Мария Чепурина - Ненастоящий поцелуй

Вечером десятого Кира, вернувшаяся с намеренно долгой прогулки, застала сестру растрепанной, красной, опухшей, всю в слезах и, прослушав душераздирающий рассказ о неблагодарном изменнике, заставила ее выпить вылерьянки. После этого, улегшись спать, она долго прислушивалась к всхлипываниям. Лишь полтретьего, когда они закончились, Кира поняла, что Вера наконец уснула, и позволила себе сделать то же самое, полагая, что утро вечера мудренее.

Не тут-то было. Утром, едва разлепив глаза, Вера вспомнила вчерашнее и принялась плакать. Вставать с кровати она отказалась. Принимать пищу — тоже. Так и провела весь день в постели, отвернувшись носом к стене, тихо всхлипывая и вставая только для посещения туалета.

Скрыть расставание от родителей, конечно, не удалось. Вернувшаяся со смены мама долго сидела на Вериной кровати, говорила положенные слова, обнимала одеяльный кокон, из которого не вылазил даже нос… Результатов она не добилась.

На другой день Вера встала, но лишь для того, чтобы нечесаной, неумытой провести весь день в пижаме перед телевизором за просмотром самых бессмысленных сериалов. Разговаривать ни с кем она не хотела, на любые раздражители реагировала или плачем, или никак. Кира тщетно пыталась расшевелить сестру:

— Может, сходим в кино? — предлагала она.

— Зачем? — вяло мямлила младшая. — Смотреть, как целуются пары на заднем ряду?

— А по магазинам? Ты же давно хотела новые джинсы, да и я не против что-нибудь присмотреть!

— Зачем мне джинсы? Все равно ходить в них некуда. И не с кем…

— Тогда просто на улицу. Хоть погуляешь!

— Чтобы Мишины подружки смеялись и тыкали в меня пальцами?

— Ну ладно. Я схожу одна, куплю конфет тебе. Хочешь? Чего-нибудь сладкого, а?

— Не знаю… Мне как-то все равно… Кажется, не хочу… Ничего не хочу… Устала, страшно устала…

Через два дня пижамно-бессмысленной жизни между сестрами состоялся наконец душевный разговор: возможно, самый душевный за всю их жизнь.

— Почему, почему? — спрашивала младшая со слезами. — Почему все так произошло? Разве плохо у нас все было? Разве не по-настоящему? Не всерьез разве? Не было, получается, любви?

— Ну почему же обязательно не было… — успокаивала Кира.

— Но ведь настоящая любовь все побеждает, разве не так? Любовь — это же когда на всю жизнь? Выходит, Миша меня обманывал?

— Обманывал или нет — этого мы, наверно, уже никогда не узнаем. Скажу тебе вот что: из собственного опыта я поняла, что парням иногда кажется, будто они серьезно влюбились, они сами в это верят и уверяют в этом своих девчонок… А потом все кончается. И парень даже сам не понимает, откуда что взялось и куда делось! Знаешь, если мальчишке кто-то нравится, то он порой чего только не болтает, лишь бы добиться своего. А мы, когда влюблены, наоборот, всему верим. Уши у нас вроде как отдельно от мозга работают в такие моменты. А у парней — язык на автопилоте. Такая вот ерунда…

— И что же получается — все было зря, все было не по-настоящему?

— Что не зря — сто процентов. Эта история пойдет тебе на пользу.

— Это каким же образом, интересно?

— Не знаю. Но пойдет, это точно, — заверила Кира. — А этот Миша… Ну что поделаешь, не вышло у тебя с ним! Насильно мил не будешь, как говорится!

— Но ведь я-то думала, у нас всерьез! Замуж за него хотела! А теперь что?! Мой первый поцелуй произошел не с тем человеком? Мне придется остаться одной на всю жизнь?! — не унималась Вера.

— Уж сразу и одной! Ты слишком много фантазируешь, сестра, вот в чем дело!

— Хочешь сказать, что в наше время не стоит верить в любовь, не надо быть искренней, так что ли?!

— Да нет же. Просто ты внушила себе, что первый мальчик — это обязательно на всю жизнь, что выйдешь замуж за Мишу… наверняка даже имена будущим детям уже придумала, сознайся?

— Ну… Дальше-то что?

— А дальше началась реальная жизнь. Твои фантазии разбились об нее, поэтому ты и страдаешь. Пойми, Верка: люди иногда расстаются. Так устроен мир. Да, это больно, особенно первый раз. И никому бы не хотелось это пережить. Но так бывает! Так случается практически со всеми! И это не значит, что люди плохие, что надо уйти в монастырь или что-то подобное! Ведь даже если мы заводим отношения с самыми серьезными намерениями, то никогда не знаем заранее, как пойдет дело с этим человеком, сможем мы с ним ужиться или не сможем. Миша был твоим первым мальчиком… и только.

— Хочешь сказать, первая любовь — всегда неудачная, так что ли? — хныкала Вера.

— Не хочу! В любовных отношениях нет никакого «всегда», понимаешь? У всех происходит по-своему. А что касается ушастого… Тебе придется смириться с этим разочарованием, оставить его в стороне и жить дальше.

— Но как?! Теперь я смотрю на всех парней с такой точки зрения: похож на Мишу или не похож. Если нет, то, значит, он не правильный, не в моем вкусе! А если похож, то как я смогу с ним быть?! Он же будет постоянно напоминать Мишу!

