— Он и не мог ничего найти. Часы леди Прайор спрятаны в вазе, а кольцо все еще находится в кармане у Шарки. Почему вы солгали, мистер Алджер?

— А вы? Разве вы не солгали? — отпарировал он с вызовом.

— Я — нет!

— Вы солгали тем, что скрыли правду. Нужно было отдать часы и рассказать, как они к вам попали.

— Жалею, что не сделала этого. Чувствую себя так, словно убила человека. Но зачем все же вы выдумали эту утку? Пожалели семью Шарки?

Мистер Алджер изобразил на лице полное недоумение, как будто не понимал, о чем я говорю. Но почувствовав, что выбрал неправильную позицию, изменил выражение лица на сочувствующее.

— Не представляю, что будут делать бедные девочки, если лишатся его поддержки.

— Сильно сомневаюсь, что у него вообще есть семья. Завтра же утром пойду в полицию и признаюсь.

— Не говорите глупостей, — сказал он резко. — Конечно, у него есть семья. Мне-то к чему это выдумывать?

— Не знаю, может вы с ним в деле, — вдруг вырвалось у меня, и я тут же пожалела об этом, потому что вспомнила его изящные мраморные шахматы, а другого объяснения их происхождения мне в голову не приходило.

Лицо Алджера приняло угрожающее выражение. Стоя от него на расстоянии вытянутой руки, я вдруг осознала, что в этой части дома я одна против этого сильного человека, который может выпустить из меня дух одним движением руки, если захочет. А по его взгляду было видно, что он готов это сделать.

Он сжал пальцы в кулак и сказал:

— Не действуйте слишком поспешно, мисс Ирвинг. Вы не знаете, как закон поступает с людьми в этой части Лондона. Шарки может поплатиться жизнью. Он виноват — приобретал краденые вещи. Возможно, он даже не знал, что они ворованные. В любом случае, леди Прайор не слишком пострадала, лишившись этих безделушек.

— Но не повесят же его за это.

— Это зависит от того, какую интерпретацию придадут его поступку. Закон существует, чтобы защищать собственность привилегированного класса состоятельных людей.

— Но он тоже виноват, помогая ворам, мистер Алджер. Не хотите же вы оправдать его поведение.

— Конечно нет. Но если его посадят, его сестрам придется идти на панель. Не кажется ли вам, что они не заслужили подобной участи, ведь они ни в чем не виноваты? Должен вам признаться: я пытаюсь перевоспитать Шарки. Иногда он сбивается с праведной стези, но если вы присоедините свои усилия к моим, думаю, что нам удастся сделать из него что-нибудь путное. Этот нынешний фортель — последний за два месяца. Два месяца он вел себя как ангел. Давайте дадим ему еще один шанс. — Мистер Алджер говорил искренне, почти страстно.

Я находилась в полной растерянности. Не хотелось причинять неприятностей Шарки — я отнюдь не желала быть причиной поломанных судеб четырех молодых девушек; с другой стороны — нельзя было допустить, чтобы пара мошенников злоупотребляла моей добротой.

Я сказала:

— Если мистер Шарки вернет ценности леди Прайор, анонимно, тогда я согласна дать ему еще шанс. Но если подобное повторится, то я доложу о нем на Боу-Стрит, мистер Алджер. И о вас заодно. Что бы сказал лорд Долман, узнай он о вашем сегодняшнем ночном подвиге? Вы бы лишились места и испортили себе будущее.

— Как ни странно, лорд Долман придерживается весьма либеральных взглядов по данному вопросу. Он ведет очень активную работу в защиту непривилегированных классов. Кстати, идея перевоспитать Шарки принадлежит ему.

Была уже глубокая ночь, я устала и чувствовала себя разбитой. Никогда раньше мне не приходилось принимать таких ответственных решений. В моих руках находилась жизнь человека. Теперь, когда я лучше осознала, как легка была моя привилегированная жизнь раньше, я испытывала больше сострадания к Шарки. Как и у миссис Кларк, его жизненный путь не был устлан розами. Возможно, он нуждался в моем сочувствии больше, чем леди Прайор.

— Вы даете обещание, что заставите Шарки вернуть украденные вещи и проследите, чтобы он бросил это занятие?

— Собираюсь именно так и поступить. Но вы можете сами завернуть часы и перстень и отослать их леди Прайор — анонимно. Это избавит вас от чувства вины.

— Хорошо, если вы положите туда же жемчуг. Офицер упоминал и о жемчуге.

— Не думаю, что он у Шарки — ему он не по карману.

— Тогда нужно вернуть часы и кольцо.

Улыбка, озарившая его лицо, стоила того, чтобы немного уклониться от буквы закона. В ней было одобрение, но и еще что-то, что выходило за рамки простого одобрения.

— Да благословит вас Господь, мисс Ирвинг. Я знал, что на вас можно положиться. Однако, как трудно вам приходится в Лондоне. Мы подумаем, как скрасить ваше пребывание в столице. Такая щедрость заслуживает не менее щедрого вознаграждения. Вы любите театр?

— Не нужно подкупать меня, мистер Алджер. Мы ведь обговорили условия сделки?

— Но это не взятка.

— Назовите вознаграждением. Какая разница?

