Мэри Бэлоу - Немного женатый

Эйдан задумался над ее словами и затем кивнул.

– Хорошо, – сказал он, – только следуй советам моей тети, и все пройдет гладко. И еще – слушай Вулфа. Надевай яркие платья, как только тебе доставят новые туалеты. Он совершенно прав: серое тебе не к лицу.

Ева повернулась к нему спиной, натянула на уши одеяло и замерла. Несколько минут длилась тишина, затем она услыхала, как тихо открылась и закрылась дверь ее спальни.

Почему она думала, что эта ночь все изменит? Почему глупые женщины полагают, что любовь способна все изменить? Да и вчера это была не любовь. Женщины, поняла Ева, часто ошибаются, веря, что близость в постели рождается любовью. Это была лишь физическая близость, доставившая обоим громадное удовольствие. Она понимала, что все три раза он старался убедиться, что доставляет ей наслаждение. И ему это удалось.

Эйдан уехал кататься с Аллином и леди Фреей и не подумал остаться с ней.

Он поедет в клуб, а затем смотреть лошадей, и это, вероятно, займет весь день.

Когда Ева сказала, что он может уезжать и по вечерам, явно обрадовался.

Он велел ей слушаться леди Рочестер. Он велел ей слушаться герцога Бьюкасла. Еве захотелось плакать и выплакать все до последней слезинки.

Вместо этого она обеими руками схватила подушку, еще сохранявшую отпечаток головы Эйдана, и швырнула ее в дверь спальни.

В тот же день после приема у королевы в Бедвин-Хаусе был дан бал, на котором Еву должны были официально представить обществу в качестве леди Эйдан Бедвин. Герцог Бькжасл решил не откладывать бал. Он ни с кем не советовался, тем более с Евой, а разослал приглашения и сделал необходимые приготовления. Со свойственной ему самоуверенностью и высокомерием он ожидал, что все гости приедут, несмотря на то что они получили и другие, не менее важные приглашения.

«И главное, – думала Ева, – в том, что все непременно приедут». Она чувствовала глубокую неприязнь к герцогу. Леди Фрея ей тоже не нравилась. Ее золовка редко удостаивала Еву своего общества, а когда это случалось, обращалась с ней с холодным пренебрежением, которое и не? пыталась скрывать. Эйдан большую часть времени проводил вне дома, возвращаясь, только чтобы пообедать и провести с нею ночь. Ева почти презирала себя за то нетерпение, с которым она ждала этих ночей, и за то, что так наслаждалась ими. Брак не должен ограничиваться только близостью, но подразумевалось, что ни один из них не желает большего.

Аллин казался единственным человеком в семье, которому не были чужды человеческие чувства. С ним Ева научилась танцевать вальс. Герцог нанял ей учителя танцев, вероятно, полагая, что выросшая в деревне дочь углекопа не сможет отличить правую ногу от левой. Но Ева с удовольствием училась танцевать менуэт и вальс, которых не знала раньше. Однажды за завтраком она упомянула об этих уроках, и Аллин предложил себя ей в партнеры. Он терпеливо, с добродушным юмором разучивал с ней танцевальные па. Она начинала верить в искреннее расположение к ней этого довольно ограниченного молодого человека. Своими улыбками он возмещал холодность старших братьев.

Маркиза Рочестер оказалась суровой наставницей. Иногда она возмущала Еву, как это случилось в то утро, когда в Бедвин-Хаус прибыл личный куафер маркизы. Он получил указания подстричь леди Эйдан Бедвин по последней моде. В семействе, в которое Ева вышла замуж, очень любили приказывать. Они не интересовались ее мнением, не давали советов, а распоряжались. Ева позволила куаферу немного подстричь свои волосы согласно моде, но предварительно они вместе обсудили их длину.

Однако у Евы хватало здравого смысла сознавать, что она нуждается в указаниях в случаях, выходящих за грани ее опыта. Реверанс, вопреки мнению Эйдана, не был просто приседанием. Существовали разные реверансы для людей разного положения и возраста. И один специально для королевы. Еве потребовалось много времени, чтобы получить одобрение леди Рочестер. Надо было уметь приблизиться к трону и знать, как себя вести. Особенную трудность представляло умение отойти от трона. Оказалось, что нельзя перекинуть трехъярдовый шлейф через руку. Нельзя поворачиваться спиной к ее величеству. Грациозно и с достоинством пятиться назад и не наступить на шлейф было непросто. И сначала казалось совершенно невозможным. Еву охватывали приступы смеха, когда она первое время самым постыдным образом садилась на пол. Однако это не смешило тетку Эйдана. При виде такого неуместного веселья она подносила к глазам лорнет, выражая свое неудовольствие.

Предстояло запомнить имена и титулы множества знатных особ и степень их важности. Освоить этикет первого выезда в свет. От некоторых джентльменов Ева могла принимать приглашения на танец, другим она должна была отказывать. После представления ко двору она будет получать приглашения, некоторые она должна принимать, согласие на другие будет зависеть от ее занятости и личного вкуса. Будут еще и такие, которые она должна твердо отклонять. И еще… Как Ева сказала Эйдану, ей предстояло освоить тысячу вещей.

