Я скинула туфли; трава была прохладной и влажной. Пожалуй, со мной никогда не случалось ничего более волнующего. (Если, конечно, не считать тот случай, когда один симпатичный студент, не будем называть его имени, пригласил меня, первокурсницу, провести ночь на городском кладбище. Я-то думала, что меня ожидает ночь страсти в готическом стиле, и надела свежее белье. Но выяснилось, что он просто хотел проверить меня на пугливость. В итоге я орала дурниной, а он, тихо подвывая, носился за мною среди могил.)

В вечернем платье, румяная, босая, я обнимала мужчину, который в тот момент казался мне единственным на свете. У него были мягкие оленьи губы и гибкое сильное тело. Он был европейцем и носил джинсы из последней коллекции «Дизель», но в то же время он казался мне таинственным аборигеном, которому известны неведомые секреты природы. Он словно открывал для меня мир – и этот мир был ограничен горной ночью, терпкой и приятно прохладной. Он был красивым, нежным, понимающим, и он… о, какой прогресс, он пытался стянуть с меня трусы.

Я хлопнула его по руке, скорее не протестуя, а так, для соблюдения этикета.

– Саша, ты… не хочешь? – Он сфокусировал на мне затуманенный взгляд.

И тогда мне пришлось сказать, что я хочу, потому что такая атмосфера не прощала ни вранья, ни кокетства.

– Пойдем куда-нибудь. Кажется, при ресторане есть гостиница, – прошептала я.

– У меня есть лучшая идея. – Он взял меня за руку.

В другую руку я взяла туфли. Майкл Рикман уверенно обогнул здание ресторанчика, я едва за ним поспевала. В моей голове со скоростью парковой центрифуги несся круговорот мыслей – веселых и не очень.

Он так уверенно идет – значит ли это, что он уже водил сюда женщин? Если да, то в этом, конечно, нет ничего страшного, ведь оба мы люди взрослые, но хрупкая романтическая обстановка сразу сходит на нет. Готова ли я к тому, что это всего лишь случайный секс? Курортный роман, просто курортный роман, который закончится, как только самолет оторвет меня от земли, – а именно послезавтра. И стоит ли позволять себе курортный роман с человеком, который мне так нравится? Но самое главное – отличается ли секс с иностранцем от секса с соотечественником?!

Мне опять вспоминается Жанна. То, как она рассказывала о своей интрижке с каким-то французом – кажется, Жанка познакомилась с ним в Третьяковской галерее. Хотя я до сих пор не понимаю, что могло занести туда мою подружку. «Иностранцы обожают оральный секс! – с авторитетным видом рассказывала она. – Не успела я опомниться, как его голова скрылась под одеялом. Поразительно – для нашего мужика это верх мастерства, а для иностранца – просто предварительная ласка. Что-то вроде поцелуя!»

– Мы пришли!

Он распахнул передо мной дверь какого-то деревянного сарайчика. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела… сено. Майкл Рикман привел меня на сеновал!

Меня разобрал смех.

На другом краю света, под низкими южными звездами, я оказалась главной героиней классической деревенской пасторали.

– Саша, что-то не так? – встревожился мой изобретательный любовник.

– Нет, все хорошо. – Я зашвырнула туфли куда-то в угол и плюхнулась в копну ароматного сена. – Иди ко мне!

* * *

Первое: иностранцы в постели ничем не отличаются от русских мужчин. То есть не совсем так – если ты влюблена, то национальные особенности не имеют никакого значения.

Второе: я потеряла туфли! Новые туфли!

Все утро мы с Рикманом ворошили сено, как заправские крестьяне. Но босоножек «Вичини» так и не обнаружили.

В отель мы заявились в полдень. Майкл меня проводил до номера – не мог же он оставить одну босоногую женщину в вечернем платье с застрявшими в волосах соломинками. Такая красноречиво намекающая на ночь любви Афродита далеко на Кипре не уйдет.

Я была уверена, что Лерки нет в номере, ведь моя подруга способна на круглосуточные проявления сильных чувств, и сейчас она наверняка предается любви с красноштанным мускулистым Паникосом.

Дверь в номер почему-то была не заперта, хоть внутри и не было никого. Я осторожно прошла в комнату, Майкл неуверенно топтался на пороге.

Что-то было не так. Но я не сразу сообразила, что именно. И вдруг Майкл Рикман сказал:

– Слушай, а чем это здесь так странно пахнет?

И только тогда до меня дошло: весь наш номер насквозь пропах любимыми духами Леры. «Плежерс» от «Эсте Лаудер» – приятно-сладковатый аромат, настолько тонкий, что я даже не сразу поняла, что его концентрация в воздухе несколько превышена. Странно, Лерка обычно так экономно их использует…

Я осмотрелась по сторонам и – так и есть – заметила в углу разбитый флакон.

– Вот неприятность. Наверное, он стоял на подоконнике, и его смахнуло занавеской. Лера так расстроится!

– Да нет же, его разбили специально! Посмотри! – Рикман кивнул на стену.

На нежно-сиреневых обоях виднелось еле заметное влажное пятно.

– Похоже, кто-то швырнул флакон в стену.