— Польщен, что вы воспринимаете ситуацию именно в таком свете. Я бы счел, что вознаграждение дается мне, если бы вы согласились провести со мной вечер в театре.

— Единственная награда, которая мне нужна в данном случае, это чтобы вы ни слова не рассказали мисс Теккерей, а то она подумает, что я потеряла рассудок. Не знаю, что сказал бы папа…

— Я не расскажу ни ей, ни ему. Это будет наш маленький секрет. Ничего нет лучше общей тайны, чтобы скрепить дружбу, — сказал он с теплой улыбкой.

Я неодобрительно посмотрела на него.

Он взял мои руки в свои ладони.

— Ну, ну, успокойтесь. Где же ваше непокорное сердце? Вы уже не ребенок, и не должны во всем спрашивать советов родителя, — он пристально вглядывался в мое лицо в темном переходе холла. — Вы уже взрослая женщина, к тому же необычайно привлекательная.

В этом комплименте звучало эхо сомнительных реплик Шарки, и я резко отпрянула.

— Не пытайтесь умаслить меня, мистер Алджер. Как вы сами изволили заметить, я уже не ребенок и на мякине меня не проведешь. Оставьте свои пошлые комплименты для неопытных дурочек. Мне не нужны ваши телячьи восторги.

— Телячьи! — воскликнул он. — Да мне уже тридцать один.

— Значит, вы слишком стары, чтобы говорить пошлости. Ради всего святого, почему бы вам не переехать на Беркли Сквер и не строить карьеру в добропорядочном окружении?

Он продолжал сверлить меня взглядом. Затем улыбнулся и сказал:

— Кто же тогда поможет вам препровождать наверх подгулявших квартирантов, мисс Ирвинг? Вы только что оказали мне любезность, причислив к разряду джентльменов, это дает мне право остаться здесь и оказывать вам услуги, которые вы вправе ожидать от джентльмена.

— Я предложила переехать ради вас же самого.

— Не все ставят собственную выгоду выше всего остального. Видите ли, было бы просто несправедливо предоставить возможность Шарки болтаться на виселице за несколько побрякушек. Я уж лучше останусь, если вы не против, и прослежу, чтобы он больше не впадал в грех.

— Отлично, — сказала я с облегчением, его отъезд меня бы огорчил. — А сейчас я пойду спать. Если еще кто-нибудь будет стучать, я накроюсь подушкой и сделаю вид, что не слышу.

— Неплохо было бы завести дворецкого. Ваш конюх не мог бы временно исполнять его обязанности?

— Пожалуй, мог бы. — Эта мысль мне показалась превосходной. Я решила, что попрошу Мулларда переселиться из каморки возле конюшни в дом. Это означало, правда, что нам с мисс Теккерей снова придется занять одну комнату. — Спокойной ночи, мистер Алджер.

— Доброй ночи, мисс Ирвинг. — Он повернулся уходить, потом остановился. — А что касается театра, мэм, это была не взятка. Я в самом деле буду рад познакомить вас и мисс Теккерей со столичными театрами.

Я кивнула, он удалился. У меня из головы не выходили его ювелирной работы мраморные шахматы и хрустальный графин с бокалами. Уж не в сговоре ли он с Шарки, принимая подарки за услуги по дезориентации полицейских? Или он действительно хочет его переделать? Я чувствовала, что в эту ночь не засну, но под утро крепко заснула.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

На следующий день я поговорила с мисс Теккерей о том, чтобы переселить Мулларда в дом: по вечерам он мог бы исполнять обязанности дворецкого. Это не помешает ему расчищать двор в дневное время, покрасить дверь и сделать еще некоторые необходимые работы по приведению дома в порядок. В эту бессонную ночь я продумала много вариантов с имением, придя к убеждению, что его нужно продать. Я не была подготовлена к жизни в подобном месте, с ворами и проститутками под одной крышей. Я убеждала себя, что, если пословица гласит: «милосердие начинается дома», то в Рэдстоке можно было найти огромное множество заблудших душ, на которые мне пришлось бы излить весь запас сострадания и милосердия.

Как ни странно, Муллард наотрез отказался от удобной комнаты, ни за что не согласился пребывать на одной половине дома с дамами. Обследовав половину, на которой находилась кухня и другие служебные помещения, он обнаружил крошечную комнатушку недалеко от кухни, которая, как он заверил, его вполне устроит. Это была вторая кладовка, в которой среди разного хлама оказалась раскладная кровать. Ненужные вещи Муллард сжег, устроив во дворе костер. Тетушка хранила все старые журналы и письма, непригодные полотенца и тряпки. Потребовалось целое утро, чтобы ликвидировать залежи.

Мисс Теккерей занялась осмотром платяного шкафа. Нужно было освободить место для ее собственной одежды и что-то сделать с обширным гардеробом тетушки. Я осталась в своей комнате, составляя список дел, которые необходимо было устроить перед продажей дома. Привычку делать списки я переняла у компаньонки. Прежде всего хотелось привести в порядок дверь: соскоблить старую краску, покрасить заново и приделать дверной молоток. Одна дверь в ее теперешнем состоянии была способна отпугнуть самого невзыскательного покупателя.