Накануне ее представления королеве Ева решила, что аристократический мир с его правилами и требованиями устроен ужасно глупо. И в то же время она была взволнована и готова к сражению. Если бы мог ее сейчас видеть отец, иногда думала Ева, он бы посчитал, что мечта всей его жизни осуществилась.

Но Ева скучала по дому. Она каждый день писала Тельце, единственному грамотному взрослому человеку в доме, кроме ее самой и Неда Бейтмана. Писала она для всех. Тельма, как она знала, читала письма вслух сначала тетушке, няне и детям, а потом и всем остальным. Письма самой Тельмы вызывали у Евы слезы. Обычно в них передавались приветы от всех домочадцев, а несколько предложений были коряво нацарапаны рукою Дэви, в них иногда был вложен отпечаток маленькой ладошки Бекки. Дома без нее скучали, хотя тетя Мэри постоянно заставляла Тельму писать, чтобы Ева оставалась в Лондоне с полковником Бедвином столько времени, сколько потребуется, что они прекрасно обойдутся и без нее. В письмах часто встречалось имя преподобного Паддла, и Ева догадывалась, что он частый гость в их доме. Нед писал ей о делах на ферме, о деревенской школе. И ни разу ни в одном письме не упоминался Дидкоут-Парк, не сообщалось о возвращении Джона из России. Ева не переставала надеяться, что в ее отсутствие он вернется, узнает о ее измене и снова уедет, чтобы никогда не возвращаться в родные места. Ева не хотела бы встретиться с ним лицом к лицу.

Она ожидала своего представления королеве с волнением и трепетом. Уже были готовы почти все ее новые туалеты, но она еще не надевала ни одного из них. Аккуратно завернутое придворное платье торжественно поместили в шкаф в ее гардеробной. Всякий раз, когда Ева вспоминала о нем, ее мутило от страха.

Она чувствовала себя вызывающе дерзкой и гордилась собой.

В утро представления Евы ко двору Эйдан остался дома. Он знал, что его жена очень волнуется. Она в этом не признавалась, но по ночам, не находя себе места, металась в постели. Однажды ночью он проснулся оттого, что она, стуча зубами, тесно прижалась к его плечу. Когда Ева поняла, что разбудила его, она объяснила, что ей холодно. Он целовал ее до тех пор, пока она не успокоилась и не уснула в его объятиях.

Иногда Эйдан думал, что ему будет не хватать этих проведенных с Евой ночей, но старался гнать от себя эти мысли. Будет еще у него время подумать над этим. Он полагал, что в будущем не будет хранить верность жене, но об этой неприятной перспективе ему тоже не хотелось думать. Это было бы бесчестием для его семьи, но может ли он оставаться верным жене в браке по расчету?

Пока она одевалась, он ходил взад и вперед по гостиной. Ева почти на два часа закрылась в своей комнате с горничной Эдит, застенчивой девушкой из Рингвуда, одной из ее подопечных. Эйдан с удивлением обнаружил, что он тоже волнуется. Леди его круга с колыбели готовились к такому событию. А у Евы на все про все было меньше недели. Конечно, она сама виновата. Она могла отказать Вулфу и остаться в деревне. И она могла прислушаться к совету, который он дал ей тогда в гостинице, и уехать домой, как и собиралась. Какая все-таки упрямица его жена. Он оплатил все ее счета, лично явившись к мисс Беннинг, чем немало ее удивил. Он не знал, известно ли это Еве.

Наконец дверь открылась. Эйдан остановился и увидел свою жену.

Блестящая атласная юбка и вторая, более короткая кружевная, были красиво задрапированы поверх обручей. Богато расшитый твердый корсаж оставлял почти открытыми ее грудь и плечи. Прикрепленный к плечам шлейф волной стлался за ее спиной. Зачесанные назад волосы открывали лоб Евы, на котором сверкал широкий, украшенный драгоценными камнями обруч. На затылке с него спускались длинные кружевные ленты. Черные страусовые перья в высокой прическе, раскачиваясь, касались ее лба. Рукой, затянутой в длинную перчатку, она поддерживала шлейф.

Ева гордо, с королевской осанкой, держала голову, а в ее глазах был откровенный вызов.

Начиная с качающихся перьев и кончая изящными туфельками, она была во всем черном.

– Ну и как? – спросила она в ответ на изумленный взгляд мужа.

– Красное, как рубин? – поднял брови Эйдан. Так определила цвет платья Евы тетя Рочестер, когда Бьюкасл спросил ее об этом, – Или я уже не различаю цветов?

– Нет, различаешь. – Ева перекинула шлейф на левую руку и вошла в гостиную.

– Тетя Рочестер знает? – Вопрос казался излишним. Все можно было понять по ее лицу. – А Бьюкасл?

– Я не нуждаюсь в их одобрении. – Глаза Евы сверкали, будто в предвкушении ссоры, и она разразится, когда Ева спустится вниз. – Нет, они не знают. Может быть, твоя тетя передумает представлять меня королеве, и твое желание избавиться от меня исполнится.

Эйдан стиснул губы. Узкие, расшитые шелком полосы на широком подоле атласной юбки и широкие ленты по краям шлейфа светились в лучах проникающего через окно солнца.