— Как же так? Вы же не солдат, как я. — В его вопрос закралось подозрение.

Пейшенс старалась не улыбнуться его расспросам и попыталась отвлечь его внимание.

— Лем, ты мне нужен для особого задания. Я весь день ничего не ела. Не мог бы ты посмотреть, не осталось ли в кладовой чего-нибудь из еды? Только постарайся, чтобы тебя никто не видел.

Лем расплылся в улыбке. Он залихватски козырнул Пейшенс и поспешил прочь из комнаты.

Чуть позже они оба уже наслаждались хлебом и сыром и даже капелькой виски. Лем нашел его в буфете в столовой и решил, что всем раненым солдатам нужно виски, чтобы «укрепить дух».

После пары глотков Пейшенс закашлялась, к неописуемой радости маленького лакея. Он потчевал ее рассказами о Гулливере, который быстро поправлялся благодаря заботам ее и Лаки, так сказал его светлость. Меленрой по рассеянности испекла хлеб с сахаром вместо дрожжей. Лем сказал Пейшенс, что слуги болтают, будто кухарка сошла с ума.

— А мистер Гиббс? Меня беспокоит, что он дал тебе слишком много работы. — Когда она увидела боль в его глазах, ей захотелось прикусить губу. Что-то явно не так между мистером Гиббсом и Лемом. Дворецкий обходился с ним жестоко, и Пейшенс должна узнать почему.

— Извини, я не думала…

Резкий стук в дверь заставил друзей окаменеть. Пейшенс не знала, кого ожидать. Ее спальня в последнее время оказалась весьма популярным местом. Лем швырнул ей чепец и очки, которые Пейшенс напялила на нос. Мальчишка схватил поднос и засунул его под кровать. Наконец он с серьезным видом натянул одеяло ей на плечи и, кивнув на дерево, исчез за окном.

Жара в комнате казалась нестерпимой. Пейшенс едва слышно произнесла «войдите» и ждала, вцепившись руками в одеяло.

Брайс вошел, поставил поднос на кровать, пинком закрыл дверь и повернулся, чтобы осмотреть свою пациентку. Он помолчал, потом запрокинул голову и расхохотался. Она явно не ждала его в чепце, скрывающем почти все ее лицо, и нацепив на нос очки. Пейшенс выглядела очаровательно.

— Что вы находите таким забавным, милорд? — холодно спросила она.

— Вы явно не ждали гостей, должен сказать, что в будущем вам понадобится чепец поменьше. — С этими словами он сорвал чепец с ее головы и швырнул на стул.

Она поджала губы, от гнева или от страха, Брайс не мог решить. Подбоченившись, он осмотрел маленькую комнатку. Открытое окно, грязь на деревянном полу и полускрытая бутылка виски в складках ее одеяла. У нее недавно был гость, но кто? Его осмотр занял всего несколько секунд, прежде чем он придвинул стул к ее кровати и сел, ее узкая койка была слишком мала и тесна для них обоих.

Брайс откинулся на стуле, закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди. У него было довольно много вопросов к этой молодой особе, но что-то останавливало его. Он узнает о ней правду, всю правду. Но не сегодня.

От тепла в комнате ее щеки очаровательно порозовели, а ее губы были красными, когда она кусала их, вот как сейчас. Он заметил ее мелкие, ровные белые зубы, когда она кусала нижнюю губу. А когда ее язык выскочил, чтобы облизнуть губы, он поставил обе ноги на пол и приказал себе не замечать ее очарования.

Она — женщина. Следовательно, ненадежна, неверна и в высшей степени опасна для его благополучия.

Ее робость, невинность и естественная красота — часть расчетливой игры, которую она использует, чтобы манипулировать им. Возможно, ему удастся соблазнить ее, чтобы узнать правду? Удовольствие, которое он собирался доставить им обоим.

— Вы планируете охранять меня всю ночь? Убедиться, что я не убегу под покровом ночи со столовым серебром?

Ее сарказм заставил его улыбнуться. Отважная малышка, учитывая, что у него на руках все карты.

— Вообще-то я здесь с благородной миссией. Хотел перебинтовать вашу рану, чтобы предотвратить инфекцию. Все еще болит? — Он старался говорить легко и дружелюбно.

— Что? А, моя рука. Ну, я хорошо спала часть дня, но теперь рука снова разболелась.

— Виски не облегчило боль? — Он указал на бутылку, выглядывающую из складок одеяла возле ее ноги.

— А, я… я сделала всего несколько глотков, возможно, недостаточно для медицинских целей или чтобы вызвать пьяный ступор, — оправдываясь, ответила Пейшенс.

Прохладный апрельский ветерок наполнил воздух запахом жимолости и сирени. Время работать. Он внимательно посмотрел на ее строгую муслиновую ночную сорочку, прежде чем знаком приказать Пейшенс расстегнуть ее, чтобы он мог добраться до ее забинтованной руки.

С тяжелым вздохом она повернулась к нему спиной, пока расстегивала пуговицы, и осторожно вытащила поврежденную руку из рукава. Забавляясь, он наблюдал, как она прижимает к себе рубашку, явно не желая показывать больше, чем необходимо.

