Хлоя Бивен

Неожиданное приглашение

Пролог

Эмили, дорогая подруга Эмили выходит замуж! И рада этому до слез. Знает ли, счастливая дурочка, на что идет? Понимает ли, что этот шаг может дорого ей обойтись?

Говорить с ней-бесполезно. Люблю да люблю — вот все, что можно от нее услышать. Ну почему бы тебе, милая Эмили, не вспомнить о том, от чего предостерегает опыт других, таких же, как ты, легковерных дурех?

В своей обыденной жизни какая из замужних женщин не пожаловалась, хотя бы иногда, на утомительное однообразие забот и дел? Какая из них, пусть не вслух, а далеко спрятанной мыслью, не посетовала на то, что самим фактом своей принадлежности к «слабому полу» обречена на некоторую несвободу? Жажда самостоятельности выбора, независимости суждений, неподвластности чьей-то воле-сколь притягательны мечты об этом! Притягательны, но невыполнимы.

Так рассуждала молодая особа, которая, увы, волею судьбы была наделена максимумом свободы. Сирота, она могла рассчитывать только на саму себя. Что, конечно, трудно. Но пока ей кажется, что еще хуже потерять хоть малую толику свободы. И странно ей, откуда это горячее желание каждой мисс стать непременно миссис? Ведь уже давным-давно известно: выйти замуж — значит наполовину уменьшить свои права и вдвое увеличить обязанности.

Неужели и для нее может наступить день, когда она решится на такой шаг? Неведомый ей пока, а к той поре влюбленный в нее по уши мужчина галантно предложит ей руку и сердце. И ему, по сути дела постороннему человеку, она возьмет и скажет свое «да»? Это же будет равносильно тому, чтобы заявить: конечно, дорогой мистер Икс, ради вас я согласна поступиться своими правами, но только с условием, что вы прибавите мне забот и трудностей. Ну нет! Это не для нее. Вот Эмили уж точно взвалит на себя кучу дополнительных обязанностей, лишь бы побыстрей ее дорогой Клайв назначил день свадьбы. Предложение сделано — предложение принято. Уточняется только дата.

— Эмили, зачем тебе все это?

— Я люблю его, -твердит она, заливаясь то счастливым смехом, то краской смущения.

— Ну и люби на здоровье! Но зачем себя навсегда загонять в клетку, где тебе и почирикать вволю не даст твой любезный Клайв?

— Мы хотим быть вместе. Я не представляю, как можно жить без него.

— Правда? Странно… Эмили, а мне казалось, что ты прекрасно обходилась без него.

— Но я встретила Клайва, и мы любим друг друга.

И конечно, она считает это вполне достаточной причиной для того, чтобы сейчас работать на одной работе, подрабатывать на другой, ужиматься в тратах, отказывать себе во всем и ждать прекрасного дня воссоединения двух сердец!

Возможно, Эмили, ты просто пошла на поводу у многовековой традиции? Или тебя толкает на этот шаг вполне оправданное желание почувствовать себя любимой? А может быть, тот душевный подъем, который связан с вашей близостью, ты принимаешь за любовь? Но поздно уже в чем-то переубеждать Эмили.

Один мудрый француз сказал когда-то давно: дружба идет от разума, любовь-от чувства. Оно и видно: как глупеют те, что твердят о своей любви!

Линда Бекли, а это именно она своим страстным мысленным монологом спорила с подругой Эмили, решила для себя окончательно и бесповоротно: никаких посягательств на собственную свободу она не потерпит! За Эмили, если уж быть до конца честной, она даже рада. Вполне вероятно, в образе своего Клайва Динмора девушка нашла свою судьбу, кто знает? Но у самой Линды все будет иначе.

Решительные эти мысли посетили Линду, когда она только узнала новость о предполагаемом замужестве Эмили. А потом решительности поубавилось. Но не потому, что изменилась точка зрения на предмет спора, а потому, что, кроме массы других невзгод, на нее обрушилась еще и тяжелая болезнь. Телесное недомогание ослабило душевную стойкость. Такое бывает…

Но привычная тяга к независимости по-прежнему давала себя знать, даже когда обстоятельства круто изменили ее жизнь, что она, впрочем, не сочла веским поводом для пересмотра устоявшихся жизненных принципов.

Глава первая

— Эмили, дорогая, я понимаю, что ты сделала это из самых лучших побуждений, но почему за моей спиной? Почему только сейчас я узнаю, что ты призываешь мне на помощь человека, к которому, тебе это прекрасно известно, я ни за что бы не обратилась? — Печальный упрек угадывался в глазах Линды Бекли, когда ты взглянула на подругу, отложив в сторону письмо, которое только что прочла.

— Именно поэтому, -спокойно ответила Эмили и, помолчав, добавила: — Именно потому, что ты со своим характером никогда ни к кому не обратишься за помощью, даже если без поддержки уже никак не обойтись. Постарайся меня понять: моя подруга серьезно больна, на нее к тому же обрушивается несчастье за несчастьем, а я ничем не могу ее поддержать и не в состоянии облегчить ее положение… Как бы ты поступила на моем месте? Ну а я взяла на себя смелость сообщить ему о том положении, в которое ты попала.

