Сам дом был высотой в четыре этажа, с белыми широкими стенами. Огромное количество окон украшали здание и наполняли его солнечным светом. Под окнами стояло около дюжины сидений с мягкими подушками, канделябры украшали стены, а тканые половики согревали пол. Шана нашла здесь рай для своего тела.

Но в ее сердце не было мира и покоя, пока не было мира в ее стране.

На смену осенней прохладе пришла зимняя стужа.

Принцесса рызрывалаеь между Англией и Уэльсом, между тем, что она оставила там, в Уэльсе и тем, что волновало ее в Англии. Сэр Квентин, Седрик и Джеффри… И Торн.

Девушка постоянно думала о нем, ей хотелось знать, все ли у него в порядке, молилась, чтобы беда обошла его стороной.

Но от графа не поступало никаких известий.

В один из ноябрьских дней Шана спускалась по лестнице, чтобы проверить, как идет подготовка к ужину. Несколько молоденьких служанок суетилось во дворе у входа в крепость. Одна из девушек оглянулась через плечо и увидела Шану.

– Миледи, – воскликнула она. – Приближается всадник!

ТОРН! Шана приложила руки к щекам, повернулась и стремглав бросилась в свою комнату, чтобы переодеться в более красивое платье. Ее сердце взволнованно стучало от ожидания, когда она побежала в холл. Но все ее надежды были напрасны, так как человек, который стоял у горящего камина был не Торн.

Это был сэр Квентин.

У Шаны упало сердце. Она с трудом сдержала крик разочарования. В этот момент рыцарь повернулся.

– Леди Шана! Не могу передать, какое удовольствие доставляет мне видеть вас снова!

Принцесса постаралась улыбнуться.

– Сэр Квентин! – приветствовала она его. – Что привело вас в Вестен?

Он алчно посмотрел на ее высоко поднятую голову.

– Я направляюсь в Лондон с пакетом для короля Эдуарда. Но так как я оказался совсем рядом, то подумал, что надо заехать, чтобы посмотреть, как вы здесь живете в течение столь долгого времени.

Шана судорожно сглотнула. Если бы ее муж счел нужным поинтересоваться ее благополучием! Рыцарь крепко сжал ее руку.

– Нам так не хватает вас в Лэнгли, миледи!

– Сэр Квентин, вы мне льстите. – Она с усилием рассмеялась.

Чувствуя себя неловко от того, что он так долго держал ее руки в своих, Шана мягко потянула их, пытаясь освободить. Квентин разжал свои ладони. Принцесса повернулась, чтобы позвать Аделаиду. Когда женщина появилась, Шана попросила, чтобы накрыли стол и на сэра Квентина.

– Какие новости о войне? – спросила она, поколебавшись, когда они сели за стол. – Мы так мало знаем здесь, в Вестене.

Сэр Квентин положил себе кусочек пирога, начиненного голубятиной.

– Думаю, что не обрадую вас тем, что сообщу, – сказал он с гримасой. – Столкновения нарастают. Эдуард подтянул войска на север и на юг.

Шана ничего не сказала. Она боялась этой новости, но и не ожидала ничего другого. Девушка положила руки на колени и, собрав все свое мужество, чтобы задать вопрос, который не выходил у нее из головы с самого начала их беседы, спросила:

– А как Торн? Надеюсь, за эти месяцы с ним ничего не случилось?

Сэр Квентин высоко поднял бровь.

– Что?! Неужели вы ничего о нем не слышали?

– Да, но… так давно…

Шана отчаянно подыскивала слова, чтобы спасти свою гордость. Она встала и наклонилась за пивом, не подозревая, что огорчение отразилось у нее на лице. Она, так же не заметила улыбку, которая искривила губы Квентина.

Вскоре рыцарь уехал. Шана смотрела, как он выезжал за ворота.

Ее сердце болезненно сжалось, когда она вернулась в дом. Появление сэра Квентина только усилило ее волнения. Словно игла в сердце ее мучила мысль о том, что Торн может уехать из Лэнгли и никогда не вернуться. Ей снились ужасные сны. Она видела его раненным и умирающим, лежащим на каком-то поле, в борозде. Его грудь вся в крови, так же, как и у ее отца…

О, если бы она могла только увидеть его, сказать, как сильно она жалеет о тех словах, о таком расставании! Она бы сказала ему, что совсем не испытывает ненависти!

Как-то утром, в начале декабря, Шана поняла, что больше не сможет терпеть свою вину и не в состоянии переносить разлуку.

Если Торн не может или не хочет приехать к ней, тогда она сама поедет к нему.

ГЛАВА 22

Торн в свою очередь разрывался между женой и королем, страстью и долгом. Он вел войну не на одном, а сразу на трех фронтах: с Левеллином и Дэфидом, с подлецом, который все еще продолжал очернять его имя, и… со своей женой.

Граф даже не мог объяснить, что он чувствовал, когда давным-давно оставлял ее в Вестене. Он был ранен в битве, и эта рана мучительно болела, отдавая в каждом мускуле и в костях, но она была ничем по сравнению с той болью, которую ему причинила Шана, разрывая его душу и сердце… И ничем иным, как своим острым языком!

