Воспоминания о том, что произошло между ними, смущали и тревожили ее. Лиз долго не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок и вздыхая. Она думала о Дике, о Джеке, о том, что она наделала, и о том, чем все это может закончиться. Что ожидает их всех в будущем?

Утром Лиз встала, чувствуя себя совершенно разбитой. Она сумела ненадолго забыться сном лишь перед самым рассветом. Теперь ей отчаянно хотелось спать.

Но бессонная ночь не прошла даром; Лиз почти решила, что ей не нужны лишние сложности и что самым разумным в ее отношениях с Диком было бы вернуться к обычной дружбе. Она, правда, не знала, было ли ее решение правильным. Но это было лучше, чем никакого решения. Лиз почувствовала себя много спокойнее.

Ее спокойствие, однако, было вдребезги разбито, когда в десять утра ей снова позвонил Дик.

— Я много думал о тебе, — сказал он, — и мне показалось, что я должен тебе позвонить.

— Зачем? — спросила она. — То есть я хотела спросить — почему ты так решил?

— Мне нужно узнать, что ты думаешь о… о том, что между нами было.

— Я жалею об этом, — честно сказала Лиз.

— Жалеешь? — переспросил Дик, но в его голосе почти не было удивления — только какое-то необъяснимое спокойствие и…. счастье. Лиз, во всяком случае, показалось, что так мог говорить только счастливый человек. — Я-то жалею только о том, что не поцеловал тебя в третий раз. Мне было очень приятно это делать..

— Именно этого я и боюсь, Дик, — объяснила она. — Мне тоже было приятно, но я еще не готова.

— Я тебя очень хорошо понимаю, — неожиданно согласился он. — Но ведь мы не станем торопиться. В конце концов, это не скачки. Никто не вынуждает нас как можно скорее прийти к чему-то. Я тоже за то, чтобы все развивалось естественным путем. Только я хотел, чтобы мы были… просто были, понимаешь? Были друг для друга..

— Я понимаю. — Лиз улыбнулась. Она была очень благодарна Дику за то, что он не торопит ее. Ей даже стало немного стыдно, что она так напугалась.

— Слушай, — продолжал тем временем Дик, — у меня появилась неплохая идея. Хочешь, я зайду к вам в субботу вечером и приготовлю роскошный ужин для тебя и детей? У меня как раз будет свободный вечер, а повар я отличный. Обычно хвалить самого себя не принято, но это я утверждаю с полной ответственностью. Да и тебе, наверное, будет спокойнее, если ты будешь знать, что мужчина, которого ты приглашаешь в гости, кое-что может. Ну так как?

Лиз знала, что должна сказать «нет», но ей было ясно, что она не может обидеть его отказом. Ну а если совсем честно, то она очень хотела его видеть.

— Приходи, — просто сказала она, решив, что не будет ничего страшного, если к ней придет друг в субботу вечером и приготовит ужин.

— Я еще хотел привезти с собой кое-какие продукты.

Скажи, что любят твои дети? Может быть, им нужно что-нибудь особенное? Мы могли бы это организовать.

— Ничего особенного им не нужно, они едят все — рыбу, ветчину, цыплят, бифштексы, пиццу, спагетти — что угодно. В отношении еды они достаточно неприхотливы.

— Насколько я помню, они не любят только овсянку, не так ли? — сказал Дик, и Лиз рассмеялась.

— Совершенно верно, — ответила она.

— Ладно, у меня есть одна идея — думаю, им понравится.

— Приходи, — повторила Лиз. — Джеми будет ужасно рад тебя видеть. — «А девочки — нет», — подумала она, но вслух ничего не сказала. Ей казалось, что визит Дика даст всем прекрасную возможность наладить нормальные отношения. Главное, дети увидят, что Дик ничем им не угрожает. Но действительно ли это так?

Не были ли Меган и ее сестры правы, когда разглядели опасность в том, что самой Лиз казалось естественным, не стоящим особого внимания?

От этих мыслей у нее стало муторно на душе. Лиз хотелось быть Дику другом, но вместе с тем она не могла не признать, что целовать его ей было приятно. «Так что же, — спрашивала она себя, — как будут дальше развиваться их отношения в этом направлении? Или, может, дело не пойдет дальше поцелуев на крыльце и без каких-либо усилий с ее стороны?» Главное, чего Лиз никак не могла взять в толк, это отчего она колеблется.

Ведь раз она решила, что все должно оставаться как прежде, значит, надо придерживаться избранной линии поведения если не ради детей, то хотя бы ради себя самой.

В субботу Дик приехал ровно в шесть и привез с собой три огромных пакета с продуктами.

— Будем готовить жареного цыпленка по-алабамски — с кукурузой и сладким картофелем, — объявил он, вываливая содержимое пакетов на стол в кухне. Он купил также несколько пачек самого дорогого шоколадного мороженого. — В качестве взятки твоим детям, — объяснил он, подмигивая.

Лиз быстренько убрала его в холодильник. Она хотела помочь ему готовить, но Дик ей не разрешил.

— Сядь и расслабься, — сказал он, усаживая Лиз в кресло и вручая ей бокал легкого белого вина. Сам он повязал поверх джинсов фартук Кэрол и принялся за работу.

