Мы танцуем по кругу.

Забавно пытаться дистанцироваться от кого-то, когда находитесь в ограниченном пространстве, чем дальше вы отходите друг от друга, тем ближе становитесь.

Плечом к плечу. Кисть к кисти. Та же стена, тот же уровень, одно и то же место.

Когда последний участок готов, я оценивающе смотрю на крыльцо, и радуюсь прогрессу, которого мы достигли за сегодня. Вскоре Монтгомери смогут переехать. Чертовски приятные ощущения.

Посмотрев наверх, на участок над входной дверью, под карнизом крыши, я замечаю, что там есть необработанный участок. Для меня он был слишком высоко. Его должен был покрасить Адам.

Чем дольше я смотрю на него, тем больше понимаю, что это не грубый участок. Это резное дерево, и на нем надпись.

Я поднимаюсь на цыпочки и прищуриваюсь, чтобы прочитать надпись.

Для сердца, находящего утешение в моментах, взлелеянных прикосновением руки.

Слова звучат знакомо. Стихотворение? Песня? Я отступаю и кусаю губу, пытаясь вспомнить, где раньше слышала эти слова. Нет, не слышала. Я видела эти слова раньше. Давным-давно, написанные в блокноте. Слова, написанные тем, кого я когда-то любила.

Оборачиваюсь и смотрю на Адама.

— Это слова Брэда, — говорю я.

Он посылает мне полуулыбку и смотрит вверх на дерево.

— Не знал, запомнила ли ты.

— Запомнила? Он был прекрасным писателем. Хотя никогда никому не позволял читать свои стихи.

— Кроме тебя, — говорит Адам. — Тебе он позволял читать их.

Мой взгляд слегка затуманивается. Брэд держал блокнот в своей комнате, в котором записывал свои чувства. Он был творческим человеком в то время, тогда как я не могла оценить, насколько особенным был его талант.

— Почему эта цитата здесь? — спрашиваю я, указывая на дерево.

— На каждом доме есть строчки его стихов. Завтра, когда краска подсохнет, я пройдусь по буквам более темной краской.

— На этих трёх домах написаны слова Брэда?

— Да, — говорит Адам, — и на каждом доме, когда-либо построенном «Домами для всех душ».

Наклоняю голову в сторону.

— Сколько их?

— Двадцать восемь.

Я шокировано открываю рот.

— Хочешь сказать, что есть двадцать восемь домов с его цитатами? Одна и та же цитата или разные?

— Все разные, — Адам засовывает руки в карманы и кивает головой. — Пойдем, я покажу тебе две других, которые здесь.

Он спускается вниз по лестнице, пока я все ещё изумленно моргаю. Добравшись до нижней части лестницы, Адам оглядывается на меня, спрашивая глазами, иду ли я.

Я спускаюсь по ступенькам, и, когда добираюсь до него, мы идём бок о бок ко второму дому.

Не бойтесь неизвестности завтрашнего дня, когда радостно можете прожить сегодняшний день.

Громко выдыхаю. Я помню, когда он написал это.

— У твоего отца был рак. Все были опустошены. Кроме твоего отца, — я рассмеялась от странного воспоминания.

— У него был этот баннер, который гласил: «Я говорю раку отвалить. Посигналь, если любишь холодное пиво».

Это была самая странная вещь, но она сработала. Каждый день можно было услышать машины, проезжающие перед их домом. И каждый гудок заставлял мистера Рейнгольда улыбнуться.

— Брэд сказал, что твой отец был самым храбрым человеком, которого он когда-либо знал. Он написал эту цитату в эссе для школы. Получил A-плюс, — широко улыбаюсь, и когда смотрю на Адама, вижу, что он не разделяет мою радость.

Я продолжаю:

— У Мэтью Макконахи есть одно высказывание: «Я буду продолжать двигаться дальше и позволю моей душе летать. Даже если это лишь на один день». Оно напоминает мне о твоём папе. Напоминает мне о Брэде. И о тебе, — взволнованно взмахиваю руками, — Почему ты так на меня смотришь?

— Как?

— Словно я говорю что-то не так, — скрещиваю руки перед собой. — Ты смотришь на меня так, словно каждое слово из моих уст - самая глупая вещь, которую ты вообще слышал.

Его брови поднимаются.

— Я так смотрю?

— Да.

— Но я так не думаю, — просто говорит он.

— В самом деле? Потому что твои действия говорят об обратном, — повышаю голос в конце.

— Это совершенно не то, что я думаю.

Смотрю в сторону и вожу туда-сюда ногой.

— Ладно, ну а что ты думаешь?

— Думаю, что эти вечера на моей подъездной дорожке, одни из лучших воспоминаний за всю мою жизнь.

Моя рука пробегает по ключице, когда я слышу его признание. Я кусаю губу, удивляясь, как два человека, которые были настолько близки, превратились в эмоциональных незнакомцев, которыми мы являемся сегодня.