В голосе Эмили не было извиняющихся нот. Чувствовалось, что она абсолютно уверена в своей правоте и знает, что ею был использован единственно возможный выход из невыносимой ситуации, в которой оказалась подруга Столько бед, больших и малых, свалилось на голову Линды, что на десятерых хватило бы! А сколько бы их ждало впереди, если бы ей, Эмили, не пришло однажды в голову обратиться к родственнику Линды. Вполне обеспеченный и, судя по всему, еще совсем не старый человек, неужели он от кажется хоть что-нибудь сделать для своей племянницы? Не отказался!

Гордости у Линды тоже на десятерых. Но уж если жизнь тебя круто берет в оборот, поступись хоть немного своей гордыней. Так нет же-сама сидит бледная, слабенькая, еще не до конца здоровая, а все равно озабочена одним: только не посягайте на мою самостоятельность.

Линде было нетрудно представить примерный ход мыслей подруги. И, в общем-то, она понимала, что та права. Но тем не менее, внутренне продолжала сопротивляться неизбежному.

— Я все понимаю, Эмили, -тоскливо промолвила Линда, -но если бы ты только знала, как противно чувствовать себя зверушкой, загнанной в угол.

— Послушай-ка, зверушка…-усмехнулась в ответ Эмили, -все обстоит совсем иначе. Я бы сказала-наоборот. У зверушки только сейчас и появилась возможность выбраться из угла. Господи, речь ведь не идет о каком-то постороннем доброхоте. С чего ты взяла, что зазорно принять помощь от родного дяди?

— Эмили, о чем ты? Прекрасно сама знаешь, как обстоит дело, и продолжаешь твердить свое. Он же мне вовсе никакой не дядя! Он мне совершенно не родной! Всего лишь сводный брат папы… Даже дальней родней его не назовешь.

Эмили по-прежнему выражала невозмутимое спокойствие, не сказав при этом ни единого слова. Молчание пришлось нарушить Линде: — Вынуждена признаться, что… Эмили, честно говоря, конечно, я даже рада, что на всем белом свете нашелся хоть один человек, готовый… — Здесь ее голос дрогнул.

Эмили внимательно посмотрела на подругу и потянулась за пальто.

— Мне надо идти. В час начинается дежурство. Разговор не закончен. Впрочем, знай: я считаю его предложение не только своевременным, но и вполне пристойным. Что ты там ни придумывай, но формально он твой дядя. Во всяком случае, не посторонний же…

Линда забеспокоилась.

— Я и видела-то его всего один раз в жизни, когда мне было не больше тринадцати лет. И, честно говоря, ничего хорошего об этом человеке вспомнить не могу. Если судить по детским воспоминаниям, он человек неприятный, необъяснимый и даже, может быть, немного пугающий.

— Надеюсь, с тех пор ты успела поумнеть?

— Мама называла его Флибустьером, думаю, что из-за его иссиня-черных волос. Мне кажется, слово было выбрано правильно.

— Линда, милая, только ли волосы были причиной подобного названия? А как насчет характера? Ну-ка вспомни, разве по силам твоей маме было тонкое искусство разгадывать характеры, определять глубину ума и души?-Эмили явно веселилась, чувствуя уязвимость позиции Линды. Та охотно ответила улыбкой, отчего ее глаза необычного цвета, который принято называть фиалковым, ярко засияли на исхудалом, бледном лице.

— Возможно, мама знала больше моего и оценивала не только внешние данные. Но что точно, то точно: Филипп Уорнер, помнится, не очень нравился маме, а его жена и того меньше.

Эмили ушла, оставив подругу наедине с ее невеселыми мыслями. Ведь это только кажется, что у нее, Линды Бекли, есть выбор — ехать или остаться. Нет никакого выбора! Ей и оставаться — то негде. Не прими она сейчас этого странного приглашения, и сразу же столкнется нос к носу с перспективой стать бездомной бродяжкой.

Может быть, все обстояло бы не столь серьезно, если бы не болезнь-жестокий грипп с осложнением на легкие. До сих пор дает себя знать необоримая слабость. Отвратительно само ощущение своей беспомощности. К тому же, незадолго до болезни фирма, где работала Линда, разорилась, что означало полное безденежье. В довершение всех бед, дом, в котором они с давней школьной подругой Эмили Хартли жили уже почти три года, должны были снести, чтобы на его месте воздвигнуть супермаркет и автостоянку.

Эмили все-таки было легче. Здорова, работает (квалифицированная медсестра!), собирается замуж и к тому же имеет возможность до свадьбы пожить в общежитии. А что делать Линде, не располагающей ни единым пунктом этого перечня?

Четыре года назад пришло известие о гибели ее родителей. Они занимались археологическими раскопками в Южной Америке, и внезапно в горах их настиг обвал. Линда остро переживала их смерть. Но постепенно боль утраты утихала. Здесь, конечно, свою успокаивающую роль сыграли и молодость, и привычка жить вдалеке от родителей, все свое время и свои силы отдающих науке. К тому же особой близости ни с матерью ни с отцом, увы, не было. Скорее было ощущение, что единственная дочь стала для них едва ли не обузой. Детство и юность прошли в закрытой частной школе. Правда, родители, надо отдать им должное, приезжали во время каникул, но больше выполняя долг, нежели по душевному влечению. В Англии у них не было даже своего дома.