– Четыре с половиной дня, – разочарованно повторила я.

– Не могу уйти с работы на большее время, – пожал плечами он, – но четыре дня – это не так уж и мало. За четыре дня и мир можно перевернуть.

От этих слов по моей спине пробежали мурашки. В такси пытались вести светские беседы. Он рассказал, что погода на Кипре окончательно наладилась. Стойкая круглосуточная жара, теплое, как парное молоко, море. Иногда он как-то странно в мою сторону поглядывал. Я все никак не могла понять, что означают эти подозрительные взгляды. И вдруг нехорошая догадка пришла в мою голову: а вдруг это Лизкина история с точностью до наоборот? Он ведь видел меня на пляже, в легкомысленной летней одежде… Вдруг сейчас, в моем «московском амплуа», я кажусь ему серой и невыразительной?! Скорее всего, так оно и есть, иначе с чего бы он так пристально на меня посматривает?!

– Майкл… Что-то не так?

– Э-э-э… Все нормально, – смущенно улыбнулся он, – а почему ты спрашиваешь?

– Постой, ну я же вижу! – возмутилась я. – Тебе что-то не нравится. Я плохо выгляжу? – Мой голос дрогнул.

– Что ты! – запротестовал он. – Замечательно выглядишь, как всегда… Но…

У меня замерло сердце. Это «но» не предвещало ничего хорошего. Сейчас он скажет что-нибудь вроде «но я посмотрел на тебя и понял, что ждал совсем другую девушку. Извини, так бывает. Давай попробуем остаться друзьями, а сейчас отвези меня в отель!».

– Но что? – поторопила я.

– Твоя… мммм… Шапка. Вернее, то, что у тебя на голове, – выдавил он, – я смотрю и все не могу понять. Это русская традиция?

Я недоуменно нахмурилась – о чем он? Шапки мне вообще не идут. Я их ношу, только когда столбик термометра опускается ниже отметки пятнадцать. Я провела ладонью по голове и вместо волос почувствовала ткань. Что за черт? Сорвала «шапку» с головы и едва не закричала от ужаса. Боже мой! Да это же… мои… ТРУСЫ! Я же нахлобучила их на голову в солярии, чтобы челка не лезла на лицо. А снять забыла, потому что торопилась в аэропорт. Теперь мне стало ясно странное поведение таксиста. Но какой же это позор! И нет бы трусы были красивые, кружевные. Но нет – то были обычные хлопчатобумажные трусики «панталонистого» фасона, которые я надела, потому что ничего другого я ящике с чистым бельем по закону подлости не обнаружила.

– Какой кошмар… – прошептала я.

– Да нет, тебе даже идет, – еле сдерживая смех, запротестовал Майкл Рикман, – можешь надеть обратно, мне нравится.

– Ты только не подумай, что я ненормальная. Просто я была в солярии, и там…

– Не надо ничего объяснять, – перебил он, – если честно, никогда раньше девушка не встречала меня в трусах на голове. Кстати, мне очень нравятся твои трусы…

* * *

Три дня мы, что называется, не вылезали из постели. Бесконечный сексуальный марафон, который прерывался только за тем, чтобы ленивым голосом заказать по телефону очередную пиццу. Неконтролируемое потребление калорий и мужчин – не об этом ли я всегда мечтала? Это были самые счастливые три дня моей жизни.

Майкл Рикман посетил Москву впервые, и лучшей достопримечательностью, на которую ему удалось за это время посмотреть, была собачья площадка, проглядывающаяся из окна моей спальни. Но смею нескромно предположить, что он об этом не пожалел. Во всяком случае, сам он сказал, что мои красоты могут посоперничать с лучшими городскими видами. Особенно бурно он восхищался моей тонкой талией. А я гордо улыбалась – словно вовсе и не была тем человеком, который косвенно боролся с этой самой талией с помощью бесчисленных сэндвичей и пирожных.

– Может быть, стоит включить твой адрес в справочник «Москва для вас»? – предложил он.

За что был несильно ударен пустой коробкой из-под пиццы.

Утром четвертого дня я проснулась и обнаружила, что Майкл Рикман, в джинсах и футболке расцветки камуфляж, задумчиво изучает недра моего холодильника. Я сразу поняла – что-то не так. Но что именно?

Сначала я подумала, что мое внезапное смущение вызвано тоненьким писком совести. Хозяюшка из меня, скажем прямо, никакая. Любимый человек заинтересовался моим холодильником, и что он там нашел? Одиноко притулившийся на дверце йогурт с давно истекшим сроком годности и нечто бурое, покрытое зеленым мхом, источающее слабый аромат гнили, вросло в нижнюю полку. А вдруг это тест – скажи мне, что в твоем холодильнике, и я скажу, что ты. Если так, получается, что я – личность с гнильцой.

Что ж, будем надеяться, что ему просто захотелось есть, а психологические тесты здесь ни при чем.

Но потом до меня дошло. Странным мне кажется вовсе не поведение Майкла Рикмана и не его устремленный к холодильнику печальный взгляд. А его внешний вид.

Все дело в том, что он… одет! А последние семьдесят два часа я наблюдала его исключительно в обнаженном варианте.

Я села на кровати.

– Привет.

Он обернулся, и в руках его был тот самый злополучный йогурт.

– Доброе утро, моя русская красавица.

– Куда это ты собрался? У тебя же завтра самолет.

