Собака обнюхивала медвежьи следы, то и дело удивленно посматривая на людей: «Почему не догоняете медведя?»

— Пойдем, Рогдай, прогуляемся до ужина по горе, разведаем окрестности, а то ты на месте дырки вертишь!

Захватив карабин и собаку, Алексей поднялся по следам медведя на гребень. Мишки нигде не было видно: зверь со страху отмахал не один километр.

Внизу курчавился дымок из трубы. Максим Максимович, собрав дрова в охапку, переносил их в избу, подальше от сырости. Лена, очевидно, суетилась в избе.

Ковалев выбрал камень посуше, подстелил куртку, сел, и его мысли потекли в обычном направлении: во время рыбной ловли Максим Максимович сообщил ему нечто, с того времени занимавшее все его мысли. Гангут проговорился об еще одной цели своего визита: во что бы то ни стало уговорить Лену вернуться домой. Журналист долго говорил о необыкновенных способностях дочери, которая по глупой прихоти чуть не зарыла их в землю, о возможностях, которые открывала ей работа в одной из центральных газет. Алексей ошеломление молчал.

Он ни разу не подумал о том, что существует вероятность отъезда Лены. И только сейчас осознал, насколько это реально. Девчонка городская до мозга костей. Каприз прошел, и настала пора возвращаться. Он вдруг осознал, что через несколько дней навсегда из его жизни уйдет женщина с милым прекрасным лицом, и он никогда больше не почувствует вкуса ее губ, тепла ее тела. За эти дни он успел привыкнуть к ее присутствию, ее улыбке, ее голосу. Обхватив голову руками, Алексей яростно и грубо выругался. Шнырявший под ногами пес недоуменно посмотрел на него, а Ковалев глухо, как от невыносимой боли, застонал. Неужели его опять затянула подлая трясина — любовь? Иначе как на звать то состояние на грани сумасшествия, которое охватывает его при взгляде на нее? А может, это и к лучшему, если она уедет? Уйдут тревоги, беспокойство, ревность. У него интересная работа, со временем он решит и семейные проблемы. Он в принципе был равнодушен к детям, но почему-то последнее время нет-нет да и возвращался к мысли о женитьбе. Мать он, конечно, немного подразнил, когда сказал ей про Наталью. Но чем черт не шутит, она вполне подходящая кандидатка на роль молодой жены. Он скривился, сознание отказывалось ему подчиняться, вместо Натальи оно услужливо подсунуло ему несколько иную картину: женщина с глазами неспелого крыжовника в простеньком домашнем платье с упитанным бутузом на руках.

Алексей решительно затушил бычок, спрятал его в карман. Он достаточно трезво относился к сексу, с женщинами у него никогда не возникало особых проблем, все конфликты решались оперативно, без последствий. Похоже, он попался наконец на свой же крючок, а мысли об этой женщине каленым железом не выжечь.

За ближайшими гольцами затухал отсвет короткой вечерней зари. Горы медленно растворялись в синей дымке сумерек. Горизонт сливался с темными тучами. Древняя тайга погружалась в молчание.

В доме внизу замигал огонек, очевидно, зажгли свечу. Тревожно вглядываясь в подступающую темноту, на крыльцо вышла Лена, негромко крикнула:

— Алеша, ты где?

Он вынырнул из сгустившихся сумерек, и она испуганно отпрянула.

— До смерти напугал!

Алексей обнял девушку, приник колючей щекой к ее лицу. Почувствовал, как Лена вся подалась навстречу, и на миг ему вновь показалось: он вернулся домой к молодой ласковой жене, и вот-вот орава крепких пацанят повиснет на нем, радуясь его приходу. Лена обхватила его руками за талию, прижалась чуть сильнее, но тут же, оттолкнув, убежала в дом. Очищая сапоги от жирной лесной грязи, он слышал, как она притворно сердито выговаривает псу:

— Явились, гулены. Мы вас больше часа ждем, ужин остыл.

Сердце его наполнилось счастьем, и мужчина улыбнулся.

Глава 18

Густые заросли карликовой ивы и березы паучьей паутиной накрыли, опутали, удушили бывший поселок. Крапива, непременная спутница покинутого человеком жилья, оккупировала дворы, огороды, даже чердаки полуразрушенных домов. В густой траве таились неприятные сюрпризы: битое стекло, доски с ржавыми гвоздями, полуобвалившиеся ледники и погреба. Довершала все эти удовольствия обильная роса, обещавшая путникам весьма неприятные водные процедуры. Поэтому, посовещавшись, решили отложить осмотр поселка на послеобеденное время, когда солнце собьет и присушит росу.

Крутой увал миновали стороной по скалистому гребню, где хоть и дул неприятный ветерок, но было относительно сухо. Звериная тропа, по всей видимости медвежья — на некоторых, более влажных участках четко отпечатались следы огромных лап, — вела их через молодой пихтарник. Рогдай бежал впереди. На этот раз он не помахивал беспечно хвостом, а сторожко обнюхивал воздух и следы на тропе. Видно было, как он напряжен и в любую минуту способен броситься на врага. Люди перевесили карабины на грудь, готовые к любым неожиданностям.

Путники то и дело вспугивали рябчиков, какую-то мелкую лесную живность: мелькнула по стволу белка, в кустах шумно и тяжело взлетела копалуха.