Торн с тоской признавался сам себе, что его чувство к Шане изменилось. Не изменились только обстоятельства, которые разлучили их. Вестен был гордостью и радостью Торна, осуществлением мечты всей его жизни, а теперь он не желал ничего большего, чем разделять этот дом со своею женой и ребенком, построить свою жизнь с ними и вокруг них.

Но оставалось еще одно, самое большое препятствие. Шана считала Торна своим самым злейшим врагом, если не было мира между Англией и Уэльсом, как он мог исправить это?

И все это время этот вопрос не давал ему покоя.

Морозным декабрьским днем Торн и сэр Джеффри ехали во главе своего отряда. До замка Лэнгли оставалось преодолеть еще один подъем. Торн смертельно устал в жесточайших сражениях, которые произошли в последнее время.

Король был намерен покончить с претензиями Левеллина на независимость к концу года. Де Уайлд тоже хотел поскорее разделаться с этим, чтобы можно было переключить свое внимание на семью, успокоить жену и наладить взаимоотношения. А это, подозревал он мрачно, может оказаться самой тяжелой битвой. Так он размышлял, когда ехал по навесному мосту и въезжал в ворота. Торн спешился и бросил Виллу поводья, приветливо улыбнувшись парню. Но от улыбки не осталось и следа, когда он поднялся по высоким каменным ступеням в зал.

Там он увидел изящную женскую фигуру, сидящую на фоне камина, фигуру, очертания которой были ему очень хорошо знакомы.

Торн смотрел, уверенный, что это ему померещилось после созерцания покрытых снегом окрестностей. Он не верил своим глазам, глядя на очаровательную улыбку, играющую на ее милых губах и предназначавшуюся только ему.

Граф поймал ее руки. Его жесткое обветренное лицо смягчилось. Затем он обнял ее, отчаянно, почти грубо, но Шану это ничуть не беспокоило, так как ее душа парила высоко в облаках.

Через некоторое время Торн отступил.

– Черт, – пробормотал он, но его глаза были приветливыми, как весеннее солнце. – Откуда ты взялась? Я был уверен, что это мираж.

Она кивнула головой в сторону сэра Грифина, который только что вошел в зал.

– Мы с Грифином вчера уехали из Вестена и прибыали сюда не более часа назад. – Она опустила голову, внезапно почувствовав неуверенность, несмотря на радушие, которое было написано на его лице. – У меня не было о тебе никаких известий, – пробормотала она. – Мне захотелось узнать, все ли благополучно, – девушка прикусила губу. – Ты не отправишь меня назад? Нет?

Вспышка страсти огнем охватила его, когда он увидел, как Шана покусывала свою нижнюю губу, отчего та стала влажной, словно покрытой каплями летнего дождя.

Торн почувствовал, как огонь разгорался в его теле, огонь, который напомнил ему об их близости, о том, как давно это было, когда он в последний раз целовал и ласкал ее.

Отправить назад? Нет! Торн остро почувствовал, как ему не хватало ее, такой милой, уютно прижавшейся к нему. Он решил, что лучше отрубит себе руку, чем отправит ее назад.

Граф еще сильнее обнял принцессу.

– В эти дни все дороги стали опасны, – сказал он отрывисто. – Ты очень рисковала, когда ехала сюда, конечно, оставайся.

Шана облегченно перевела дыхание. Он не одобрял ее приезд, на что она втайне надеялась, но, по крайней мере, он не сердился.

Торн взял девушку под руку и повел в глубь зала, поближе к теплу. Подойдя к камину, они остановились. Отложив в сторону свой шлем, граф медленно повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо. Его волосы были взъерошены, и Шане захотелось протянуть руку и пригладить блестящие черные завитки у него на лбу. Лицо Торна выглядело очень уставшим. Он посмотрел на принцессу, и она снова поразилась его мрачному виду. И только сейчас девушка заметила непривычную неуверенность в его поведении, и в свою очередь почувствовала неловкость.

– Торн, в чем дело? Что-то случилось?

Де Уайлд вздохнул, понимая, что у него нет другого выхода, кроме как сказать ей правду. Он и так слишком долго откладывал это.

– Это связано с Барисом, Шана.

– Барисом? – переспросила она, не дыша. Большие серые глаза устремились на Торна. Он взял ее за руки, а она инстинктивно протянула их к нему.

– Сначала наши поиски Дракона были безуспешны, – спокойно начал граф. – Он так долго скрывался от моего отряда, что я даже подумал, что он покинул Уэльс.

Торн замолчал. Дыхание Шаны стало неровным.

– Две недели назад несколько солдат лорда Ньюбери напали на его след. Они нашли его в Гламоргене, где он укрывался ночью в хижине пастуха. – Наступила напряженная пауза. – На рассвете они подожгли хижину.

Шана побледнела, она почувствовала, что задыхается.

– Его тело…

Она не могла ничего больше сказать, да ничего и не надо было говорить.

– Тело искать не было необходимости. Хижину они охраняли всю ночь, Шана, и оставались там, пока она не сгорела дотла. – Его голос стал тихим.

– Барис мертв, Шана.

Торн увидел, как силы начали покидать принцессу. Она опустила плечи, а колени готовы были подкоситься. Но когда граф протянул руку, девушка с рыданиями отвернулась и побежала вверх по лестнице. Он не пошевелился, чтобы догнать ее. Медленно Торн подошел к столу и приказал принести пива.