Я похолодела – нехорошее предчувствие прохладной змейкой угнездилось где-то в области моего желудка. Какая «кровавая драма» разыгралась здесь, пока я беззаботно нежилась на сеновале? В наш номер забрались воры? Лерку пытались изнасиловать, а она убегала от маньяка по комнате, швыряясь в него чем попало? Но разбит только один флакон…

Из ванной раздались приглушенные всхлипывания. Я облегченно вздохнула – по крайней мере, обошлось без летального исхода. Осторожно приоткрыв дверь в ванную, я увидела Лерку.

Моя лучшая подруга сидела на корточках на крышке унитаза, обхватив руками колени, и раскачивалась взад-вперед, как героиня фильма про быт сумасшедшего дома.

– Лер, ты что?

Она даже не обратила на меня внимания. Майкл заглянул в ванную через мое плечо.

– Что с ней? Может быть, вызвать врача или полицию?

– Не думаю… Знаешь, наверное, сейчас тебе лучше уйти, – я обернулась к нему, – не обижайся, просто она быстрее успокоится без свидетелей.

– Думаешь? Что у нее с лицом? Она не отрывает руки от лица, – забеспокоился мой спутник, – может, ее избили!

– Да нет, у нее просто размазалась тушь, – заверила я его, – она слышит, что я пришла с мужчиной, и не хочет, чтобы ты увидел ее лицо в потеках косметики.

– Да? – растерялся он. – Все-таки вы, женщины, немножечко ку-ку… Я могу рассчитывать провести с тобой завтрашний день?

– Думаю, да. Ладно, Майкл, иди! Я тебе позвоню, – я почти вытолкала его из ванной.

Как только за Майклом Рикманом закрылась дверь, Лерка вскочила с унитаза. Я оказалась права на все сто. Ее лицо напоминало холст великого мастера, который некий вандал обильно сбрызнул кислотой. Вокруг глаз было черным-черно, по щекам струились темно-синие потеки, на подбородке алели пятна губной помады.

– Ты все-таки ему позвонила! – почти обвиняющим тоном воскликнула она.

– Ну да… Ты же сама советовала.

– И надо полагать, у тебя с ним все хорошо!

– Лер, а, собственно говоря, в чем дело?… Ты нашла Паникоса?

– Лучше бы я его не находила! – перешла на меццо-сопрано Лерка. – И тебе советую бросить своего Майкла Рикмана. Пока он не обошелся с тобой так же гадко!

– Лера… – я сбегала в комнату и достала из минибара бутылочку пепси-лайт, – на вот, выпей.

– Это мне не поможет, – Лера раздраженно отшвырнула бутылку, – только алкоголь. Алкоголь – вот мой лучший друг на ближайшие несколько дней!

– Ты можешь толком рассказать, что случилось?! – потребовала я. – Давай закажем завтрак в номер и спокойно поговорим!

– Ну ладно, – Лера уселась на край ванной, – только никому не рассказывай. А то все скажут, что я полная дура.


История, рассказанная Лерой за «нездоровым» завтраком, состоящим из бокала джин-тоника и трех чересчур крепких сигарет.

Итак, расставшись со мной вчера вечером, Лерка в самом благостном расположении духа поспешила домой к тому, кого все эти дни уверенно считала любимым. Она прекрасно помнила адрес Паникоса и безошибочно указала нужные координаты улыбчивому таксисту. Жизнь казалась легкой и сладкой, как эскимо в шоколадной глазури. Лера отлично выглядела – загар еще сохранился, но краснота сошла, уступив место благородному медовому оттенку. Ее волосы блестели от специального геля, в ее ушах покачивались новые серьги, в пупке заманчиво блестело колечко, на ней было шикарное красное платье.

По дороге она думала, естественно, о Паникосе. Вспоминала, как на прощание он ей сказал: «Перебирайся в Лимассол, здесь замечательный климат, у нас получатся здоровые и красивые дети. Я буду зарабатывать деньги, а ты – воспитывать детишек!» И хотя в Леркины планы вовсе не входило внезапное превращение в домохозяйку и счастливую мать, но все равно бесхитростное предложение Паникоса показалось ей умилительным. И потом – ведь ей уже тридцать. Мама дорогая – тридцать лет! Эта цифра в голове ее блондинистой не укладывалась. Лерка казалась самой себе девчонкой, она оставалась такой же ветреной, беззаботной и легкой на подъем, какой была и в двадцать, и в двадцать пять.

Лера часто говорила, что у нее мужской характер. Ее «мужественность» выражалась в том, что серьезным отношениям она всегда предпочитала спонтанный секс. Она точно не смогла бы назвать количество перебывавших в ее постели мужчин.

И не то чтобы ей не хотелось остановиться на ком-нибудь одном. Но Лера всегда говорила, вздыхая: то ли нормальные мужики давно на свете перевелись, то ли лично ей везет на моральных уродов…

И вот, справив тридцатилетие, она познакомилась-таки с человеком, которому удалось что-то в ней расшевелить. И этим человеком стал, к несчастью, наш общий знакомый по имени Паникос.

До знакомого домика у подножия гор Лера добралась без приключений. Расплатившись с таксистом, она уверенно вошла во двор. Со стороны она выглядела спокойной, хотя сердце ее колотилась так, словно она только что на скорость пробежала стометровку.

Дверь была открыта. На Кипре низкий уровень преступности, и местные жители запирают двери, только когда сами уходят из дому. Наскоро поправив перед карманным зеркальцем прическу, Лерка толкнула дверь и на цыпочках вошла внутрь.