Там, разумеется, был его милость Сейнт-Ормонд, но Тильда не видела его до самого ужина. Она удалилась в туалетную комнату, чтобы прийти в себя после мучительного танца с лордом Уинтером, который был намного ниже ее ростом. Он любезно не замечал, когда она наступала ему на ноги, и от этого она совсем оробела.

Когда туалетную комнату заполонили визжащие юные леди, она вернулась в бальную залу и спряталась за пальмой, растущей в кадке. Мимо проходил Сейнт-Ормонд со своим зятем лордом Хастингсом. Их веселый разговор до сих пор жгучей болью отдается у нее в мозгу.

– Послушай, Крис, да любая очаровательная дебютантка просто жаждет подобрать с пола твой платок, а ты говоришь мне, что ни одна тебе не нравится! Мой мальчик, ты слишком разборчив! – с легким сарказмом журил своего друга лорд Хастингс.

Сейнт-Ормонд пожал плечами.

– Посмотри получше, Джеймс. Да здесь взгляд не на ком остановить. Даже потанцевать не с кем. И все чересчур юны. Возьми, к примеру, мисс Арнольд! Эту девушку вообще не следовало пускать в Лондон…

Они ушли, и конец фразы она не услышала. К счастью не услышала, так как спустя семь лет ее все еще бросало в жар от унижения и обиды. Она вышла из-за пальмы, дрожа всем телом и с таким побелевшим лицом, что даже леди Джерси, увлеченная болтовней, заметила это и немедленно отвела ее к леди Пембертон. Тильде все-таки удалось дотянуть до конца вечера. Она из последних сил танцевала с немногочисленными кавалерами, записанными в ее танцевальной карточке, и отвечала на галантное ухаживание лорда Уинтера. Она мысленно повторяла, что жестокие слова Сейнт-Ормонда не имеют никакого значения, что ее мечты – сплошная иллюзия и что она всегда это знала.

Но когда ночью она наконец уткнулась мокрым лицом в подушку, то поняла: грубые слова Сейнт-Ормонда ей небезразличны и она больше не сможет предаваться идиллическим мечтам и фантазировать о том, как они вместе гуляют, взявшись за руки.

На следующий день дядя уведомил Тильду, что лорд Уинтер, который был старше ее на тридцать пять лет, просит ее руки и что она выйдет за него замуж через три недели после оглашения в церкви. Она пыталась сопротивляться, так как была в ужасе от брака с едва знакомым человеком, который к тому же был старше дяди.

Но строптивость Тильды была сразу же сломлена. Ей не к кому было обратиться за поддержкой и оставалось только одно – отказаться дать обет перед алтарем. Не обошлось без побоев, и тогда она решила, что, несмотря на боязнь брачных обязанностей, лорд Уинтер не будет страшнее лорда и леди Пембертон.

Итак, она вышла замуж и обнаружила, что добрее человека, чем Джонатан Кавендиш лорд Уинтер, трудно себе представить. Он был предупредителен со своей испуганной новобрачной, и если ее супружеские обязанности поначалу были очень тягостными, то со временем стали просто скучными.

Лорд Уинтер отличался снисходительностью и относился к ней с нежностью и уважением, а она в ответ по-настоящему к нему привязалась.

Он умер почти полтора года назад, оставив ее богатой вдовой и надежно обеспечив четырехлетнюю дочь. Поместье и титул перешли к его кузену, который заявил, что будет очень рад, если вдовствующая леди Уинтер останется жить в родовом особняке.

– Послушайте, Тильда! Само собой разумеется, что вы должны остаться! – заявил Макс, когда она захотела уехать после окончания траура. – Джон приказал мне позаботиться о вас, и к тому же мы с Кэсси будем ужасно по вас скучать!

Она не сомневалась в их искреннем расположении и поэтому решила остаться. В Уинтер-Чейз ей было уютно и покойно, окружающие ее уважали, а денег, чтобы жить в достатке и даже в роскоши, у нее хватало. Светское общество ее не интересовало, и семья Пембертонов – тоже. За исключением Тома, единственного из кузенов, с которым она была дружна. Но он учился в Оксфорде и проводил каникулы с приятелями. Поэтому весьма вялое приглашение Пембертонов вернуться в лоно семьи было встречено ею с презрением, вполне ими заслуженным.

Не их заслуга, что брак обернулся для нее благом. Вдовствующая леди Уинтер иногда цинично размышляла о том, что если бы они знали всю правду о богатстве лорда Уинтера, то не выдали бы ее за него.

Когда пришло письмо с просьбой помочь вести дом, пока тетя ожидает рождения десятого ребенка, она сочла своим долгом согласиться, так как сама пережила роды и не могла не сочувствовать любой женщине, а тем более той, которой предстояло это испытание в десятый раз. Поэтому она превозмогла неприязнь к тетке и согласилась.

К тому же строгий траур подошел к концу и ее начали донимать мужчины, которые явно считали, что богатая вдова поправит их пошатнувшееся благосостояние. А у Тильды не было ни малейшего желания снова выходить замуж.

Но порой ее посещало беспокойство – ей казалось, что обеспеченная, размеренная жизнь медленно, но верно душит ее. Конечно, они с Анти ни от кого не зависят, а это много значит для любой женщины. Но что ей делать со своей независимостью? Какой ей от этого прок?

