Я молча глотала слезы. Да и что говорить? Как ни оправдывайся, все равно сейчас не поверит. А самое обидное, что оправдываться совершенно не в чем! Хотя история действительно получилась странная. Нелепейшее стечение обстоятельств.

— Я одного не понимаю. — Максим уже не кричал. — Зачем я тебе был нужен?

— Максим, я люблю тебя. Неужели ты сомневаешься?

Раньше не сомневался. Уверен был, идиот, что ты хочешь за меня замуж. Знаешь, ты меня в этом практически убедила. Я даже начал думать, что у нас и впрямь может выйти. Ты мне казалась такой особенной. А на самом-то деле — обычная двуличная сука. Придерживала меня как запасной вариант… — Он на мгновение осекся. — Или я ошибаюсь и, наоборот, выступал основным, а тот тип запасной? Только вот ключики-то ему вручила, а мне нет. Я такой чести не удостоился.

— Я их сделала для тебя.

— Это ты сейчас говоришь.

— Я давно их сделала! Ты сам отказался ко мне переехать! — Только бы не расплакаться при нем. Как он смеет меня унижать!

— И правильно отказался. Как в воду смотрел! Нет, совершенно права была мама. Совсем ты не так проста, как пыталась казаться. С двойным дном человек.

— А без мамы твоей мыв кои-то веки обойтись не можем? — постаралась как можно спокойнее произнести я, но голос мой все равно предательски дрогнул.

— Успокойся. — Губы Максима скривились в ухмылке. — Отныне ты можешь о ней забыть. Впрочем, и обо мне тоже. Считай наши отношения завершенными. Я ухожу. Навсегда. С меня достаточно. Натерпелся.

Чего он такого от меня натерпелся, мне до сих пор неясно.

— Максим!

Я пыталась его остановить, но успела допрыгать только до середины кухни, когда он уже отворил входную дверь.

— Если уходишь, тогда и цветы забери! — прокричала я ему вслед.

Он даже не обернулся:

— Пусть твой этот… шкаф разведенный выкидывает.

Дверь за ним с шумом захлопнулась. Я вздрогнула, как от выстрела.

V

Я в изнеможении опустилась на табуретку. Сколько просидела так истуканом, не знаю. Внутри было пусто, словно из меня выкачали воздух. Потом к горлу подкатил ком, однако, едва я начала плакать, в замке снова заскрежетал ключ. Проклятый Бахвалов! Никакого спасения от него!

Дверь распахнулась, но в нее влетел совсем не Бахвалов, а маленькая лохматая собачонка, которая с веселым тявканьем запрыгнула мне на колени и, поднявшись на задние лапы, принялась деятельно слизывать слезы с моих глаз!

— О-о! Вы ей явно понравились! — Бахвалов тоже был тут как тут.

— Я, по-моему, вам не звонила. — Кажется, мне удалось ответить ему очень холодно.

— Да мы во дворе с Люсиндой Инфантой Традисканцией гуляли, и сами видели, как этот… ушел.

Я невольно улыбнулась:

— Пышненькое вы, однако, имя для собаки выбрали. То есть собачка-то замечательная, но, по-моему, вам она не подходит. Дамский вариант.

Традисканция, или как ее там, одобрительно тявкнула.

— А она и не моя, — разъяснил ситуацию Бахвалов. — Мне ее выдали в комплекте с костылями. Хозяева на два дня уехали, вот я ее и буду опекать. Милейшее животное. И, кстати, по-домашнему ее зовут просто Люська.

Собачка, услышав свое имя, радостно залаяла и попыталась стянуть со стола свеженький круассан. Еле отняли.

— У нее диета, ей нельзя, — запихивая в рот отбитый у Люськи круассан, сказал Бахвалов. — Через две недели выставка. Если я не сберегу ее талию, хозяева меня убьют этими самыми костылями. И какой я умный, что мы вместе с ней сразу к вам пришли. Видите, вы уже улыбаетесь.

Собака породы йоркширский терьер была действительно прелестной, да я и вообще собак люблю. Если бы не моя сумасшедшая жизнь, давно сама бы завела. В общем, плакать мне больше не хотелось.

— Знаете, — потер руки Бахвалов. — Предлагаю наконец позавтракать. Я ведь голодный, как черт. Все утро, между прочим, из-за вас пробегал. Сначала за костылями, потом в магазин…

— Понятно, почему вы вернулись. Вся ваша еда у меня осталась. Я-то уж было подумала, вы от всего сердца, а вы просто… от всего желудка.

— Сердце и желудок у настоящего мужчины неразделимы! — Бодро воскликнул он и принялся вытаскивать продукты из пакета, который принес в свой первый сегодняшний визит. — А что это у вас на столе такой беспорядок? Грязная посуда… Сейчас уберем, помоем… А это? — схватился он за букет. — Выкинуть?

Он выжидающе взирал на меня.

— И не вздумайте! — крикнула я. — Обрежьте и поставьте вон в ту вазу на холодильнике.

— Дело хозяйское, — пожал плечами он. — Но я бы выкинул.

— Вас моя личная жизнь не касается.

— Может, вы и правы, — нехотя согласился он. — Но они все равно долго не простоят.

— Это еще почему?

— Интуиция мне подсказывает. Сами увидите. И цвет какой-то у них паршивый, — тихо добавил он, уже подрезая стебли.

— Мне, например, очень нравится.

— Это вы из чистого упрямства говорите.

