Она сглотнула, ее зрачки расширились. Она покачала головой.

– Вас это возбуждает, – тихо сказал он. Горячая, неукротимая похоть опьяняла его с невероятной силой, доводя до безумия. Он всегда был главным в их отношениях. Его возбуждало, что это главенство останется и в постели! – Повернитесь.

Амелия послушно отвернулась от него, и Колин мгновенно оказался рядом, уже не опасаясь преждевременного разоблачения. Он прижался к ней, вдыхая аромат жимолости, и уперся руками в стену по обе стороны от ее головы.

Он заворожено смотрел на жилку на ее горле, бившуюся в одном ритме с ее сердцем.

Звук задвигаемого засова насторожил Колина, и он оглянулся.

Такая простая вещь, как запертая дверь, возбудила его сильнее, чем что-либо другое. Амелия хотела, чтобы он овладел ею, чтобы он раздел ее и вошел в ее прекрасное тело, чтобы не оставлял до полного удовлетворения, чтобы одержал над ней победу.

Несмотря на то, что все и так было ясно, он все еще хотел, чтобы она произнесла эти слова.

– Нет никакого сомнения, что вы не выйдете отсюда той девственницей, какой вошли сюда, – прошептал он, лаская языком пульсирующую жилку.

В ответ она дотянулась до стоявшего у двери стула и, прижавшись к Колину, освободила место, чтобы подсунуть спинку стула под ручку двери.

– Вы полагаете, нам помешают? – спросил он, смеясь так же, как смеялось его сердце. – Или просто хотите отгородиться от всего мира?

Мысль, что Амелия отрекается от целого мира ради того, чтобы быть с ним, сжимала его сердце. Еще девочкой она обещала ему это, выполнит ли она это обещание, став взрослой?

– Я хочу запереться от всех. – Ее улыбка была улыбкой женщины. – А может быть, хочу запереть здесь вас.

Колин, откинув назад голову, рассмеялся, он еще крепче прижал Амелию к себе.

– Ах, любовь моя, как я рад, что вы сохраняете такую силу духа.

– Угрозы близости недостаточно, чтобы привести меня в уныние, – ответила она.

А если бы она узнала, кто он? Эта мысль отрезвила его. Он набрал в грудь воздуха.

– Амелия, но прежде я должен раскрыть перед вами свое лицо и свое прошлое.

Амелия встревожилась:

– А это может изменить мои чувства к вам?

– Вполне вероятно, да.

– Тогда не раскрывайте ничего.

– Простите? – не понял он.

– Сейчас, в эту самую минуту, я чувствую, что задохнусь, если вас не будет рядом со мной. – Она говорила тихо и откровенно. – Я не хочу разочарования. В последние годы я оставалась равнодушной ко всему на свете. Как будто наблюдала за жизнью сквозь вуаль. И только с вами я вижу жизнь со всеми ее яркими красками.

Прижавшись к ее щеке, он прошептал:

– Вам следовало бы больше ценить свою девственность. Я не могу обладать вами…

Она повернула голову и прижалась к его губам. От неожиданного ощущения у него закружилась голова, и боль в возбужденном теле стала невыносимой. Он чувствовал ее движения, но не мог оторваться, чтобы понять, чего она хочет. Он языком ласкал ее губы, слизывая аромат невинности. Этот вкус пьянил и лишал сил. Колин не владел собой. Когда Амелия пальцами обхватила его запястье и положила его руку на свою грудь, он понял, что не может бороться с ней. Он не мог просто так сразу сказать, кто он. Это требовало больше такта.

– Я вижу вас своим сердцем, – с придыханием сказала она, отвечая на его поцелуй. – Я хочу отдаться вам, пока мои чувства остаются теми же, что и в эту минуту, – своевольными, возбужденными и свободными. Не кажусь ли я безрассудной и наивной? Не считаете ли вы меня глупой и порочной?

Каждое произнесенное ею слово все сильнее возбуждало Колина и лишало самообладания. «Своевольными. Возбужденными. Свободными». Это сочетание околдовывало цыганскую натуру. Амелия прожила детские годы, не зная запретов общества, ей было проще, чем другим, не обращать внимания на эти запреты. Кажется, это усиливало их сходство. В глубине души они оба желали бы со смехом свободно бегать по полям.

Колин зашел ей за спину и расстегнул бриллиантовую брошь, скреплявшую ее косынку.

– Можно, я завяжу вам глаза? – нерешительно спросил он. – Или это помешает вам?

Она хотела повернуть голову и посмотреть ему в глаза, но он остановил ее поцелуем.

– Я бы не хотел, чтобы вы узнали меня в момент страсти. Я не хочу омрачать наше свидание. Я слишком долго ждал его и сильно жаждал, чтобы все разрушить.

Кивнув, она не пошевелилась, когда он свернул мягким жгутом дорогое кружево и завязал ей этой импровизированной повязкой глаза.

– Как вы себя чувствуете?

– Странно.

– Не двигайтесь. – Колин отошел и сбросил камзол. Затем развязал шейный платок и занялся резными пуговицами из слоновой кости на своем жилете.

– Вы раздеваетесь? – спросила она.

– Да.

Он заметил дрожь, пробежавшую по ее телу, и улыбнулся. Как чувственно Амелия выглядела с распухшими от поцелуев губами и завязанными глазами. Ему оставалось лишь смотреть и наслаждаться. Пьетро пытался отвратить его от Амелии, убеждая, что в англичанках нет огня, без которого для мужчины-цыгана любовь немыслима. Тогда Колин не поверил ему и, конечно, не верил сейчас.

Ее прекрасные груди колыхались от бурного дыхания, руки то сжимались, то разжимались. Она была готова, в его безрадостной жизни она казалась оазисом среди пустыни.

Освободившись от жилета, Колин бросил его на спинку стула и вернулся к ней.

– Я хочу, чтобы вы поделились со мной своими мыслями. Расскажите, что вам нравится, а что нет. Я почувствую, если вы солжете. Вас выдаст ваше тело.

– Тогда зачем мне говорить?

– Ради вашей же пользы. – Он погладил ее плечи, а затем добрался до ряда крохотных матерчатых пуговок, идущего вдоль ее спины, – Говоря вслух, вы будете вынуждены думать о мельчайших деталях того, что я делаю с вами. Это свяжет ощущение удовольствия с настоящей минутой.

– Свяжет меня с вами.

– Да, и это тоже. – Он поцеловал ее шею. – Я хочу быть исполнителем ваших желаний. Вы, может быть, не решитесь коснуться меня или растеряетесь, не зная, что позволительно, а что нет. Но если вы почувствуете, что слова о вашем удовольствии доставляют удовольствие и мне, то поймете – это соединение двух любовников, равных в любовной игре.

– Это звучит так чувственно, – вздохнула она.

– У нас, любовь моя, так и будет.

Глава 9

В одиннадцатом часу вечера Уэр вошел в кабинет Кристофера Сент-Джона. Знаменитый пират беспокойно расхаживал по комнате между столом и окном с таким озабоченным видом, какого граф еще никогда не видел. Без камзола, со съехавшим набок шейным платком, Сент-Джон выглядел взъерошенным и встревоженным, отчего на затылке графа зашевелились волосы. Судя по дорожной карете, стоявшей на подъездной аллее, предстояло далекое путешествие.

– Милорд, – рассеянно поздоровался Сент-Джон.

– Сент-Джон. – Граф сразу же перешел к делу: – Что случилось?

Обойдя стол, пират взял графин и, не говоря ни слова, вопросительно посмотрел на Уэра. Граф отрицательно покачал головой и опустился на один из диванов, стоявших по обе стороны камина. Он приехал, чтобы нанести с Амелией несколько Светских визитов. Она никогда не заставляла его ждать. Ее пунктуальность была одним из многих ценимых им качеств.

– Мне очень неловко рассказывать, что сегодня произошло, – начал Сент-Джон, наполняя свой бокал.

– Не смущайтесь, я предпочитаю правду, какой бы она ни была.

Кивнув, Сент-Джон сел напротив графа и сказал:

– Сегодня миссис Сент-Джон и мисс Бенбридж поехали в город. Мне они сказали, что посвятят этот день покупкам. Позднее я узнал, что они разыскивали человека в маске, так заинтересовавшего Амелию.

Уэр приподнял бровь.

– Понимаю.

– Как-то так случилось, что граф Монтойя, если это действительно его имя, был замечен на улице, когда уезжал из Лондона. Мисс Бенбридж подозвала наемную карету и поспешила вслед за ним. Вскоре за ней отправилась моя жена.

– Черт знает что.

– А теперь не хотите ли выпить, милорд?

Граф серьезно задумался, затем покачал головой.

– Я тоже кое-что разузнал относительно этого дела. Я надеялся, что леди Лэнгстон сможет пролить свет на личность этого человека, однако графу Монтойе никогда не посылали приглашения.

Сент-Джон мрачно сжал губы.

– Просто не знаю, как смотреть на эту ситуацию. Если этот человек хотел каким-то образом навредить Амелии или соблазнить ее, зачем уезжать из Лондона?

Ревность и чувство собственника смешивались с другими чувствами, которые испытывал в эту минуту граф, но он был готов смириться с судьбой. Он и раньше понимал, что Амелия откладывала их свадьбу, потому что хотела… большего. Он и понятия не имел, чего ей не хватало, но, надо признаться, их отношения больше не могли продолжаться, не могли счастливо закончиться без предварительного решения этого вопроса.

– Меня удивляет, что вы все еще дома, – сказал граф. – Амелия мне не жена, и все же я считаю необходимым поехать за ней.

Взгляд, брошенный пиратом на Уэра, был полон язвительной иронии.

– Я схожу с ума, ехать за ней необходимо, но я понятия не имею, в каком направлении. Я жду сообщений.

– Простите, я не хотел оскорбить вас. Просто мне показалось это странным. – Он задумался и сделал выбор: – Я бы поехал с вами, если не возражаете.

Казалось, Сент-Джон был готов возразить; затем лицо его прояснилось, и он кивнул:

– Если хотите, поезжайте. Но нам помешает ваша торжественная одежда.

Уэр встал, встал и пират.

– Я быстро переоденусь и соберусь. Если вы уедете до моего возвращения, пожалуйста, оставьте записку, чтобы я знал, куда ехать.

– Конечно, милорд. – Сент-Джон сочувственно улыбнулся. – Должен извиниться перед вами. Ваше внимание к Амелии дало ей многое. Миссис Сент-Джон и я, мы оба вам чрезвычайно благодарны, как и сама Амелия.