И она поехала к Пембертонам, дав слово не терять приобретенной за годы замужества уверенности в себе и никогда больше не становиться трусливым и несчастным существом, которым когда-то была.

Она почти убедила себя в том, что этот визит предоставит ей возможность уладить семейную размолвку, смягчить ненависть, которую вызвало тайное бегство ее мамы с человеком, обладающим огромным обаянием, но не имеющим никакого состояния. Мама тогда была еще несовершеннолетней, а через два месяца родился ребенок. Семья с отвращением отвернулась от нее, и лорд Пембертон с большой неохотой приютил у себя в доме пятилетнюю сироту Матильду. Он сделал это исключительно оттого, что влиятельные приятельницы сестры проявляли к ребенку интерес.

Теперь, придя к выводу, что ее хотят запугать и использовать в своих интересах, Тильда решила бросить вызов. Ее положение как леди Уинтер надежно, она независима и не нуждается в семействе Пембертонов. Тогда с какой стати она так обескуражена от одной лишь мысли, что ее пригласили в дом его милости герцога Сейнт-Ормонда?

Легкий стук в дверь прервал ее тщетную попытку найти ответ на этот затруднительный вопрос.

Глава вторая

– Войдите! – Тильда бросила удивленный взгляд на часы, стоящие на каминной полке, и увидела, что уже далеко за полночь. Кому она понадобилась в такое время? Если только это не дядя с новыми угрозами…

В щелку двери просунулась голова Амелии.

– Милли… то есть Амелия! В чем дело?

– Ой, не называй меня так! – Кузина вошла в комнату. – Мне это не нравится, но мама настаивает, чтобы теперь меня называли Амелией. Тильда, ты правду говорила? Ну… что тебе пришлось принять первое же предложение, чтобы в семье остались деньги для следующей дебютантки.

Тильда покраснела – не стоило говорить этого в присутствии Милли. Девочка не злая, а просто избалованная.

– Нет, Милли, – тихо сказала она. – Они так поступили не поэтому.

– Но они ведь сократили твой сезон дебютантки, как только лорд Уинтер сделал тебе предложение! – Милли была очень расстроена.

– Да.

– Почему?

Тильда хорошо помнила, почему ее светский сезон закончился, едва успев начаться. Лорд и леди Пембертон без обиняков заявили ей, что не желают попусту тратить деньги на неуклюжую девчонку, которой чудом повезло, так как она получила предложение от респектабельного человека. А деньги лучше отложить для маленькой Амелии и других девочек. Она плакала от обиды, но настоящая правда была еще хуже и начала терзать ее задолго до светского сезона. Она смутно сознавала это, но не могла выразить словами, и все поняла в тот день, когда дядя сказал ей, что независимо от того, согласится она на предложение лорда Уинтера или нет, больше сезона дебютантки у нее не будет.

Не веря своим ушам, она уставилась на тетку с дядей.

– Вы ненавидите меня, да? Это так? – Злость от несправедливости душила ее.

– Послушай, Матильда! Такая несдержанность не приличествует леди! – сделала ей выговор тетка, но ничего отрицать не стала.

И тогда она решила выйти замуж за лорда Уинтера. По крайней мере она избавится от семьи Пембертон, а Уинтер, кажется, добрый человек. Хуже, чем сейчас, ей не будет, и к тому же лорду Уинтеру уже за пятьдесят. Для неопытной восемнадцатилетней девушки это представлялось весьма преклонным возрастом. Она вышла замуж, надеясь овдоветь в недалеком будущем.

Но поведать все это Милли она не могла, так как знала, что леди Пембертон искренне любит своих детей и что, несмотря на свое теперешнее раздражение, Милли тоже любит мать. Тильда стала бы презирать себя, если бы причинила Милли боль.

– Они не любят меня, Милли, – мягко сказала она. – Из-за моей матери. Они всегда опасались, что я пойду по ее стопам и опозорю их. Поэтому, когда Джонатан попросил моей руки, они настояли, чтобы я согласилась… Они хотели быть уверенными, что я не собьюсь с пути.

– Ты ведь его не любила?

– Не в том смысле, какой ты вкладываешь в это слово, – ответила Тильда. – Я со временем… привязалась к нему, ну, как к другу.

Она подавила дрожь при воспоминании о брачной ночи, о своей неловкости, смущении и… отвращении от того, что ей пришлось пережить. Милли лучше не знать об этом. С молодым мужчиной, который ей понравится, а особенно если она в него влюбится, все, без сомнения, будет иначе.

– Лучше расскажи-ка мне о Сейнт-Ормонде. – Тильда постаралась, чтобы ее голос звучал непринужденно. – Знаешь, я однажды даже танцевала с ним вальс!

– Да ну! – изумилась Милли. – Но с ним ужасно неудобно танцевать – он такой высокий, и я не попадаю в такт. А когда он делает шаг поменьше, то наступает мне на ноги!

– Бедняжка, – сказала Тильда. Ей и в голову не приходило, что такой изысканный джентльмен, как Сейнт-Ормонд, может страдать, подобно ей, от своего высокого роста. Но ведь Милли – крохотная!