Сабрина Джеффрис - Неодолимое желание

Так поступают романтичные натуры. Она романтик.

Господи, ему следовало понять это раньше. Споря о практической стороне дела, он далеко не уедет. Ее слишком захлестывают эмоции. Надо менять тактику.

— А ты знаешь, почему ты пыталась меня провоцировать?

— Потому что злилась на тебя за твое высокомерие и коварство…

— Потому, что тебе не понравилась мысль о том, что я женюсь на тебе ради денег. Потому, что ты хотела, чтобы я женился на тебе по другим причинам.

Заметив, как порозовели щеки Вирджинии, Гейб понял, что его догадка оказалась верной.

— Не будь смешным, — расправила плечи Вирджиния.

Я вообще не хочу, чтобы ты женился на мне, независимо от причин.

— Ты испытываешь ко мне сильное желание. — Гейб коснулся рукой ее подбородка. — И хочешь, чтобы я испытывал сильное желание к тебе.

— Большего абсурда я никогда еще не слышала, — с заметной паникой в голосе ответила Вирджиния.

— Неужели? — Время разговоров прошло. Вместо этого Гейб поцеловал Вирджинию.

На мгновение она замерла и стояла тихо, как молодая кобыла, готовая стрелой сорваться с места. Потом ее губы стали мягкими, ожили и затрепетали, она прильнула к нему всем телом, и Гейб понял, что сделал правильный ход.

Потому что Вирджиния была очень похожа на него, хотя и не хотела в этом признаваться. Она была живой, восприимчивой к прикосновениям и наслаждению, а не к словам и спорам. И Гейба это устраивало. От гонки и от их спора у него до сих пор бурлила кровь, и он сгорал от желания прикоснуться к ней снова и почувствовать вкус ее губ.

Гейб протолкнул язык между ее нежными губами и окунулся во влажные глубины ее рта, исследуя все потайные местечки. Боже мой, ему хотелось навеки затеряться там. Вирджиния отвечала на его поцелуи, касаясь языком его языка и вцепившись пальцами в сюртук, чтобы удержать Гейба на месте и разжечь в нем огонь страсти.

Это была та женщина, которую он хотел, с ее стройным телом и гладкой кожей, с гортанным смехом, которому наверняка завидовали все женщины вокруг. Она была колдуньей дикого леса, которая безжалостно и успешно сводила его с ума.

Вдруг она оторвалась от его губ.

— Тебе не удастся выиграть спор, бессмысленно целуя меня.

— Я могу попробовать, — пробормотал Гейб рядом с ее маленьким дерзким подбородком. — Ты прекрасно знаешь, что дело не в деньгах. Всякий раз, когда я вижу тебя, у меня закипает кровь, и я думаю только о том, как сильно мне хочется уложить тебя в постель.

Вирджиния напряглась, и Гейб понял, что слишком прямолинеен, но в этом он не виноват, слова никогда не были его сильной стороной. Он — человек дела.

— Это очень большое заблуждение, если ты думаешь, что я…

Гейб снова поцеловал ее. Только на этот раз он привлек ее к себе, обнял и завладел ее ртом. Через несколько секунд она стала мягкой и податливой, и Гейб проложил дорожку обжигающих поцелуев вниз к основанию ее шеи. Шелковистая кожа шеи с запахом флердоранжа и миндаля сводила его с ума и пробуждала в нем желание полностью подчинить ее своей власти.

— Я хочу… — задыхаясь, произнесла Вирджиния, когда он стал покрывать поцелуями ее шею, — ты должен перестать быть таким… порочным.

— Нет, ты не хочешь этого, — продолжая целовать ее, пробормотал Гейб.

Боже милостивый, какая она сладкая. Ее тело прижималось к нему, льнуло, доводя его до безумного возбуждения. Он пробежал пальцами по ее груди, двинулся вниз к талии и к стройным бедрам.

Ему на ум пришли слова Лайонса о том, как следует обращаться с приличными женщинами, но его руки, похоже, сами знали, что делать, а потому обхватили ее маленькие крепкие груди с затвердевшими сосками, которые топорщились через ткань платья. Гейб сгорал от желания сорвать с нее одежду и обхватить эти соски губами, лаская их до тех пор, пока не услышит стон Вирджинии и она не обмякнет у него в объятиях.

Но это — безумие. Сюда может кто-нибудь прийти.

«Хорошо!» — шептал ему его разум. Тогда репутация ее будет подорвана, и он сможет жениться на ней без преодоления полосы препятствий в виде ухаживаний.

Если только тот, кто найдет их здесь, не убьет его раньше.

Но это Гейба совершенно не волновало. До тех пор, пока она будет позволять ему прикасаться к ней, он будет это делать. Потому что есть вещи, ради которых стоит умереть.

Вирджиния не могла поверить, что руки Гейба лежат у нее на груди. Это ужасно! Возмутительно!

Восхитительно.

Как может что-то скандальное давать такие приятные ощущения? Уже то, что он поцеловал ее, было плохо, а теперь своими ласками он приводит в смятение ее чувства. Это просто нечестно. Он жульничает. А она позволяет ему это делать.

Надо остановить его. И она остановит… через несколько минут. После того как поймет, почему не хочет этого делать.

