— Я тоже обычно только кофе по утрам пью. Ну иногда еще сок.

— С ума сойти! — Он резко откинулся на спинку стула. — Неужели у нас есть что-то общее?

— Сильно в этом сомневаюсь, — поспешила дистанцироваться от него я.

— А с кофе по утрам что делать?

— Знаете, половина Москвы пьет кофе по утрам. Следуя вашей логике, у вас…

— Не надо воспринимать мои слова так буквально.

— А если не буквально, — подхватила я, — мы с вами совершенно разные люди.

— Знаете, по-моему, вы сейчас от меня немножко устали. Пожалуй, пойду. Люська, домой.

Собачка лениво потянулась, но с дивана не спрыгнула.

— Х-м, — как-то заколебался Бахвалов. — Может, оставить ее пока у вас, чтобы повеселее было?

Люська прижалась ко мне.

— А действительно, устройте девичник. Я только водички ей налью. Что можно взять?

Я указала на нижнюю дверцу шкафа, где у меня хранилось несколько пластиковых контейнеров.

— Выберите сами нужного размера.

Он поставил в угол кухни контейнер с водой.

— Больше Люське до моего прихода ничего не давайте. Кстати, от пережора ее иногда тошнит, а в вашем состоянии лишний разубирать квартиру, наверное, не очень…

Негодяй, ведь наверняка на ходу придумал, чем меня напугать! Тут мне на глаза попались костыли, которые так и стояли с утра в прихожей. И я таким вредненьким тоном спрашиваю:

— Значит, брюхо набили и теперь домой баиньки? А на то, что мне ходить не с чем, вам наплевать. Грош цена вашим обещаниям.

Он хлопнул себя полбу:

— Забыл! Сейчас сделаю. Хотя… Вам охота сразу после еды прыгать? Может, я забегу немного попозже?

— Не выйдет. Я уже замучилась прыгать по квартире со стулом.

— Что с вами поделаешь. Вставайте.

Я встала. Он приставил ко мне костыли, подкрутил винтики. Я попробовала. Не скажу, что очень удобно, но гораздо лучше и маневреннее, чем со стулом.

— Ладно. Тренируйтесь. А я пошел. Главное, на Люську не наступите.

— Уж как-нибудь постараюсь.

Оставшись одна, я тренировками увлекаться не стала. Если, конечно, не считать таковыми мой поход к дивану в комнате, на который я и легла. Люська немедленно с блаженным видом растянулась рядом и задремала. А мне предстояло еще одно испытание: ритуальный звонок. Маме.

Во-первых, раз вдень мы с ней обязательно созваниваемся. Во-вторых, мне теперь не обойтись без ее помощи — когда еще мы с Максимом помиримся. И, в-третьих, мама мне никогда не простит, что я так долго скрывала от нее свой перелом.

Пять следующих минут мне пришлось выслушивать восклицания на тему, какая я нескладешная, вечно со мной что-нибудь случается, меня миллион раз предупреждали, что зимой, когда скользко, нельзя носить высокие каблуки, но я, конечно, плевать хотела на советы умных людей, и вот результат!

Я терпеливо ждала, пока мама выговорится. Перебивать не имело никакого смысла. Когда выплеск эмоций исчерпался, мне удалось внести уточнение:

— Вообще-то я ногу сломала совсем не на улице, а на лестнице.

— Зачем ты на нее полезла?

— Я на нее не лезла, а просто шла, и на меня упал шкаф.

Новый всплеск эмоций, завершившийся вопросом:

— А где был Максим? Его тоже покалечило?

— Вовсе нет. Максим в ресторане меня дожидался.

— Ну и ну! — запричитала мама. — Воображаю, как он, бедный, перенервничал.

Почему ее, интересно, не волнует, что испытала я, ее собственный ребенок? Нога-то все-таки у меня пострадала!

Мама тут же засобиралась ко мне. Никакие мои возражения, естественно, приняты не были. Я на это и не рассчитывала. Главное, чтобы она с собой мою сестрицу не притащила.

Поодиночке я их еще выдержу, но вдвоем! Лучше уж мне было навсегда остаться под шкафом. Целиком!

Судьба на сей раз оказалась благосклонна.

— Какая жалость, что Лариса заболела, и сама, и все трое детей в гриппу. Иначе бы, конечно, сейчас со мной принеслась, — выдохнула мама в трубку.

Нехорошо так говорить, но да здравствует грипп! Благодаря ему я на ближайшие дни от Ларкиного общества и ее наставлений избавлена!

— Ладно, мамочка, жду тебя!

Успокоившись и расслабившись, я упустила из виду одно обстоятельство: с гриппом и температурой к травмированной сестре, разумеется, не поедешь. Зато телефон под рукой. И, так как перед выходом мама сообщила Ларке о моем несчастье, та сочла необходимым прокомпостировать мне мозги лекцией о бдительности и безопасности передвижения по темным лестницам.

Я слушала ее, автоматически поддакивала через равные промежутки времени, не переставая внутренне поражаться. У человека трое детей. Муж, в конце концов. Вроде достаточно дома кого воспитывать. Ну что бы ей меня в кои-то веки оставить в покое. Как бы не так. Четыре десятка лет уже меня пилит! С самого моего, можно сказать, рождения. И все ей мало.