Брайс поставил поднос себе на колени и наклонился к Пейшенс. Пока он разматывал старый бинт, обрабатывал рану и делал новую повязку, каждый раз касаясь переда ее сорочки, он чувствовал ее затвердевший сосок.

— Ну, вот и все, — сказал он, перевязав рану. — Еще один день в постели, и боль пройдет. А если усилится, я пришлю лауданум.

— Уверена, что завтра я буду чувствовать себя гораздо лучше, и очень хотела бы приступить к своим новым обязанностям.

— Посмотрим, — уклончиво ответил Брайс, вспоминая о поцелуе на полу позапрошлой ночью. Интересно, помнит ли она. У него не было причин оставаться, но ему не хотелось уходить, не ощутив снова вкуса ее губ.

Она с готовностью приняла его поцелуй, но ему пришлось остановиться прежде, чем присоединиться к ней в постели, хотя Брайс знал, что они оба этого хотят.

Так и не придумав подходящего объяснений своему поведению, он судорожно сглотнул и выпалил:

— Я хотел посмотреть, так же ли сладок ваш поцелуй, каким он запомнился мне с позапрошлой ночи.

Потрясенная Пейшенс распахнула глаза. Он кивнул:

— Чем больше я практикуюсь, тем лучше целуюсь. Не так ли?

— Я попросила бы вас, милорд, найти себе другую партнершу для практики. Мне не нужен дальнейший инструктаж, и я не хочу его, — заявила Пейшенс, вскинув подбородок.

— А я уверен, что вам нужен… — он помолчал, — дальнейший инструктаж.

С этими словами он вышел из комнаты.

Глава 8

Глядя вслед графу, Пейшенс положила руку на свои дрожащие распухшие губы. «Что я наговорила? Руперт был прав, этот человек опасен, но не в том смысле, в каком нам обоим казалось».

Она все еще ощущала его губы на своих. Тут что-то не то. Никакой мужчина не целуется так, как он, если только женщина не его жена или любовница. А она не была ни той, ни другой. Неужели она на пути к проклятию? Джеймс осудит ее за то, что она ответила на поцелуй графа, за то, что позволила порочной страсти овладеть ею.

Она не поощряла его светлости, но не противилась его поцелуям и ласкам. Совсем наоборот. Стоило ей вспомнить о них, как сердце ее начинало учащенно биться.

Пейшенс сделала несколько глубоких вздохов, чтобы привести свои мысли в порядок. Казалось, невозможно сожалеть о том, что произошло между ними, время не повернешь вспять, главное — как прошлое отразится на будущем.

Ее будущее. Что оно готовит? До настоящего момента история ее жизни была историей постоянной любви и поддержки четырех ее братьев и ее жениха, Ричарда. Когда Ричард умер, она перестала мечтать о семье. Мечты — это для юных девушек.

Страсть никогда не была частью их отношений с Ричардом, но ведь она тогда не знала, что из простого прикосновения или обжигающего взгляда могут родиться гораздо большие эмоции и чувства. Что в жизни есть что-то слаще, чем шоколад, более яркое, чем цвета радуги, более благоухающее, чем многообещающий нектар цветущей жимолости. И все — вот оно, бери, если знаешь, где это найти.

А ее учитель был щедрым и умелым. Было что-то большее, и было правильно хотеть этого. Сочтет ли Бог ее порочной за желание испытать то, о чем она понятия не имела? И хотя ей претила надменность его светлости, когда он заявил, что ей нужно больше практики, его поцелуи зажгли давно дремавшие искры огня в ее душе.

Устроившись удобнее в постели, Пейшенс решила продолжить поиски способа освободить Руперту и бороться за что-то большее, что, возможно, принесет ей настоящее счастье.

На следующее утро Пейшенс спустилась по сверкающей темно-вишневой лестнице, стараясь не делать резких движений рукой. Проснулась она рано, ощутив боль в руке и чувство голода. На умывание и одевание ушло больше часа. Надев чепец и нацепив на нос очки, Пейшенс, наконец, вышла из своей комнаты.

Мистер Гиббс, когда Пейшенс пришла на кухню, сказал ей:

— Его светлость велел мне показать вам бухгалтерские книги в его кабинете. Видимо, считает, что вы кое-что мыслите в арифметике.

Чуть позже она села в кресло графа, подальше от любопытных глаз. Чай и недоеденный бисквит стояли рядом.

Хватило нескольких минут, чтобы понять, что она не сможет работать в этой мрачной атмосфере. Пейшенс поднялась с кресла и пошла к окнам, чтобы раздвинуть парчовые занавеси.

Золотистые пылинки плясали в широких потоках солнечного света. Внимательно осмотрев кабинет, Пейшенс, к своему ужасу, обнаружила в углу коробки с книгами и пустые книжные полки на стенах.

Дом больше напоминал гостиницу. Пейшенс занялась книгами.

Утро плавно перетекло в день и прервалось, лишь, когда Лем принес ей поесть. Пейшенс решила отнести пустой поднос в кухню.

Ну что за тупица! Почему не поискать в его письменном столе возможные доказательства его плана? Ее руки дрожали от страха, когда она потянулась к первой ручке. Тут Пейшенс вспомнила, что она на стороне закона, и надеялась, что констебль ее поддержит. Возможно, здесь вообще нечего искать, граф слишком умен, чтобы допустить промах.