Он подтолкнул ее к живой изгороди лабиринта, прижимаясь к ней всем телом и продолжая терзать ее рот. Подрезанные ветки самшита кололись сквозь платье, она слышала их острый запах, но осознавала только ощущения, которые вызывал в ней Гейб, жаркие и очень чувственные. Такие приятные. Особенно когда он зажал в руках ее грудь и касался сквозь платье напряженных сосков. Трудно было сказать, где заканчивалось его прерывистое дыхание и начиналось ее собственное. Боже правый, он сводит ее с ума!

И она, должно быть, делала с ним то же самое; она ощущала его выступающую плоть. Виржиния выросла на конном заводе и знала, что это означает. Это должно стать предупреждением о том, что пора прекратить это безумие, но она почувствовала ликование в душе. Гейб сказал правду, что испытывает к ней сильное желание. Когда он целовал ее, в нем не было ни капли холодного расчета, и ее женское тщеславие было удовлетворено.

Но когда Гейб расстегнул верхнюю пуговицу лифа, Вирджиния отодвинулась и перехватила его руку.

— Нельзя, — прошептала она, глядя на его вторую загорелую руку, которая продолжала ласкать ее грудь. — Это непристойно.

— Это именно то, о чем я сейчас подумал, — блеснул глазами Гейб, — о непристойности.

Ужасный человек, он еще смеется над ней.

— И безрассудно, — проворчала Вирджиния, чтобы отвлечься от осознания того, что Гейб расстегнул еще две пуговицы. — Ты очень безрассудный. — Она умирала от ощущения его пальцев на своей обнаженной коже.

— А чего ты ждешь от такого мужчины, как я? — Гейб поцеловал ее в висок. — Безрассудство — мое призвание. И потом, тебе ведь нравится, когда я безрассудно веду себя.

— Нет, не нравится! — выпалила Вирджиния, и это была явная ложь. Ощущение его руки, проникающей под лиф платья, было обжигающим. Оно заставляло ее почувствовать себя настоящей женщиной. Его женщиной.

Она сумасшедшая.

— Тебе нравится это, — поцеловал ее в ухо Гейб, — потому что незаметно для других в тебе тоже есть доля безрассудства.

У Вирджинии заколотилось сердце. Ну почему именно он должен быть тем единственным, кто замечает ее желание быть безумно безответственной?

— Только не говори мне, что ты не испытала удовольствия от гонки сегодня днем, — продолжал Гейб, словно маленький чертик, сидящий у нее на плече и нашептывающий ужасную правду. — Я видел твое лицо.

— До или после того, как ты едва не разбился? — выдохнула Вирджиния. О Боже, он проник к ней под корсет, чтобы ласкать ее соски. Больше всего ей хотелось сбросить одежду, чтобы ему было удобнее делать это.

— Ты действительно за меня переживала. — Его рука замерла у нее на груди.

Что она сказала? Ах да. Ей не следовало этого говорить.

— Я хотела сказать, до того, как ты едва не угробил нас обоих.

— Не отрицай это. Ты волновалась за меня. — Гейб перекатывал ее соски между пальцами, и Вирджиния чувствовала, как слабеют ее колени. Почему она просто не заставит его остановиться?

Потому что ей не хотелось, чтобы он останавливался.

Его дыхание участилось, она чувствовала его горячее дыхание на своей щеке.

— Никто, кроме моей семьи, никогда обо мне не беспокоится. Все считают, что я сильный и непобедимый.

Что-то в его голосе пробудило в ней желание заключить его в свои объятия и утешить. Но вместо этого Вирджиния отпрянула, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Это потому что ты сам думаешь, что непобедим.

— На самом деле мне все равно, победим я или нет, — мрачно заявил Гейб.

Эти слова испугали Вирджинию. Слава Богу, он перестал ее ласкать, потому что сейчас ей надо было спокойно подумать.

— Тогда зачем жениться, если ты собираешься оставить женщину вдовой?

У него на лице появилось уязвленное выражение, но он мгновенно его спрятал.

— Я же сказал тебе почему. Потому что Селия…

— Ах да. Твоей сестре нужно, чтобы ты женился. — Вирджиния не знала, восхищаться его преданностью семье или презирать эту высокомерную уверенность, что его план хорош для всех. — И тебя не тревожит, кому ты причинишь боль в процессе всего этого.

— Я не хочу причинять тебе боль. — Гейб вздохнул и, склонив голову, уткнулся ей в щеку. — Мне нужна жена, тебе нужен муж. Почему бы не облегчить себе жизнь и не пожениться?

Эти слова уязвили Вирджинию.

— Мне не нужен муж, который женится на мне из жалости или в силу сложившихся обстоятельств. Или потому, что он хочет, чтобы его сестра получила свою долю наследства.

— Неужели это похоже на жалость к тебе? — Рука Гейба вновь скользнула к ее груди, очень мягко и деликатно. — Неужели это похоже на корыстное намерение? У меня было семь месяцев на поиски жены, дорогая моя, и ты — первая женщина, на которую я обратил внимание, — добавил Гейб, услышав хриплый вздох Вирджинии. — Хочешь знать почему?

Господи, да.