Рогдай ринулся в ее сторону, но Алексей придержал его за ошейник:

— Стоять, противная псина! Не терпится гнездо» разорить?

Гнезд в тайге в это время много, и пришлось взять пса на поводок. Недовольно уткнувшись носом в землю, Рогдай плелся по траве, несколько убавив былой энтузиазм.

На одном из поворотов тропы увидели прислоненные к дереву старые охотничьи лыжи. На небольшой дощечке, прибитой к стволу, еле разобрали слова, написанные масляной краской: охотник рассказывал, как на этом самом месте медведь задрал его отца… С тех пор и стоят здесь лыжи, полусгнившие, покрывшиеся зеленым мхом.

Вскоре тропа сбежала с гребня и потерялась, уткнувшись в прибрежные кусты неширокой, но бурной и глубокой реки. От некогда деревянного моста осталась длинная широкая плаха, чудом державшаяся на двух сваях. Первым пошел Алексей. Пройдясь туда и обратно, помахал спутникам:

— Должна выдержать!

Он перенес на противоположный берег снаряжение, оружие. Максим Максимович достаточно ловко преодолел хлипкое сооружение, Лена тоже приготовилась шагнуть на него, но Алексей поспешил навстречу и, как она ни протестовала, перевел ее, держа за руку, будто маленькую. На несколько минут присели передохнуть на прибрежном бугорке. Лена смотрела, как внизу река бьется о валуны, точит деревянные сваи, еще немного — рухнут и они. И если когда-нибудь появится в этих местах человек — охотник, рыбак или геолог, — придется ему искать более спокойный участок реки для переправы.

Дальнейший путь пролегал по бывшему полотну узкоколейки, так что идти сразу стало легче. Из густой травы, покрывающей склоны полотна, налетели тучи гнуса. Пришлось достать тюбик антикомарина и испортить мошкаре всю обедню.

Лагерь находился километрах в двух от узкоколейки, и они основательно промочили ноги, перебираясь через обширную заболоченную низину. Наконец среди густой травы и вездесущих зарослей карликовых деревьев показались бараки, вернее, то, что от них осталось. Непогода уже давно расправилась с опорами для колючей проволоки, работу довершили талые воды. Колючая проволока, свернувшись в змеиные клубки, жадно выставила когтистые лапы, поджидая в траве незадачливую жертву. Максим Максимович заметил в ржавом мотке застрявший скелет какого-то животного.

— Кабарга, — определил Алексей, — видно, наступила нечаянно, запуталась, а выбраться уже не смогла.

Ковалев срубил своим тяжелым тесаком молодую пихточку, отрубил вершину, оставил небольшую развилку. Приказав спутникам идти за ним строго шаг за шагом, он, опустив рогатину, как миноискателем шарил в траве, отыскивая затаившегося врага.

Среди кустов гнилыми остатками зубов торчали покосившиеся сторожевые вышки, но бараки были разрушены почти полностью. Видно, строились они на скорую руку, не то что избы в поселке. Поэтому и время расправилось с ними безжалостно, словно стремилось, стыдясь, поскорее стереть с земли следы человеческой жестокости и подлости. Максим Максимович выбрал нужный ракурс и, стараясь захватить бывший лагерь целиком, снял его с разных сторон.

Лена почувствовала странное удушье, тревога сковала сердце, ей нестерпимо захотелось как можно быстрее покинуть это страшное, гиблое место. Впечатление усугубляли мрачные, поросшие темным лесом горы, болото, покрытое рыжей низкорослой травой.

Лена посмотрела на Алексея. Очевидно, он испытывал те же чувства, потому что, поймав ее взгляд, не улыбнулся привычно, а отвел глаза в сторону.

В воздухе витало нечто гнетущее, давящее пронзительным холодом и ненавистью. Может быть, это были духи прошлого, а может быть, сконцентрированная гигантская отрицательная энергия, накопившаяся здесь за многие годы человеческих смертей, унижений и злобы?

Ветер посвистывал через щели в сгнивших срубах, и Лена вдруг поняла, что только этот единственный звук нарушает странное безмолвие, поглотившее лагерь. Затихли птицы, неумолчно свиристевшие до того в тайге, не шумели вершины деревьев, не шелестела трава. Только монотонный, тоскливый звук ветра бился среди останков жалкого и жуткого человеческого бытия.

Вернулся Максим Максимович, взглянул на помрачневших спутников:

— Гиблое, страшное место, смертью пахнет и горем! Сколько же здесь бедолаг полегло, одному Богу известно!

Торопливо поднялись они вверх по увалу и увидели вход в шахту. В пятьдесят восьмом его завалили скальным грунтом, поэтому Максим Максимович снял только общий вид, и они, не задерживаясь, спустились к небольшому ручью. Лена достала пакет с бутербродами и термос с крепким черным кофе.

Перекусив, мужчины закурили, а Лена прошла ниже по ручью, чтобы ополоснуть кружки и термос. Солнце припекало все сильнее, и она, пристроившись на камне, закрыла глаза, вслушиваясь в мерное биение водяных струй о камни. Уединение нарушил Рогдай: шумно забежал в воду и принялся громко лакать ее, выскочил на берег, ткнулся холодным носом в ладони, напрашиваясь на ласку. Лена открыла глаза, в паре метров от нее виднелся странный желтоватый камень, который почему-то заинтересовал Рогдая.