Цыпленок у него получился превосходно. Даже девочки были приятно удивлены тем, как таяло во рту чуть-чуть пряное белое мясо. Только Меган воздержалась от похвалы, хотя Лиз заметила, что ее старшая дочь съела две порции и потянулась за третьей. В целом же непринужденную обстановку за столом обеспечивал Джеми, который весело болтал с Диком на протяжении всего ужина. Питер тоже шутил со своим бывшим доктором, а за мороженым к разговору присоединились и Рэчел с Энни. Речь шла о выборе колледжа для Питера, Дик дал несколько дельных советов. В колледже при университете Беркли учиться довольно интересно, считал он, но Стэнфорд и университет Лос-Анджелеса давали лучшую фундаментальную подготовку.

Они все еще спорили об этом, когда Лиз решила, что пора убирать посуду. Рэчел и Энни вызвались ей помочь, и только Меган ушла к себе, даже не поблагодарив Дика за ужин. Этот демарш серьезно разозлил Лиз, но Дик сделал вид, будто ничего особенного не произошло. Несколько позднее он сказал Лиз, чтобы она не давила на дочь.

— Она еще привыкнет ко мне, Лиз. Дай ей время, и все будет нормально.

Он часто повторял подобные вещи, и они уже начинали слегка нервировать Лиз. Почему это она должна давать Меган время? Уж не хочет ли Дик сказать, что девочке просто необходимо привыкнуть к нему, поскольку в обозримом будущем он не собирается никуда исчезать? Почему он вообще решает за нее и за остальных?

Но Дик не собирался ничего решать за нее. Вечером, когда дети ушли спать, он снова поцеловал ее, и Лиз ответила на поцелуй, хотя делать это в доме ей было еще более неловко. Теперь она чувствовала себя самой настоящей осквернительницей семейного очага.

Кроме того, ее беспокоило и другое обстоятельство.

Поцелуи Дика как-то уж очень быстро стали для нее желанными. Лиз начинало казаться, что их отношения понемногу приобретают черты настоящего романа.

И это пугало ее, поскольку Лиз до сих пор не чувствовала себя абсолютно свободной в том, что она делала или собиралась сделать. Правда, Джек погиб уже много месяцев назад, и Лиз знала, что даже с формальной точки зрения она имеет право снять траур и заняться собой.

Но это была только одна сторона медали. Главная же трудность заключалась в том, что дети — особенно девочки — пока не признавали за ней права на личную жизнь. Меган только и ждала повода, чтобы ринуться в бой; Рэчел и Энни пока колебались, но в целом готовы были поддержать старшую сестру, а сыновья — как и полагалось мужчинам — просто еще не прочувствовали ситуацию до конца. Джеми вообще был слишком мал, но и у него бывали прозрения, от которых Лиз становилось не по себе. Предсказать же, как поведет себя Питер, когда поймет, что его мама собирается предать память отца и выйти замуж за другого человека, Лиз и вовсе не бралась.

«Стоп, — сказала она себе. — Кажется, здесь кто-то собрался за кого-то замуж? Нет уж, голубушка, прежде чем думать о новом замужестве, разберись-ка ты сначала с собой!»

В самом деле, прежде чем решаться на подобный шаг, она должна была раз и навсегда определить для себя, в какой мере чувство к Дику Вебстеру бросает вызов ее верности Джеку. Стоит ли он ее чувств, коль скоро — по его собственному признанию — ее новый знакомый был больше склонен к мимолетным связям, чем к серьезным, длительным отношениям.

Эти мысли не оставляли ее до середины октября.

Лиз даже испытала облегчение, когда в один из уикендов они с Питером все-таки отправились в поездку по колледжам Западного побережья. Все это время Дик звонил ей чуть не каждый день и даже каким-то образом разыскал ее в отеле в Лос-Анджелесе, где они с Питером остановились на одну ночь. Услышав его голос, Лиз ужасно удивилась, однако звонок Дика был ей приятен. Кладя трубку на рычаги, она улыбалась задумчиво и чуть-чуть мечтательно.

Питер видел ее улыбку, но ничего не сказал. В последнее время он вообще старался не делать и не говорить ничего, что могло бы омрачить хрупкие и не до конца определенные отношения его матери и Дика Вебстера. Дик ему искренне нравился. Желая, чтобы их роман продолжался, Питер заботился главным образом о матери, которая, как он понял из того немногого, что она говорила, никак не могла решиться ни на что конкретное.

По возвращении из этой поездки Лиз увиделась с Диком только через несколько дней, да и то ненадолго: он был на дежурстве, и они встретились в кафетерии больницы, чтобы съесть по гамбургеру и выпить по чашечке кофе. Многие сиделки помнили Лиз; некоторые дружески кивали ей и просили передать привет Питеру. Она чувствовала себя неловко оттого, что, кроме встречи с Диком, у нее не было в больнице никаких дел.

— Видишь, как тебя все любят, — посмеивался Дик, торопливо допивая кофе. Он-то знал, какое сильное впечатление произвела на персонал травматологического отделения ее преданность сыну. Далеко не все родители были так внимательны и заботливы, как Лиз, Сама она этого, казалось, не замечала. Для нее это было совершенно естественным. Таким же естественным она считала и свой интерес к работе Дика, к его повседневным делам и трудностям, о которых Лиз расспрашивала совсем не из вежливости. Ее действительно заботило, как ему живется, как работается. У Дика каждый раз теплело на сердце, когда Лиз проявляла свое отношение к нему подобным образом. Он был ей небезразличен — Дик ясно это видел, но Лиз по-прежнему не решалась назвать вещи своими именами. Подобное признание все еще было сопряжено для нее со слишком большими проблемами морального свойства, и каждый раз она малодушно откладывала решение на потом.