— Какая разница. Не ваше дело.

— Естественно, не мое. Мне на него вообще наплевать. Но я лично такие цветы никогда не дарю.

— Сомневаюсь, что вы их вообще кому-нибудь дарите, разве я не права?

— Так я вам сразу свои секреты и выложил. Вы и так обо мне чересчур много знаете.

Я сидела и с удовольствием тискала Люську. Та млела. И мне, как ни покажется удивительным, стало с ней хорошо и спокойно.

Бахвалов тем временем на редкость ловко перемещался по моей кухне, безошибочно открывал нужные шкафчики и извлекал из них именно то, что требовалось. Без малейших подсказок с моей стороны.

Не знай я совершенно точно, что мы познакомились только вчера, заподозрила бы, что он тут сто двадцать пять раз бывал, и не просто, а жил, завтракая, обедая и ужиная.

Вскоре, благодаря его усилиям, на наших тарелках лежал пышнейший омлете ветчиной. То, что пытался сварганить Максим, Бахвалов брезгливо вылил и сотворил воздушное чудо из свежих, закупленных им самолично яиц. Кроме этого на столе стояли блюдо с горкой румяных блинчиков с творогом, свежее сливочное масло, клубничный джем, сыр и круассаны.

При этом все поверхности в моей кухне остались девственно чистыми, ибо, завершив готовку, Бахвалов тщательно прошелся по ним тряпкой.

— Экий вы аккуратист, господин Бахвалов. Чистоту, значит, любите? — съехидничала я.

— Нет. Собственные время и силы экономлю. Гораздо проще вытереть сразу, чем потом недельный культурный слой отскребать.

Меня подмывало еще поехидничать, но со стола так аппетитно пахло, что продолжение нашей дуэли я решила отложить на потом. Это никуда от нас не денется, а вот омлет остынет, если его сейчас же не съесть.

Я уминала еду за обе щеки, тайком делясь самым вкусным с благодарной Люськой, которая устроилась рядом со мной на диванчике. Одновременно я разглядывала Бахвалова, который сосредоточенно жевал напротив меня.

На сей раз он, удивительное дело, молчал. То ли считал, что разговаривать с набитым ртом неприлично, то ли был целиком и полностью занят поглощением пищи.

Пожалуй, познакомься мы с ним при других обстоятельствах, он мог мне даже понравиться. Лицо грубоватое, но вполне презентабельное. С широкими густыми темными бровями, крепко вылепленным носом и упрямым квадратным подбородком. Вид вполне мужественный. Даже не предположишь, что Бахвалов такой вредный. И глазки ничего. Серенькие. Вокруг реснички вполне явственно наблюдаются. Рот вполне подходящий для поцелуев…

Тьфу, о чем я думаю! Все равно с Максимом его не сравнишь. Вот кто и впрямь хорош собой. Просто с ума схожу по его волосам. Они у него редкого цвета, который моя парикмахерша называет «грязный блондин». Эта калька с английского звучит по-русски ужасно. Но на самом деле, как красиво!

Волосы у Максима прямые, длинные, и зачесывает он их назад. Очень сексуально! У меня руки вечно тянутся к его голове. А он ненавидит, когда я его растрепываю. Позволяет только, когда мы в постели. Тогда это его, наоборот, возбуждает.

Хватит! Не буду больше про Максима. А то Бахвалов уже на меня как-то странно косится. Никак, мысли мои прочел? Вот этого мне не хотелось бы!

Кстати, у самого Бахвалова на голове неопределенного цвета пегая копна. Хотя к его типу лица даже идет. Намой вкус, он, правда, немножко массивный. Максим повыше и постройнее. Но Бахвалов, в общем, тоже не толстый. А если еще немного похудеет, то вполне…

О чем я опять! Какое мне дело до фигуры Бахвалова! Его, однако, именно моя фигура и заинтересовала.

— Ну и аппетит у вас! — вдруг возмущенно воскликнул он. — Целых четыре блинчика съели! И куда в вас столько влезает? Вроде маленькая такая. Сколько вы весите?

— Женщинам вопросы о весе и возрасте не задают, — хмуро бросила я.

— Возраст ваш меня вообще не волнует.

Ну конечно. Наелся и снова начал хамить.

— А сколько вообще блинчиков было? — поинтересовалась я.

— Восемь.

— Тогда не понимаю, чем вы недовольны? Поровну съели.

— Поровну не выходит. Я в два раза больше вас. Значит, и блинчиков мне полагалось не четыре, а шесть.

— Дудки! Даже по вашим дискриминационным подсчетам мне полагалось бы три. Суммируем: всего девять, а вы купили только восемь. Наверное, у вас в школе по математике одни двойки были.

— Какая же вы догадливая! — Он скорчил шутовскую рожу.

Люська, подняв голову над столом, вдруг на него зарычала.

— Видите, она на моей стороне, — сказал он.

— Ничего подобного, — заспорила я. — Она проявляет женскую солидарность и рычит на вас.

— Думайте что угодно. Я только хочу сказать: у меня были такие плохие оценки по математике, что я потом мехмат закончил.

— Мало ли кто что закончил, — не собиралась сдаваться я. — Считать вы все равно не умеете. А блинчики мы уже съели, и спорить о них дальше бестолку. Если вы еще голодны, тут круассаны еще остались.

— Да нет. Скорее сыт. Если честно, я так плотно завтракать не привык. Просто сегодня завтрак, благодаря вам, поздний получился.