самый замечательный и благородный человек. – Шана обняла мужа за талию и прижалась щекой к его крепкому плечу. – Торн, – прошептала она едва слышно, – ты тоже такой человек.

Торн был поражен услышанным. Почувствовав влагу на своей тунике, он повернулся и увидел, что глаза ее были полны слез. Граф взял руки Шаны в свои и нежно взглянул на нее.

– Что это? – воскликнул он. – Шана, теперь не время плакать.

Но слезы потекли еще сильнее.

– Торн, – задыхаясь, сказала она. – Перед смертью мой отец сказал: оставайся верной своему сердцу, оно никогда тебя не подведет. Но я так боялась доверить своему сердцу и еще меньше доверяла тебе! – Шана говорила быстро и, казалось, уже не могла остановиться. – Он… Он также говорил, что нет большей ценности в человеке, чем его честь и преданность. Эдуард сказал сегодня то же самое.

Она взяла руку мужа и приложила к своему животу.

– Торн, ты как раз такой человек, который научит этому нашего сына или дочь! Клянусь, наш ребенок будет таким же, как и его отец, как ты! И… О, Торн… Мой отец и король были правы… это я ошибалась. Я причинила тебе боль… И я умоляю тебя, если еще не слишком поздно, прости меня, потому что я очень тебя люблю!

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Ее признание потрясло его до глубины души. Душу Торна переполняли чувства, и он боялся, что его сердце не выдержит этого. Шана отбросила свою гордость, теперь и ему пора поступить так же. Действительно, именно гордость была их злейшим врагом.

Торн подхватил Шану на руки и отнес в постель. Он осторожно улегся рядом и, приподнявшись на локте, посмотрел на нее страстно и очень нежно. Торн притянул ее руку к своей колючей щеке.

– Я никогда не думал, что полюблю женщину так, как люблю тебя, – сказал он прерывисто. – Но я это чувствую в каждом вздохе, в каждом ударе своего сердца. Принцесса, у меня не было ничего, когда я был ребенком. Но как только слава и деньги пришли ко мне, я решил, что богат. И действительно, для меня это было главным! Но теперь я знаю, что это ничего не значит – земли, власть, слава, потому что сердцу нужна только любовь.

Слезы снова побежали по щекам Шаны. Он любит ее он ЛЮБИТ ЕЕ!

С безмерной нежностью Торн целовал глаза жены, пока они не засветилась от счастья. И влюбленные окунулись в океан любви и страсти, растворяясь в потоке чувств, владевших ими…

Проснувшись, Торн увидел, что Шана стоит у окна. Выражение ее лица была задумчивым, когда она смотрела на видневшиеся зеленые горы Уэльса. Граф привлек ее к себе и нежно прошептал:

– О чем ты думаешь?

Шана опустила голову ему на плечо.

– О том, что сказал мне король перед отъездом.

Торн мягко и удивительно нежно провел пальцем по ее губам.

– И что же он сказал, принцесса?

– Он сказал… что Англия и Уэльс сильнее вместе, чем врозь. Торн, я могу поклясться, что он прав.

– Я тоже так думаю, милая. Мы с тобой потеряли так много времени, сражаясь друг с другом. Мне кажется, что то же можно сказать об Англии и Уэльсе. – Он помолчал. – Уэльс выдержит все испытания, – спокойно сказал Торн. – Так же, как и Англия… и мы тоже.

Граф наклонился к ней и поцеловал долгим нежным поцелуем. Глядя, в ее темные глаза, он мягко сказал:

– Я знаю, как сильно ты любишь Мервин, принцесса, и думаю, что мы можем восстановить его, если ты пожелаешь, любимая.

У Шаны перехватило дыхание. Только подумать, он сделает это ради нее! Но она колебалась только одно мгновение. Прижав свои пальчики к его губам, Шана отрицательно покачала головой.

– Мы должны смотреть в будущее, Торн, а не в прошлое. – Она мечтательно улыбнулась. – У нас уже есть Вестен и Лэнгли. А мне… мне хотелось бы поехать домой, в Вестен, на Рождество, если ты не возражаешь.

Шана долго размышляла и пришла к выводу, что Мервин больше не был ее домом. Она придвинулась ближе к груди Торна. Ее пристанищем был он… Он стал ее домом, а она его.

Они больше не были разделенными друг от друга. В их душах царили мир и счастье, а непокорные сердца слились воедино.