– Неужели две кружки и крошечный коврик могут столько стоить? – удивилась я.

– А с чего ты взяла, что кружек только две? – приподняла бровь Лера. – Я заказала целый сервиз. С чайничком, молочником и сахарницей.

– И везде Паникос? – ужаснулась я.

– Ну а кто же еще, – самодовольно улыбнулась Лера, – еще у меня в планах постельное белье. Представляешь, как это будет романтично! – она мечтательно закатила глаза. – Паникос на одеяле… И под одеялом… И на наволочках… Ммммм…

– Мне бы приснился кошмар… Лер… А может, не надо?

– Что не надо? – растерянно переспросила она. – Наволочек? Да, я тоже об этом подумывала. На наволочке он будет плохо смотреться в полный рост, наверное, пододеяльника и простыни будет достаточно.

– Я имею в виду всю эту затею с переездом на Кипр. Мне кажется, ты торопишься.

– Я?! – искренне изумилась Лера. – Кашеварова, ты что, не понимаешь? Я в первый раз в жизни влюблена!

На такой аргумент мне решительно нечего было ответить. Я и правда никогда прежде не видела Леру в таком состоянии. Зрачки расширены, как у ведьмы, глаза блестят. Может быть, я зря вставляю ей палки в колеса? Пускай себе летит… Она выглядит гораздо более счастливой, чем я, – так какое я имею право давать авторитетные советы счастливому человеку?

– Кашеварова, ты не хандри. У нас же все решено по поводу выходных. Развеешься, переспишь с этим Майклом Рикманом.

– Лера, прекрати идиотничать. Я не хочу Майкла Рикмана, – я залпом допила кофе.

Почему-то произнесенное вслух имя голубоглазого загорелого Рикмана заставило меня покраснеть. Хотя, должно быть, все дело в коньяке. Коварная это штука – добавленный в кофе коньяк.

– А вот и хочешь! – Лера продемонстрировала мне кончик розового языка. – В любом случае это мой тебе подарок.

– Какой еще подарок?

– Подарок в честь расторжения помолвки, – нашлась Лера, – а кто сказал, что люди должны праздновать только свадьбу? По-моему, стоит отмечать и отказ от нее, это логично! Ты спасла свою свободу, и в честь этого я дарю тебе выходные на Кипре.

– Лерка…

– И слушать больше ничего не хочу. Пакуй чемоданы, Кашеварова. В пятницу днем у нас самолет!

ГЛАВА 5

И снова две русские красавицы летели к заморским берегам, где на залитых солнцем оранжевых пляжах мускулистые смуглые тарзаны влюбляются в северных блондинок. Одна красавица была веселой и разговорчивой, она с аппетитом уничтожала скудный самолетный обед. Другая – все больше молчала. Смотрела в иллюминатор на облака, похожие на комья сахарной ваты, и пила из крошечной бутылочки недорогой коньяк.

– Дамы и господа, наш лайнер находится на высоте десять тысяч метров. Температура за бортом…

Лера нетерпеливо ерзала в кресле. Прямо как ребенок, которому обещали поход в кафе-мороженое, но вместо этого почему-то битый час водят по Третьяковской галерее.

– Я его хочу. Как же я его хочу!

– Это я уже поняла, – усмехнулась я, – надеюсь, он встретит нас в аэропорту?

– Что ты! Я ничего ему не сказала. Он вчера вечером звонил, так я и словом не намекнула, что собираюсь на Кипр. Хочу устроить ему сюрприз.

Совершенно не к месту (во всяком случае, я искренне надеялась, что не к месту) я вспомнила, как наша общая подружка Лариса решила устроить веселый сюрприз своему супругу, кажется, третьему по счету. Возвращаясь из командировки на четыре дня раньше положенного срока, она зарулила в секс-шоп, где приобрела длинный светлый парик, кожаную мини-юбку и высокие ботфорты. Похихикивая от предвкушения, Лариска позвонила в дверь. Ее благоверный открыл дверь в неглиже. Супругу-затейницу он не признал. Придирчиво оглядел ее с головы до ног и капризным тоном заявил:

– Да что же это такое! Я вам сто раз по телефону говорил, что предпочитаю брюнеток. Блондинка-мымра у меня жена. А вы вчера прислали рыжую драную кошку, а сегодня вот… Ладно уж, входи. Тариф остается прежним?

Ларка сначала опешила, но потом ей удалось собраться с мыслями. Она изо всех сил треснула любителя продажной страсти сумочкой по голове. За этим последовал развод.

С тех пор я отношусь к сюрпризам с некоторым недоверием.

– Ну и зря. Ненавижу сюрпризы.

– Но Паникос же не такой скучный, как ты, Кашеварова. Смотри, что я везу ему в подарок. – Лерка задрала футболку, обнажив загорелый подтянутый живот.

В пупке хищно блеснуло золотое тонкое колечко.

– Лерка! Сколько тебе лет? – Я наклонилась ниже, чтобы получше рассмотреть это безобразие.

– Мне? Мне слегка за тридцать, – без ложного кокетства ответила Лера. Впервые она огласила вслух количество прожитых ею лет, при этом смущенно не захихикав и не вздохнув с притворной грустью, – да, я взрослая женщина. И я его хочу!

* * *

На этот раз мы поселились в крошечном пансионе. Контраст с шикарным отелем «Времена года» был разительным. Комнатка пять на пять, узкие кровати с продавленными матрасами, хилая струйка воды в душе.

Лерка бросилась распаковывать чемоданы. Я с изумлением смотрела, как она извлекает из сумочных недр одно вечернее платье за другим. Красное от «Москино», черное «Мекс», темно-синее «Версаче», идиотское желтое непонятного происхождения… Пять, десять, двенадцать… Да, именно так, двенадцать штук. А ведь мы приехали всего на два с половиной дня. Если Лера собирается использовать каждое из привезенных платьев, то ей придется переодеваться… раз в пять часов. Причем без перерыва на сон.

– Кошмар, мне нечего надеть! – жаловалась она, примеряя одно платье за другим. – Так, это слишком нарядное. В этом у меня толстая попа. А в этом – слишком плоская.

– Зачем ты тогда вообще все их взяла?

– Потому что я ничего не соображаю! – взвилась Лерка. – А ты должна была меня поддержать и посоветовать, что взять с собой. Я же влюбилась, у меня такой кризис! А лучшая подружка меня не понимает.

Я недоверчиво на нее взглянула – неужели Лера не издевается? Но нет, она продолжала носиться по крошечной комнате с трагическим выражением лица.

– Интересное кино, – сказала я, – ты, значит, влюбилась, поэтому у тебя кризис. А я отменила свадьбу и поэтому должна тебя поддержать?!

– Ну ладно, не злись… Надену красное, – наконец решила она, – мне уже не терпится его поскорее увидеть… А чем собираешься заняться ты?

– Своевременный вопрос, – вздохнула я, – наверное, пойду купаться.

– Ничего подобного, – тоном мудрого учителя сказала Лера, – ты позвонишь Майклу Рикману и пригласишь его на ужин.

– Я передумала. В Москве мне казалось, что он мне нравится, а сейчас я бы с большим удовольствием пошла загорать.

– Ты только позвони. Пообещай, что позвонишь! – Лерка уже схватила со стола дамскую сумочку, готовая бесстрашно отправиться на поиски приключений. – Поклянись.

Я с легким сердцем пообещала, что непременно позвоню Майклу Рикману. Обмануть влюбленную Леру было проще простого. Ну что мне стоит поклясться в таком пустяке, если у меня даже нет телефона этого Майкла Рикмана?

Лера недоверчиво посмотрела на меня и покинула наш гостиничный номер, бросив на прощание: «Ну смотри у меня. Потом отчитаешься во всех подробностях!»

А я переоделась в джинсовые шорты и цветастую маечку и приготовилась вкусить все радости неожиданного пляжного веселья. Сейчас я пойду в крошечное приморское кафе пить свежевыжатый сок. Потом немного позагораю, потом арендую виндсёрфинг – мне давно хотелось попробовать. А потом…

Неожиданно я заметила белеющий на столе тетрадный листок. Неровным Леркиным подчерком на нем было выведено несколько цифр и имя «Майкл Рикман». А еще ниже Лерка коряво приписала: «Я выяснила для тебя его телефон. И помни, Кашеварова, ты поклялась!»

В детстве я всего боялась – пауков, мышей, темноты, учительницу алгебры Серафиму Степановну, фильмов, в которых отрубленная рука вдруг принималась яростно душить своего экс-хозяина, больших собак и саму себя.

Лет до тринадцати я считала себя клинической неудачницей, я была твердо убеждена, что с рождения обречена на провал. Посудите сами – я мечтала быть кудрявой, так нет – меня угораздило родиться с прямыми, как солома, волосами. Я мечтала быть маленького роста, но уже в одиннадцать лет переросла свою мать. Я мечтала, чтобы самый хулиганистый мальчик нашего класса при всех пригласил меня в кино, а он вместо этого однажды намазал мой стул клеем. Я была тихой-претихой отличницей, я боялась выползти из паутины, сотканной из моей мнимой неполноценности.

Когда мне было четырнадцать, в меня ни с того ни с сего влюбился практикант из пединститута, преподававший у нас английский. Я иногда рассматриваю свои четырнадцатилетние фотографии и искренне не понимаю, что этот дурень мог найти в изображенной на них особе. Не мог же он быть настолько подслеповат, что не заметил ни дурацкой прически, ни неприлично короткой юбки, ни дико накрашенных глаз?

Практикант ставил мне незаслуженные пятерки и писал записки с приглашением сходить в кафе. Он был ничего, довольно симпатичный. Иногда я мечтала о том, как в один прекрасный день приму его приглашение, и он зайдет ко мне домой, а на мне будут мамины белые туфли. Держась за руки, мы пройдем через школьный двор, и все признанные красавицы нашего микрорайона не смогут сдержать завистливый стон. И почему я столько времени не могла решиться поднять на него взгляд? Может быть, боялась, что это глупый розыгрыш? В итоге практикант перекинулся на мою подружку. Ничего не поделаешь, он был влюбчивым, а она сговорчивой.

Потом я, конечно, изменилась. Научилась быть смелой. Научилась любить свой рост, свои волосы и даже свой немного длинноватый нос. Сейчас я кажусь себе красоткой (конечно, если не смотрю в зеркало утром после бессонной ночи).

И все-таки, решаясь на дерзкий поступок, я всегда вижу стоп-сигнал, который приветливо маячит впереди, настойчиво призывая сбавить обороты.

В очередной раз я думаю: «А вдруг у меня опять ничего не получится?»