Ольга Петрова - Ненавидеть нельзя любить

Дети с большим аппетитом поедали блинчики и обсуждали новую компьютерную игру. Женщины, сидя рядом, молча пили чай.

– Мамочка, ты не расстраивайся, – тронула Наталью за руку двенадцатилетняя Аленка. – Мы ведь давно собирались к Русановым в гости. Здесь хотя бы спокойно выспимся, никто не будет до утра смотреть телевизор.

– Ага, – поддержал ее брат. – И мне с Кириллом интереснее, чем с папой, который заставляет обсуждать новости спорта.

– Я рада, что вам здесь хорошо, – сухо прервала их рассуждения Наталья. – Поели? Мойте руки и отправляйтесь в детскую.

– А можно я в большой комнате закроюсь и почитаю? – спросила Алена. – А то мальчишки здорово шумят, невозможно сосредоточиться.

– Конечно, конечно, – засуетилась Ольга. – Пойдем, я тебе плед достану и подушки. Можешь устроиться на диване, никто тебе мешать не будет.

– А мы ей и не мешали. Это она задается, – встрял в разговор Кирилл, отправив в рот чуть ли не целый блин.

– Ты очень некрасиво ешь, – упрекнула Ольга сына.

– Будешь есть такими кусками, подавишься, – поддержала ее Наталья. – И вообще, молодежь, освобождайте помещение. Скоро спать будем, у вас полчаса осталось.

Дети быстро покинули кухню, устроили веселую возню в ванной и, наконец, разошлись по комнатам соответственно интересам. Когда Ольга, устроив Аленку в гостиной, вернулась, Наташа уже навела в кухне порядок. Подруга стояла возле мойки и домывала сковороду, на которой жарили блины.

– Я думаю, твоя сестра опасна, – начала она с ходу. – Может быть, имеет смысл и Кирюшку отправить вместе с моими к маме. Там он, точно, будет в безопасности.

Ольга растерялась от неожиданности такого предложения и замерла посреди кухни, лишь через некоторое время обрела она дар речи.

– Ты с ума сошла. А как я ему это объясню? И потом, зачем такие крайности? Дина, конечно, всегда была неуравновешенной и странной, но неужели она решится нанести вред родному племяннику? Какая ей от этого польза?!

– От этого вред тебе, а в данном случае именно это ей нужно.

– Ну не знаю, – не согласилась Ольга. – Столько лет она не трогала меня и мою семью, почему же именно сейчас мне опасаться за свою жизнь?

Наталья встала и прошлась по кухне.

– Не знаю и я. Но ведь раньше твоя сестра не крала младенцев и не лечилась в психушке. Послушай, Оля, – Наталья обняла подругу, – лучше переоценить опасность, чем недооценить.

– Может быть, ты и права, – Ольга задумчиво смотрела в окно, за которым давно уже сгустилась рыхлая темнота петербургской ночи. – Но знаешь, в чем проблема: я слишком долго не говорила сыну всей правды, все ждала, когда же он вырастет и сможет понять меня. И вот теперь придется обрушить на него все семейные тайны разом. Нет, этого делать нельзя, – закончила она решительно, мягко освобождаясь от объятий подруги.

Подойдя к окну вплотную, Ольга прижалась лбом к холодному стеклу.

– Ночь какая-то жуткая, очень темная. Страшно мне, Наташ, отчего-то. Такое ощущение, будто кто-то недобрый смотрит оттуда злыми глазами.

Сказав это, Ольга отпрянула от окна и задернула кремовые шторы. Обернулась к подруге. Наталья отметила про себя, что Ольга действительно выглядит испуганной.

– Ну что ты выдумываешь, глупая? Даже побледнела. Пойдем спать, утро вечера мудренее. Ты, моя милая, просто устала. Вот увидишь, завтра все станет ясно.

Наташа взяла Ольгу за руку и, словно маленькую девочку, увела от темного окна туда, где слышался детский смех.

Дина видела, как сестра вглядывалась в черноту двора, как резко задвинула шторы. Она улыбнулась тонкими губами и по привычке сощурила глаза. Что ж, время пришло. Она накажет всех, кто мешал ее счастью. Ее утонченная сестрица расплатится за все сполна. Дина восстановит справедливость. Ведь именно у нее должен был родиться сын, а не у Ольги и того слишком умного еврейчика. Правда, еврейчик, будучи сообразительным от природы, унаследовав на генном уровне мудрость своего народа, очень быстро разобрался в том, что совершил ошибку и сбежал, не дожидаясь рождения ребенка. Опять ее замечательную сестрицу бросили. Ольге пришлось уползти под крыло к бабуле, такой же безнравственной особе, и вдали от всех зализывать свои раны.

Дина еще не видела сына Ольги, но заранее знала – кроме ненависти этот ребенок не способен вызвать у нее никаких других чувств. Она считала, что мальчик не имел права на жизнь. Его рождение было ошибкой. В великом вселенском компьютере произошел сбой. Но все еще можно исправить. Правда, сначала нужно устранить всех, кто способен прийти на помощь Ольге, которая может попытаться помешать ей, вершительнице человеческих судеб. И первой на очереди была бабка Маргарита, мерзкая старушонка, которая решила все свое добро оставить несчастной Оленьке и ее выродку. Она забыла о своей второй внучке, и это ей дорого обойдется.

