— Знаю. И знаю, кто в этом виноват. Некий Чэд Уолтере. Мне ужасно тяжело тебе говорить об этом, мама, но я слышал, что он деляга — достает и сбывает наркотики, и Кэтрин, вероятно, сидит на кокаине.

Лоретта произнесла очень медленно и четко:

— Предлагаю тебе избавиться от мистера Уолтерса, а я беру на себя Кэтрин.

Майкл почувствовал, как его желудок непроизвольно сжался, когда мать произнесла это. Ей почти восемьдесят четыре года. И все же.., все же…

— Да, мама, — сказал он, подумав, — лучше всего будет…

— Меня не интересуют детали, Майкл. Просто устрани его. Нашей семье не нужны скандалы.

— Да, мама.

— Брэдли подумывает о браке.

— И кто она? — спросил Майкл невыразительным голосом.

— Девушка, которую я одобряю, — сказала Лоретта. — Ее зовут Дженнифер Хенкл, она дочь сенатора Чарльза Хенкла от Алабамы.

— Но, ради всего святого, почему?

Лоретта, хмурясь, посмотрела на него. Майкл осекся. Как сказать матери о том, что давно уже ходят слухи, будто ее старший внук предпочитает мужчин? Иногда ему хотелось стать пастухом в Пиринеях и жить окруженным басками. Конечно, уж там он бы не заработал язвы.

— Во всяком случае, — продолжала Лоретта после минутного молчания, — Дженнифер будет здесь в следующий уик-энд и познакомится с семьей. Думаю, ты ее тоже одобришь. Очень тихая, хорошенькая, из солидной семьи.

— Ха, она случайно не музыкантша?

— Это вовсе не так забавно, Майкл.

— Нет, — ответил он со вздохом. — Думаю, вовсе не забавно.

— Тимоти всегда был очень сильной личностью, как ты знаешь.

Да, Майкл знал и, случалось, ненавидел брата за это. Он вспоминал случаи, когда Тимоти называл его слюнявым и слезливым маленьким ничтожеством. А теперь Тимоти умер.

Лоретта продолжала говорить, и голос ее теперь стал мечтательным:

— Иногда я приходила в ярость, если он со мной не соглашался, и тогда он просто улыбался своей особенной улыбкой и советовал взять в руки вязанье. Да, он был сильным человеком, мужественным сыном, опорой.

— Но у тебя остался я, мама, — сказал Майкл. Лоретта нежно похлопала его по щеке.

— Да, у меня есть ты, верно. И мы хорошо ладим, Майкл. Очень хорошо.

Когда перед уходом Майкл поцеловал ее в пергаментную щеку, он почувствовал, что между ними существуют прочные узы, может быть, союз не столь крепкий, как с Тимоти, но теперь это не имело значения. Он ощутил хрупкость ее тела, и это его напугало, но лишь на секунду, потому что Лоретта отчетливо произнесла:

— Позаботься о Чэде Уолтерсе, мой дорогой.

Глава 9

Кристиан Хантер смотрел на Лайэма Гэлэхера. Он увидел, что привратник узнал его, и кивнул:

— Миссис Карлтон ждет меня в семь.

— Да, сэр, доктор Хантер, — ответил Лайэм, — я знаю, сэр. — Он торопливо начал набирать цифры на телефонном диске:

— Коги, доктор Хантер здесь. Да, верно.

Кристиан дотронулся до золоченого листка в старинном лифте и схватился за перила, когда кабина качнулась и накренилась между этажами.

"Аффектация — всего лишь аффектация, — подумал он, — и не важно, какие формы она принимает, эта манерность”. Он улыбнулся своей мысли и сделал над собой усилие, чтобы полюбоваться замечательным сооружением.

Его приветствовал слуга-японец, весивший не более ста фунтов, даже если подошвы его туфель были из свинца. Человечек без возраста. Сколько ему? Тридцать? Сорок? Может быть, и пятьдесят. Как и привратник, он узнал Хантера, но не сразу. Кристиану показалось, что, кроме всего прочего, в выражении его лица была настороженность, некое опасение, как бы Кристиан не причинил вреда миссис Карлтон, В ответ на взгляд узких черных глаз Хантер покачал головой и поймал себя на этом.

Коги принял пальто Кристиана, кожаные перчатки и сказал только:

— Добрый вечер, доктор Хантер, сэр. Кристиан кивнул, потом поднял голову и застыл. Он не мог поверить, что наконец видит ее, находится в одной комнате с ней. Наедине или почти наедине.

— Добрый вечер, миссис Карлтон.

Он подошел к ней и взял ее руку. Не пожал, как она ожидала, а поцеловал в запястье. Прежде чем выпустить руку, вдохнул ее аромат. Элизабет смотрела на его склоненную голову и чувствовала на своей ладони его холодные пальцы. Она мягко высвободилась.

— Как Вена? “Вена?"

— О, очаровательна, как всегда.

— Не желаете ли чего-нибудь выпить, доктор Хантер?

— Пожалуйста, зовите меня Кристианом и — да, мне бы хотелось выпить бокал белого вина. Мне легко угодить — предпочитаю белое и очень сухое вино.

Элизабет едва заметно улыбнулась.

— Я тоже. Белое и сухое, именно так. Элизабет кивнула Коги и жестом указала на диван.

— У вас красивый дом, миссис Карлтон.

— Благодарю вас, — ответила она спокойно. — Как вы знаете, он принадлежит моему мужу.

Громко зазвонил телефон.