— Не думай пока о парнях, Вера. Сразу после расставания трудно с кем-то сойтись. Займись пока… ну… самосовершенствованием, что ли. И поменьше думай о том, какая ты бедная-несчастная!

— Да, тебе легко говорить!

— А что, думаешь, я никогда не расходилась с мальчиком?

— Ну… Это…

— Это другое, не как у тебя, да? Тебе сейчас кажется, что твой случай особенный, что он самый ужасный в мире, ага? Так думать очень больно, но при этом и приятно в глубине души. А если я скажу, что с миллионами девчонок такое случалось и случается?

— Какое мне дело до миллионов?! Я у себя одна! И… И… — успокоившаяся было Вера опять начала рыдать. — И Миша бросил именно меня!!! Разве это справедливо?! Разве я это заслужила?! Ы-ы-ы-ы!!!

— Ну знаешь ли что? — Кира разозлилась, встала с кровати, на которой они вместе сидели. — А чем ты заслужила, чтобы он тебя любил, а?

Вера разревелась еще больше, забралась под одеяло: видимо, чтобы насладиться свои горем в одиночестве. А Кира не унималась:

— Может, за то, что он тебе приглянулся, Миша тебя любить обязан? Или за то, что ты на свет родилась? Или за хождение растрепанной, в пижаме, за мотание соплей на кулак, за неспособность ничем занять себя? А?

Круглое, красное, как редиска, лицо высунулось из-под кучи одеял.

— Я с ним не ссорилась… Я ему ни разу не изменила…

— Человек достоин уважения за то, что он делает что-то. А не за то, что он чего-то не делает. Таково мое мнение, — жестко заявила старшая сестра. — А тебе советую перестать жалеть себя и заняться чем-нибудь путным! Хоть танцами, например…

— Танцы надоели. Я уже знаю все, чему там учат!

— Что же ты тогда так «блистательно» выступила на конкурсе?

— Да потому что… Эти девчонки… Из школы «Газаль»… Ну…

— Возьми да пойди в эту школу! Кто тебе запрещает? — Кира всплеснула руками. — Да чего мы, собственно, ждем? Ну-ка поднимайся!

Вера захныкала. Несмотря на сопротивление, она была стащена с кровати и загнана в ванную — привести себя в порядок. Вернувшись в комнату, младшая Созонова обнаружила, что постель убрана, шторы откинуты, форточка открыта, а на стуле лежит танцевальный костюм.

— Надевай! — скомандовала Кира и тут же врубила арабскую музыку, причем на полную громкость.

Напялить на Веру костюм старшей сестре так и не удалось, поэтому она надела его сама и закружилась по комнате, припомнив свои давние, немногочисленные занятия танцем живота.

— Бочку неверно. Тарелку не так, — бурчала младшая, наблюдая за происходящим.

— Ну давай, покажи мне, как надо! — подначивала Кира.

Еще какое-то время Вера отказывалась танцевать — уже только из вредности, — а потом поняла, что ноги сами идут в пляс. Поплыла, поскакала, заструилась, завертелась. Начала вспоминать изученные фигуры: восьмерки бедрами, круги грудью, ключ, волна руками, шаг египетский, волна животом…

Волна животом?!

Да. Волна животом.

Вера повторила ее еще раз. А потом еще и еще. Все получилось. Но как, откуда, ведь она же никогда не умела, ведь она же думала, что никогда не научится, ведь она же считала себя неспособной…

— Кира, Кира! Я же сдалала волну! Смотри сюда! А вот… И вот… Опять… еще раз… Я ее умею!

— О-о-о! Да это чудо! Я же говорила, что расставание обернется для тебя чем-то хорошим! Завтра же записывайся в «Газаль»!

На следующий день Вера позвонила в «Газаль», выяснила, что группа второго года обучения как раз сегодня, спросила адрес, взяла спортивные штаны, майку, пояс с монетками и двинула в школу.

Первое занятие прошло еще ужаснее, чем она предполагала. Учениц в зале было немеряно: они стояли не в два ряда, как в районном Дворце спорта, а в пять или шесть. Оказавшаяся почти на самой «галерке», Вера с трудом видела тренера — ту самую отбеленную регистраторшу с конкурса. Тренер тоже, видимо, не сразу заметила Созонову. А как только разглядела, сразу прекратила занятие и громко потребовала, обращаясь через весь зал:

— Монетки снимите, пожалуйста. Да-да, девушка, я к вам обращаюсь!

Обескураженная Вера покорно сняла свое сокровище под шушуканье бывалых учениц, среди которых разглядела кое-кого из победительниц злополучного конкурса. Занятие длилось не час, как во Дворце спорта, а полтора. При этом одна только разминка оказалась такой, что уже через пятнадцать минут после начала у Созоновой язык был на плече. Она кое-как дотерпела до конца урока: ни одну из предлагавшихся тренером умопомрачительных фигур сделать, разумеется, не смогла.

Когда занятие наконец закончилось, Вера без сил рухнула на скамью в раздевалке. Все болело, руки и ноги отваливались, в голове стучало, дышалось едва-едва, тошнило, мутило — словом, так плохо Созоновой не было никогда. Она приготовилась помереть и, вероятно, не померла только потому, что остальные девчонки оперативно оделись и разбежались, а оставаться последней было стыдно: заставишь администратора ждать — того и гляди накричит, выгонит голой или закроет в раздевалке. Кое-как, через силу Вера начала стягивать с себя спортивную форму.