Дина смотрела на окна дома, в котором жила женщина, принесшая, по ее мнению, ей столько зла. Свет постепенно гас, дом становился темным, неприветливым, но Дина не чувствовала ни страха, ни холода. Казалось, что сырой, пронизывающий ветер не касался ее, обдувая со всех сторон. Она постояла еще некоторое время, прячась за редкими деревьями и улыбаясь чему-то своему. Изредка она хмыкала и начинала что-то говорить громким свистящим шепотом, потом вдруг оглядывалась вокруг и замолкала.

Прошло полчаса, прежде чем Дина покинула двор, вышла на освещенную улицу, поймала такси и назвала гостиницу, в которой остановилась утром уходящего дня.

Валерий очень устал. С того момента, как позвонил тесть и сообщил, что произошло с его женой, время текло как-то по-особому. Часы не шли, а словно тянулись по вязкому пространству, то слегка убыстряя свой ход, то вдруг останавливаясь. Написав рапорт и побросав вещи в сумку, он отправился в путь. На своей машине. Валерий не мог себе представить, как окажется сначала в поезде, а потом в автобусе среди множества людей, с которыми придется общаться. Проехав несколько часов, он убедился, что поступил правильно. В машине было тепло, работало радио, дорога была сносной. Несколько раз он останавливался, чтобы размять ноги и спину, покупал в придорожных кафе отвратительный, но горячий кофе, смотрел на часы и ехал дальше.

Сначала ему удавалось ни о чем не думать. Он пытался вникать в разговоры ведущих различных радиостанций, старательно слушал новости, переключаясь с канала на канал. В конце концов он напоролся на «дискотеку восьмидесятых», и знакомые мелодии юности неотвратимо повлекли за собой воспоминания, которые он так старательно гнал от себя.

Четвертый курс запомнился ему чередой несуразных кошмаров. Это был последний год обучения. До сих пор Немировский считался одним из лучших курсантов училища, был спортсменом-разрядником, претендентом на золотую медаль. Но на четвертом курсе ему было не до учебы и не до занятий спортом. Вернувшись с каникул, Валерий долго страдал и мучился от того, что произошло летом. Он не знал, как ему сообщить обо всем Ольге. А в том, что скрыть его «подвиг» на турбазе не удастся, он даже не сомневался. Была бы это случайная связь с незнакомой девушкой, возможно никто ничего не узнал бы. Но это была родная сестра его невесты. К тому же несовершеннолетняя.

Валерий до сих пор не мог понять, как все получилось. Словно в тот вечер сам дьявол свел их с Диной и лишил разума.

Не в силах самостоятельно справиться с угрызениями совести, он рассказал обо всем Косте.

Шли первые дни сентября, курсанты мучились от безделья на самоподготовке и делились с друзьями воспоминаниями об отпуске. Парни ушли за последний стол в углу кабинета, и Немировский, не поднимая глаз, рассказал Косте о причине своей затянувшейся депрессии. Потанин не перебивал друга, а, дослушав, встал и молча вышел из класса. Валерка нашел его в курилке. Некурящий Костя докуривал сигарету, неотрывно глядя в окно.

– Что мне делать? – спросил Немировский, на этот раз, глядя другу в лицо.

– Удавиться. Потому что как с этим жить дальше, я не знаю, – ответил Костя, посмотрев ему прямо в глаза. – Если бы ты собирался жениться на незнакомой мне девушке и переспал бы с ее сестрой, я бы просто посочувствовал вам всем и посоветовал бы тебе молчать. Авось все утрясется само собой. Девочка забудет летнее приключение, как сон, а невеста ни о чем не узнает. Но речь идет об Ольге. Ты обманул ее, понимаешь? Мы все уступили тебе дорогу, отошли в сторону, потому что видели – она любит тебя. И я, и Колян, и, думаю, еще человек пять из нашего класса. В нее нельзя не влюбиться. Она особенная. Но я верил, что ты ее любишь по-настоящему, что это не детская школьная влюбленность. Как-то Колька сказал мне, что ради Ольги он готов броситься под поезд, и я поверил ему. Потому что когда я понял, что вы вместе и что это навсегда, мне самому захотелось умереть.

Костя неумело, обжигая пальцы, докурил сигарету и выбросил окурок. Потом посмотрел тяжелым взглядом на Немировского и произнес:

– Но тебе удавиться нельзя, она не перенесет твоей смерти. Слишком любит тебя. Молись, чтобы Дина не рассказала ей ни о чем. Только это может спасти тебя.

– А я решил написать Ольге обо всем, попросить прощения. Если любит, простит, – промямлил, ненавидя себя, Немировский.

– Не думаю, что это правильное решение. А там поступай, как знаешь. Тебе виднее.

Костя обошел друга, словно боясь к нему прикоснуться и испачкаться.

Почти неделю они избегали друг друга. А потом приехала Дина. Когда его вызвали на КПП, сердце тревожно забухало в груди. В последнем письме Ольга писала, что собирается приехать в Рязань на несколько дней. Он шел на встречу с ней, а сам все не мог решить – признаваться в содеянном или спустить на тормозах, – вдруг пронесет. Увидев Динку, Немировский опешил.

– Привет. А я к тебе с огромной радостью.

Она действительно лучилась от счастья, улыбаясь обворожительной и немного лукавой улыбкой. Валерий стоял истуканом, когда она уверенно обняла его, прижалась всем телом, обдавая запахом незнакомых духов. Чуть отстранилась, глядя ему в глаза, произнесла громко и четко: