— В вашем случае речь идет не о сходстве — скорее о повторении. У вас тот же рост, те же волосы, глаза — у вас его лицо. Но если вам нужны еще доказательства, я попросил бы вас показать левую стопу.

Не отводя взгляда, она медленно высунула левую ногу из-под своего кафтана. Нога была босая, с высоким подъемом и узкой стопой. И сращенными пальцами.

— Стопа Темпестов, — подтвердил Харви. — У вашего отца была такая же, точно такая же и у его сестры, они унаследовали ее от своей матери, а та — от своего отца и так далее в глубь поколений. Это безошибочное свидетельство принадлежности к роду Темпестов… — Он позволил себе чуть улыбнуться. — Теперь вы верите мне?

Но нет, она еще не верила.

— Вы сказали, что мой отец унаследовал такие пальцы от своей матери… как же тогда они могут быть признаком истинного Темпеста?

Улыбка Харви стала шире.

— Поскольку она тоже была из рода Темпестов. Из английской, старшей ветви… Леди Элинор Темпест, единственная дочь двенадцатого графа Темпеста. Поэтому вы Темпест в квадрате, если можно так выразиться…

Она снова подобрала под себя ногу, что он наблюдал с сожалением. Высокий ворот кафтана закрывал ее по шею, но Харви с самого начала был уверен, что под кафтаном у нее ничего нет. Он отвел глаза от ее сосков, обозначившихся под натянувшимся, когда она усаживалась, зеленым шелком. Она выглядела совершенно невозмутимой. Но на губах ее появилась таинственная улыбка.

— Все это очень странно, — заметила она. Затем поднялась так стремительно, что Харви моргнул. — Я думаю, надо выпить. — Она не спрашивала, а сообщала. — Вам виски?

— Да, пожалуйста… но без льда. Сказывается шотландское происхождение, — объяснил он.

— Вы ведь не американец, правда? В вашей речи слышится призвук акцента.

— Я учился там в университете, но родился я на острове.

Она принесла ему щедрую порцию напитка, и он с удовольствием сделал большой глоток и почувствовал, что согрелся и приободрился. У нее было налито то же самое.

— Итак… — Она вернулась на свою кушетку. — Познакомившись с вашими истинными фактами, я полагаю, что все, что вы дали мне прочесть, — вымыслы.

— Простите…

— Причины, мистер Грэм. На все есть свои причины. Или Ричард Темпест мог совершать что-то без причины?

— Ни в коем случае! У него, как всегда, должны были быть причины.

— Каковы же они? Почему мне? Почему теперь?

Почему все?

— Не представляю себе. Он не был со мною настолько откровенен.

— Но вы были его юристом?

— Был. Целых тридцать лет. И он не хранил от меня тайн.

Она нагнулась взять завещание со стеклянной поверхности чайного столика, стоявшего между ними.

— Здесь написано, — и она быстро нашла глазами место, — «дочери Элизабет Шеридан, история которой, подробно изложенная, содержится в Приложении…».

Где оно?

Приложение было у Харви наготове. Она внимательно прочла, но заметила только «очень обстоятельно» самым ровным голосом. Она задумчиво приглядывалась к Харви.

— Ему пришлось потрудиться.

— Это правда.

— Но я все еще не понимаю, почему.

— И мне нечего сказать вам. Я не располагаю никакой информацией об этом. Вся она находилась в руках вашего отца. Он тоже был юристом, хотя не занимался этим профессионально. Он состоял членом Общества юристов и обладал достаточными знаниями, чтобы составить собственное завещание. Так поступают многие юристы. А это завещание может считаться образцовым.

Очень ясные, точные формулировки. Я без колебаний представлю его в суд, утверждающий завещания.

— Когда?

— Трудно сказать. Владение очень велико и разнообразно., оценка его займет не недели, а месяцы.

— Насколько он был богат?

На этот раз Харви просиял в улыбке.

— Вы можете поверить в Креза?

— Если вы так говорите…

Никакого впечатления. Харви чувствовал, что начинает злиться. Все это напоминало попытки проткнуть иголкой стеклянную стену.

— Похоже, он не раскрывал своих карт, — заметила она.

— Да, вы были его козырем, оставленным про запас.

Она впервые рассмеялась. Смех преобразил ее лицо.

— И я выиграла кучу денег!

Неудивительно, подумал Харви, глядя на нее. Но сказал бесстрастно:

— Иногда жизнь — игра…

— И что он разыгрывал?

— Не имею представления.

Она еще раз задумалась. Затем неожиданно спросила:

— Я полагаю, он был вполне здоров?

Харви произнес неодобрительно:

— Мисс Шеридан, если гениальность, как принято считать, состоит в бесконечной работоспособности, то ваш отец был истинный гений. В то время, когда он составлял завещание, он был занят приобретением нескольких весьма спорных торговых концессий. Борьба за них была жестокой, а прибыль обещала быть огромной. Он выиграл, не потеряв ни цента. Относительно человека, способного к таким действиям, можно сказать только, что он в полном — и необыкновенно ясном уме!

— Понятно, — сказала она спокойно.

— Почему вы противитесь? — спросил он прямо. — Почему вас так трудно убедить? Вы не хотите признать Ричарда Темпеста своим отцом? Вы не хотите принять правду, которую я рассказываю вам?

— А вы бы хотели?

— Он перешел в наступление:

— Возможно, потому, что он оставил вас, когда вы были ребенком? Безусловно, он более чем искупил это своим поступком. Он признал вас публично, причем самым великодушным образом. Возможно, он не знал о вашем существовании долгое время, а обнаружив вас, предпринял шаги, чтобы возместить вам то, что было вами утеряно… — Слышал бы ты меня сейчас, Ричард, подумал он. — Вы хотите быть богатой? — продолжал он спрашивать. — Вы хотите быть признанной миром как единственная дочь «короля» Темпеста?

— Я знаю, кто я, — ответила она. Это подразумевало: и не хотела бы быть кем-либо другим. — Но мне хотелось бы узнать, кто был он…

— В высшей степени замечательный человек. Но прежде чем я начну рассказывать, скажите, что вам о нем известно?

Она снова поднялась и протянула руку за его стаканом, который он осушил, прежде чем отдать ей.

— Только что он был очень богат, очень могуществен, был легендой своего времени. Что он владел половиной мира, а жил на островке на Багамах. Что он жил весьма светской жизнью, в то время как остров оставался совершенно закрытым частным владением. Что там у него был сказочный дом; что он был единственным владельцем самой большой в мире многонациональной организации. Что он был женат дважды, оба раза на вдовах, что у него есть пасынки, а собственных детей нет… обрывки светской хроники, не больше…

Не так мало, подумал Харви. А вслух сказал:

— Все верно. Но, как вы справедливо заметили, только обрывки. Чтобы понять вашего отца, нужно сначала понять его семью. — Он сделал глоток из заново налитого стакана. — Они англичане по происхождению. Мать вашего отца была отдаленной родственницей своего мужа, единственной дочерью двенадцатого графа, который наследовал — ваш прадед с отцовской стороны — десятому графу, личному другу короля Якова I, и получил от него в дар обширный участок земли, который относится в настоящее время к штату Вирджиния. Его тоже звали Ричард Темпест, и у него было два сына. Младший сын, Ричард, обосновался в Вирджинии и основал династию. Он известен в семье под именем Основателя. Он стал большим колониальным владельцем, построил себе прекрасный дом (по преданию, его архитектором был сэр Кристофер Рен).

Темпесты сделались одной из значительнейших колониальных фамилий; они были аристократами, которых повергла в ужас американская революция. Они были тори, приверженцами существующего режима. Темпесты не испытывали ни малейшей симпатии к тому, что казалось им разношерстной толпой недовольных ремесленников и горячих голов — юристов. Для них Джордж Вашингтон был просто землемером, которого им как-то приходилось нанимать. Они сохраняли верность Англии. Томас Джефферсон был их первейшим врагом. Он ненавидел — и уничтожил — то, что отстаивали они.

И когда Джонатан Темпест, тогдашний глава семьи, поднял полк легкой кавалерии, чтобы сражаться бок о бок с лордом Корнуоллисом, он тем самым отказался от жизни в Америке. Когда Британия проиграла, Темпесты наряду с другими лоялистами собрались и двинулись на Багамы, где благодарная монаршья власть предоставила им другие наделы. На одном из них, где прежде селились испанцы, называвшие его островом Фламинго, Темпесты поселились, переименовав его в Темпест-Кей, и восстановили свой род. И построили новый прекрасный дом. Джонатан Темпест передал эстафету другим.

Легенда приписывает ему фразу: «Я выживу!» — ставшую впоследствии девизом рода.

Харви глотнул из стакана, чтобы промочить пересохшее горло.

— Они преуспели на Багамах, восстановили обычаи плантаторской жизни, привезя с собою рабов, домашний скот, семена и растения. И по некой иронии судьбы именно Америка способствовала тому, что они стали еще богаче и могущественнее, чем прежде. Во время гражданской войны южанам было необходимо торговать хлопком с Англией. Этим и занимались Темпесты, в то же время предупреждая северян о других нарушителях блокады. Их деятельность, была настолько успешной, что по окончании войны президент Грант в знак благодарности восстановил американское гражданство Темпестов. — Харви сухо улыбнулся. — Неплохой поворот… А поскольку Багамы в 1875 году находились во владении Британии, это означало двойное гражданство, которое они и сохраняют по сей день.

Он сделал еще глоток.

— Гражданская война обогатила Темпестов, и они распорядились своим богатством так, что сумели приумножить его. На острове было много лесов, там росли красное дерево, бакаут, поэтому они принялись строить корабли и использовать их для торговли. Они ввозили и разводили породистый скот, они возделывали каждый дюйм земли, способный приносить урожай, они продуманно вкладывали деньги, пока у них не образовались интересы — а иногда и контрольные пакеты — в компаниях, разбросанных по всему миру.