Элизабет уставилась на телефон, моля Бога, чтобы это не был Роуи. Она отказала ему сегодня в свидании, сославшись на то, что у нее назначена деловая встреча. Она слышала, как Коги взял трубку, пробормотал что-то, и на том дело кончилось.

— Может быть, вы ждали звонка?

— О, нет, вовсе не ждала. Пожалуйста, сядьте, доктор Хан… Кристиан. И называйте меня Элизабет.

Она посмотрела ему прямо в лицо и добавила:

— Раз вы спасли мою жизнь, я считаю, что называть друг друга по фамилии было бы нелепо.

— Не могу не согласиться, — ответил он, усаживаясь.

— Когда я впервые увидела вас в суде, я решила, что вы англичанин.

— Манерность, которую я так и не перерос, — понимающе кивнул он. — Моя мать была младшей дочерью английского баронета, сельского сквайра, и меня вырастили в уверенности, что английский твид носят люди изысканного вкуса, предпочитающие дорогие вещи, и что хорошо подстриженные и ухоженные усы обнаруживают интеллект большой глубины. То, что я курю трубку, конечно, показывает, что я, как и многие американцы, неравнодушен к табаку. Вы не возражаете, если я закурю?

— Конечно, нет. Мой отец курил трубку. Я люблю запах трубочного табака.

Она наблюдала, как он выполнял все стадии трубочного ритуала. Изящные, легкие движения — заметно, что этой привычке он следует давно.

— А вот и ваше вино. Благодарю, Коги.

— За вашу новую жизнь, Элизабет.

— Да, благодарю вас.

Она отпила крошечный глоток вина, думая о том, что же сказать ему. С чего начать? И чего можно от него ожидать?

— Прошло столько времени, — произнесла наконец Элизабет.

— Да, довольно много, — согласился он. — Вижу, что пресса наконец оставила вас в покое.

— В основном да. И, знаете ли, это большое облегчение.

— Я видел вас однажды в Линкольн-центре пару месяцев назад с Роуи Чалмерсом. Впечатляющий мужчина.

Он внимательно наблюдал за ней. Она побледнела, потом лицо ее приобрело холодное и замкнутое выражение.

— Вы так думаете?

— Я знаю его семью. Отец, как мне думается, недалекий человек, но мать исключительно умна и хорошо ведет дела.

Элизабет не ответила на эту реплику. Коги объявил, что обед подан, и у Элизабет возникло странное ощущение deja vu [20], когда он сел с ней за стол, — она вспомнила, что то же самое было с Роуи. Сегодня Коги приготовил изысканное блюдо из креветок в соусе провансаль, столь нежное и легкое, что оно просто таяло во рту.

— Вы психолог.

— Да. Но это что-то вроде хобби, прокурор не ошибся.

— И много у вас пациентов?

— Вероятно, с дюжину или около того. Поскольку мне не надо беспокоиться о хлебе насущном, я могу выбирать тех пациентов, которые мне более интересны.

— Понимаю.

— Например, один из них — бизнесмен средних лет, вполне удачливый, который однажды без всякой причины сорвал с себя одежду и в таком виде отправился на встречу со своим боссом, по несчастной случайности женщиной, и попытался изнасиловать ее.

Горсточка дикого риса на ее вилке так и осталась в воздухе, не донесенная до рта.

— И чт-что случилось?

Он усмехнулся, и на его левой щеке образовалась глубокая ямочка.

— Собственно говоря, женщина была крупнее его. Она дала ему оплеуху, лягнула так, что он свалился на пол, и у него начался сердечный приступ. Теперь он лечится у меня уже около трех месяцев. И совершенно не помнит об инциденте.

Рис упал с ее вилки на тарелку:

— Да вы сочинили эту историю! Он засмеялся и покачал головой.

— Нет, клянусь — чистая правда. Но я сконструировал для него особые подтяжки. Они защелкиваются сзади, на спине, и спереди их расстегнуть нельзя. Поэтому, если у него снова возникнет желание раздеться, к тому времени, когда ему удастся наконец освободиться от подтяжек, отстегнув их от штанов, желание иссякнет.

— А как его босс-леди?

— Она тоже, как я понимаю, лечится — у нее возник комплекс вины. Ведь она чуть не прикончила беднягу. Но дама не моя пациентка. Вообще этот случай в психологической практике классифицируют как “конфликт интересов”.

— Хотите еще хлеба, приготовленного Коги?

— Почему бы и нет?

"Какие красивые, изящные руки, — подумала Элизабет, наблюдая за тем, как он намазывает масло на ломтик теплого хлеба. — Руки художника с длинными узкими пальцами”.

— Вы играете на каком-нибудь инструменте? — спросила Элизабет.

— Пытался, когда был помоложе. На скрипке и фортепьяно. К сожалению, у меня таланта не больше, чем у этой солонки. Я один из ваших величайших, но неотесанных поклонников.

— Вы так и сказали в суде.

— Ну, уж это-то по крайней мере было правдой. Он говорил так, будто соглашался, что погода ужасная — ни больше, ни меньше.

— Расскажите об остальных ваших пациентах. Он так и сделал. Хотя Элизабет и слушала его с широко раскрытыми глазами, она все-таки заподозрила, что он импровизирует — и очень искусно.

— ..и, видите ли, дочь продолжала громко жаловаться, что на нее напал отчим и приставал к ней с определенными намерениями. Самое интересное, что ее отчим был импотентом уже много лет. Оказалось, что дочь пыталась таким образом защитить мать от злобных сплетен. В их загородном клубе посмеивались над ним, а мать очень переживала. Обвинив своего отчима в сексуальных домогательствах, дочь наивно пыталась доказать, что он был кое на что способен в постели.