— В течение многих лет я наблюдала, как ты входил в бар и неодобрительно качал головой, — говорю я, глядя на деревянные доски пола. — Я знаю, когда ты выгибаешь брови, это означает, что ты думаешь самое худшее о человеке, на которого смотришь. Знаю, что когда ты раздражен, ты сжимаешь кулаки и крепко держишь их по бокам. Знаю, что когда злишься, то тянешь за концы своих волос. Я знаю это, потому что именно так ты ведешь себя рядом со мной.

Делаю вдох. Эти слова вылетели из ниоткуда. Я не была готова к тому, что произнесу их.

Адам проводит рукой по волосам и смотрит на поле. Теперь он стоит спиной ко мне, кладет обе руки на перила, склоняя голову.

— Я был более озабочен помощью тебе, и не увидел очевидные признаки того, что у Брэда были проблемы. Я знал, что он связался с неправильными людьми, но... — он делает паузу, звуча почти испуганно. — Я был его лучшим другом. Я знал, что он проводит слишком много времени в одиночестве. Он прекратил писать, перестал зависать со своими друзьями и игнорировал свою девушку. Он перестал жить.

— Все случилось так быстро...

— Я проигнорировал знаки, потому что меня больше беспокоили... — его грудь поднимается вверх и вниз, глаза смотрят на меня с мольбой, — другие вещи. — Слова вылетают так быстро, что я почти не замечаю их.

Кладу руку поверх его. Знаю, я не должна этого делать, но мне это необходимо. И я думаю, ему тоже необходимо это прикосновение.

Медленно, его глаза путешествуют от земли, на которую он смотрит, вверх, пока не встречаются с моими. Его взгляд затуманиваемся. Глаза словно стекло, и все, что я вижу в них, это мое отражение.

— Ты ничего не мог сделать. Никто из нас ничего не смог бы сделать. Мы были молоды. Мы не так уж много знали о наркотиках. Не знали о признаках. Никто не знал. Особенно не ты, — я крепче сжимаю его руку, давая понять, что я здесь для него. С этого момента я так хочу.

На самом деле. По-настоящему. Такими, какими мы были.

— Почему ты не уехал в колледж, как планировал? Что изменилось? — спрашиваю я.

Адам смотрит на наши руки. Я держу его руку, но он не держит мою. Он отодвигает ее, а затем делает глубокий вдох. Отступив назад, оглядывается на дом, потом на поле, а затем смотрит снова на меня.

— Когда тело Брэда опустили в землю, я не мог перестать смотреть на его маму. Не мог перестать задаваться вопросом, сколько еще матерей хоронили своих детей. Я хотел изменить ситуацию. Быть архитектором? Проектировать здания? Это не смогло бы удержать детей от гибели. А вот преследование такого куска дерьма, как Нико Мартинес, это важно.

Обвожу взглядом землю, на которой строятся дома.

— А это? Эти дома? Это зачем?

— Это способ сохранить его память.

Волна ностальгии проникает в мое сердце. Воспоминание о Брэде со мной на крыльце, качающемся с блокнотом в руке, его нежный голос читает строки, которые он написал.

Ибо, когда заканчивается день, и вечер становится неприветливым, может быть там, в глубокой темноте ночи, найдётся дом для всех душ, где можно обрести покой.

Все, что сделал Адам с момента смерти Брэда, было в память о нем. Его карьера, образ жизни, время, которое он тратит на строительство домов. Он не монстр, каким я думала, что он стал. Он святой.

Он ангел, а я – нет.

Семь лет игнорирования друг друга. Семь лет его бессердечного отношения ко мне, моих выходок, которые, как я знала, сводили его с ума. Семь лет потрачены впустую, и все лишь потому что я просто не понимала его.

Я делаю несколько шагов к нему, но останавливаюсь, чтобы не подойти слишком близко. Быть рядом с ним не то, что мне нужно.

— Адам, — его имя звучит как шепот. Мои слова застревают в горле. — Я больше не хочу ненавидеть друг друга.

Когда я смотрю на него, эти стеклянные глаза сияют надеждой и тоской, потребностью и отрицанием, все вместе. Я была потеряна в мальчике, которым он когда-то был, а теперь передо мной поразительный мужчина, который очень зол на мир по правильным причинам.

— Так давай и не будем, — говорит он таким низким голосом, что я рада, что стою достаточно близко, чтобы слышать. — И для справки. Я никогда не злился на тебя.

Несогласно качаю головой.

Адам кусает нижнюю губу, глаза блуждают по моему лицу.

— Ты лучше, чем этот город. Ты должна была уехать и сделать что-то сама.

Я отступаю, в желудке появляется болезненно ощущение. Он озвучил то, что думают все остальные. Я никто, никчемная вечная тусовщица из бара, которая не знает ничего другого. Вот почему я храню свои секреты и мечты при себе.

Он тянется и хватает меня за руки, потянув назад к себе. Его подбородок опускается вниз, пронзительный взгляд проникает прямо в душу.

— Теперь я знаю, что ошибаюсь. В ту ночь в участке ты доказала, что я неправ. На прошлой неделе доказала, что я ошибаюсь. Сегодня ты разрушила мои заблуждения. Ты все та же умная, здравомыслящий, сумасшедшая девушка, которую я так сильно хотел видеть, что делал все что угодно для этого.