– Это так, но… – Он отвел глаза. – У меня в Москве есть дело. Не волнуйся, я быстро вернусь. Заодно принесу тебе что-нибудь на завтрак.

– Дело? – растерялась я. – Но какое дело? Ты же говорил, что никого не знаешь в Москве…

– Это по работе. Я ненадолго.

– Но какая у тебя может быть работа в Москве? – настаивала я. – Разве ты сюда приехал не для того, чтобы встретиться со мной?

– Только для этого. Но… Сама понимаешь, если начальство что-то приказывает, я не могу сделать по-своему. Я мигом. Одна нога здесь, другая там.

Он присел на краешек моей кровати и поцеловал меня в нос. Да уж, страстным такой поцелуй не назовешь. Скорее, это вежливый, дружеский чмок. Что происходит? Еще вчера (да что там вчера, еще сегодня на рассвете) все было так хорошо! А теперь он прячет глаза и торопится куда-то. Кто поймет этих мужчин?

– Ну ладно, – растерянно протянула я.

– Не скучай, – он улыбнулся, – я обязательно вернусь.

«Конечно, вернешься, куда же ты денешься, – мрачно подумала я, – ведь в моей квартире остался твой чемодан!»

Когда за ним захлопнулась дверь, я набрала номер Лерки.

– С ума сошла, звонить в такую рань! – тепло приветствовала меня лучшая подруга.

– У меня форс-мажорное обстоятельство, – объяснила я.

– Тогда выкладывай, – ее голос сразу стал серьезным и деловым.

Мы с Леркой давно выработали свои личные правила этикета. Вот некоторые из них.

1. Если твою подругу бросил мужчина, ты не имеешь права делиться с ней подробностями собственной счастливой личной жизни.

2. Если у твоей подруги два месяца не было секса, ты не имеешь права рассказывать ей о страстной ночи со смуглым незнакомцем, в которого ты влюбилась накануне.

3. Если твоя подруга пытается бороться с депрессией с помощью шоколадных конфет, ты не имеешь права сидеть на диете.

4. Если твоя подруга сидит на диете, а у тебя депрессия, ты не имеешь права объедаться при ней шоколадными конфетами.

5. Если твоей подруге понравился какой-нибудь мужчина, ты не имеешь права строить ему глазки и отвечать на его телефонные звонки.

И наконец:

6. Если подруга позвонит тебе на рассвете в слезах в поисках понимания и дружеского тепла, ты не имеешь права ответить, что не выспалась, и бросить трубку.

Поэтому мы и не стесняемся звонить друг другу среди ночи.

– Так что у тебя стряслось, Кашеварова? – допытывалась она.

Я рассказала ей все. О том, как Майкл Рикман внезапно появился в Москве, и о том, как внезапно у него появились здесь дела.

– Я ему не верю, – подытожила я, – это странно. Тебе не кажется?

Помолчав, Лерка подтвердила мои худшие опасения.

– Кажется, – сказала она, – он тебя обманывает. К бабе пошел, как пить дать.

Черт, я бы предпочла, чтобы она начала рьяно убеждать меня в обратном. И вообще – я же искала у нее утешения, а вовсе не правду-матку. Надо бы нам подумать над новым правилом этикета – ты не имеешь права открывать подруге глаза на мужчин. Все равно она тебе не поверит.

– Точно? – У меня упало сердце.

– Сто процентов. И потом, он же друг Паникоса. Уже это характеризует его не с лучшей стороны.

– Но это ничего не значит… И потом, не такие уж они близкие друзья. Мне Майкл говорил.

– Он тебе еще не то расскажет, ты, главное, уши подставляй, – ухмыльнулась Лера. – Что же ты собираешься делать?

– Что делать, что делать, – я завернулась в одеяло, – может быть, надо было за ним проследить?

– К таким вещам надо заранее готовиться. Купить парик, например, и мешковатый комбинезон, чтобы он не заподозрил, что ты – это ты.

Я представила себя в парике а-ля «здравствуй, Барби» и темных очках в пол-лица, крадущейся по городу за Майклом Рикманом. Нет, не для меня это, не для меня. По-моему, это просто унизительно.

– Тебе только и остается, что ждать. Все равно правда рано или поздно раскроется, – Лера печально вздохнула, – но я бы советовала тебе особенно не обольщаться. Наверняка у него здесь имеется какая-нибудь… Наташа.

– Спасибо за совет. Но я ждала, что ты скажешь совсем другое. Что он любит меня и отправился в цветочный магазин за миллионом алых роз.

– Эх, Кашеварова, – усмехнулась Лерка. – Надежда, как известно, умирает последней.

Он вернулся не через час, как обещал, а через три. Это были самые длинные три часа в моей жизни.

Я металась по квартире, как дикий свободолюбивый леопард, заточенный в тесную клетку. Я успела опрокинуть в себя четыре чашки обжигающего кофе, нарядиться в лучшее платье с голой спиной и эротичные чулки с подвязками из гусиного пуха, которые я невесть зачем купила когда-то в секс-шопе, да так ни разу и не надела. Я накрасила ресницы и с помощью карандашика придала губам соблазнительный бантикообразный вид. Уверена, в то утро я была самой красивой девушкой в Москве. Да что там в Москве – во всем мире. А толку-то – все равно я была одна. Ох уж это внезапное одиночество! Как снег на голову. Еще вчера ты была спокойна, как Будда, и осмелилась поверить, что в животном мире мужчин тебе чудом достался единственный очеловеченный экземпляр.