Главное, достигла-то я, по моему мнению, в жизни гораздо большего, чем она. Ларка, однако, придерживается противоположного мнения. Для нее моя жизнь — одна сплошная неудача. Потому что, на ее взгляд, главное для женщины — это наличие мужа и детей. А так как у меня нет ни того ни другого, то жизнь моя прожита совершенно бесцельно, и все мои карьерные достижения гроша ломаного не стоят. Ибо женщина в первую очередь должна стать женой и матерью, прочее же — лишь неплохое дополнение к главному, но не больше.

Мама приехала, и я с облегчением распрощалась с сестрой. Наконец-то у меня появился законный предлог положить трубку. Не будь его, Ларка обиделась бы и пожаловалась матери. А так как я сейчас прикована к дому и от мамы завишу, то это бы означало бесконечное выяснение отношений.

Моя родительница влетела в квартиру, волоча за собой сумку на колесиках. Поохав положенное время над моей ногой и костылями, она объяснила:

— Я так долго, потому что по дороге закупалась. У тебя же, естественно, как обычно, ничего нет.

Заглянув в кухню, она воскликнула:

— Какие цветы! От Максима? Угадала?

Я кивнула.

— Ой, а это что? Кто это у нас такой? — засюсюкала она над вьющейся вокруг ее ног Люськой. — Какая прелесть! Максим подарил? Как же ты мне сразу не сказала?

— Нет. Просто соседи подкинули на несколько часиков. Она одна в квартире оставаться не любит.

— Ну это, по-моему, наглость! — немедленно возмутилась моя родительница. — Человек сломал ногу, и так еле ходит, а они собакой нагрузили.

— Брось ты. Она маленькая, ласковая. И меня только развлекает.

— Нет, и вправду симпампулечка, — сменила гнев на милость маман. — Аля, может, тебе тоже такую завести? Ну конечно, когда нога пройдет.

— Подумаю. Но тогда лучше, наверное, тебе. Меня ведь с утра до вечера дома нет.

— И то верно. А Максим не… — Осекшись, она воззрилась на меня исполненным надежды взглядом.

— Мама!

— Молчу, молчу. Разбирайтесь сами.

Она открыла холодильник.

— Потрясающе! У тебя даже еда имеется. — Она вновь посмотрела на цветы. — А, ну ясно!

Максим с утра заезжал! Какой молодец! Какой заботливый! Изумительный человек! А ты все о чем-то думаешь. Никак не решишься. Вот смотри, устанет он ждать, бросит тебя, и останешься одна.

Признаться маме, что это именно он не делает мне предложения и заставляет ждать, я не могла. Она ведь тут же расскажет об этом Ларке, после чего сестрица прочтет мне целую серию лекций, как следует правильно вести себя с мужчиной. Нет уж, пусть лучше мои ближайшие родственники остаются в заблуждении, будто я не тороплюсь замуж.

Мама захлопотала по хозяйству, а я, лежа в обнимку с Люськой на диване, наблюдала за ней. Несмотря на свои семьдесят, она еще очень бодрая и активная. Вот и сейчас так и мелькает по квартире. Если ее вовремя не остановить, до ночи будет крутиться.

— Мама, ну хватит, — наконец не выдержала я. — Ты уже все, что можно вымыла и протерла. Посиди лучше просто со мной. Поболтаем, чайку попьем.

Кофе она не пьет принципиально, полагая, что это вредный продукт.

— Я к тебе пришла не чаи гонять, а помочь, — ответила она, но чайник все же включила. — Ох, Алиса, не хозяйственная ты у меня. Удивляюсь, за что только Максим тебя любит?

— Мама, давай не будем о грустном. Уж какая есть, такая есть. Расскажи лучше что-нибудь интересное.

Мама растерялась.

— Да прямо не знаю, что и рассказать. Про Лариску ты уже знаешь. Ах, вот еще про Софью Ивановну тебе не рассказывала…

В этот момент в замке входной двери снова заскрежетал ключ.

VI

Люська с радостным лаем кинулась в переднюю.

— Здравствуйте, — по-хозяйски прошел на кухню Бахвалов. И, глядя на мою маму, объяснил: — Я вот за собачкой пришел.

Глаза у мамы сделались квадратные. Она в полном недоумении переводила взгляде Бахвалова на меня и обратно.

— Позвольте представиться, я сосед Алисы, Денис Захарович.

— Очень приятно. А я Мариэтта Демидовна, Алисина мама.

— Знаете, я почему-то сразу так и подумал, — продолжил Бахвалов. — Вы очень похожи.

Вообще-то у нас в семье почему-то считалось, что я больше похожа на папу, но маме слова Бахвалова явно понравились, и она одарила его кокетливой улыбкой.

— Ой, да что вы. Я последнее время сама себя в зеркале не узнаю. Очень милая у вас собачка. Это вашей жены?

На сей раз квадратные глаза стали у Бахвалова.

— Нет, что вы! Это собачка моих друзей, но временно проживает у меня.

— А-а, — протянула мама, наверняка ничего не поняв.

«Бери собаку и уходи скорее!» — мысленно призывала Бахвалова я, ибо, зная характер своей мамы, не сомневалась: сейчас начнутся подробные расспросы, в ходе которых непременно, по закону подлости, выплывет, что обихаживал меня совсем не Максим, а Денис, о чем ни родительнице моей, ни старшей сестре знать совершенно не следовало.

Я за спиной у мамы состроила Бахвалову страшную физиономию, показывая рукой на входную дверь. Но он то ли не понял, то ли нарочно пожал плечами, прикидываясь, будто не понимает, и продолжал спокойно себе разглагольствовать.