– Думаю, мне бы этого хотелось, – сказала она. – Я согласна.

Ей хотелось, чтобы это случилось? Она хотела ребенка? Значит, он ошибся в своих предположениях, когда женился на ней? Она все еще не потеряла надежду найти мужчину, полюбить его и выйти замуж? Она хотела нормальной семейной жизни и детей? У него мелькнула мысль о ее любовнике или любовниках в прошлом, его до сих пор удивляло, что у нее они были. Эйдан поспешно подавил свое любопытство. Если она хотела выйти замуж, у нее была такая возможность. Кем бы ни был ее любовник, он не бросился ей на помощь несколько недель назад, когда муж ей был так необходим.

– Тогда я приду к тебе сегодня, – сказал он; – через полчаса.

– Да. – Она кивнула и снова отвернулась.

* * *

Возможно, у нее будет ребенок. Эта мысль упорно не выходила из Евиной головы. Может быть, она уже беременна. Или, если это не так, то, вполне возможно, это случится за эти три недели, а потом она вернется в Рингвуд одна. Она окончательно отказалась от мечты о счастье, когда поспешила выйти замуж, решив не дожидаться возвращения Джона. Сейчас эту мечту сменила другая.

Ева всегда страстно желала иметь детей. Вероятно, именно поэтому, когда ей было девятнадцать, она, возможно, приняла бы предложение Джошуа, несмотря на то что не испытывала к нему никаких романтических чувств. И это желание было причиной того, что, когда ей исполнился двадцать один, она предложила Д-кону открыто объявить об их тайной любви, длившейся уже год, графу и графине, рискуя навлечь на себя их гнев. А сейчас, через четыре года разлуки с Джоном, уехавшим в Россию, она начала беспокоиться, что уходит лучшее для деторождения время.

– Нет, оставь их распущенными, Эдит, – сказала она горничной, которая, расчесав ей волосы, приготовилась заплести их на ночь в косы. – Мне не нужен чепчик.

Их взгляды встретились в зеркале, и обе покраснели. Эдит отвернулась, чтобы повесить серое шелковое платье, которое только что сняла Ева.

Появление в ее жизни Бекки и Дэви было истинным утешением, думала Ева, входя в спальню и закрывая за собой дверь. Она приютила их только потому, что ей было больно видеть их бездомными и никому не нужными. Но прошло совсем немного времени, и они стали ей родными. Такими они и оставались для нее – ее собственными детьми. Когда они вышли от мисс Беннинг и отправились по магазинам покупать разные вещи, она вывела маркизу из себя, то и дело останавливаясь, чтобы купить то хорошенький капор для Бекки, то крепкие сапожки для Дэви, и она должна была непременно купить матросскую шапочку для Бенджамина.

Как же она соскучилась по детям, подумала Ева, ставя свечу на столик подле кровати. Дни, проведенные без них, тянулись бесконечно долго. Но может быть, эти недели дадут ей еще одного ребенка – на этот раз младенца, выношенного ею, вскормленного ее грудью. Он будет плакать всякий раз, требуя тепла ее рук и ее молока. Это было бы так чудесно, что даже страшно думать об этом. К тому же в ее распоряжении всего несколько недель. Она не должна слишком надеяться.

В дверь постучали, и все мысли о ребенке мгновенно исчезли из ее головы. В спальню вошел Эйдан в парчовом темно-голубом халате и домашних туфлях. Он выглядел, как всегда, огромным, мрачным и суровым. И в то же время он показался ей чрезвычайно привлекательным. Почему, она не могла понять. Он не был красивым в обычном понимании этого слова. С широкими плечами и мощным торсом он не походил на статую бога. Но ей не терпелось снова почувствовать его прикосновения, ощутить его внутри себя и испытать истинную страсть.

Возможно, подумала она, это потому, что она увидела муки и страдания, скрытые под этой суровой внешностью, увидела человека, чей мрачный вид объяснялся его страданиями. Он всю сознательную жизнь посвятил исполнению долга – перед королем, страной, и при этом чувствовал себя убийцей. И неожиданно ее охватила волна нежности.

* * *

– Только не позволяй тете Рочестер уговорить тебя обрезать волосы, – попросил Эйдаи, подходя к Еве и пропуская сквозь пальцы прядь ее волос. – Они так хороши.

Ее волосы с мягким каштановым оттенком не привлекали внимания так, как если бы они были светлыми, рыжими или черными. Но они были густыми и блестящими, и сейчас, свободно падая Еве на плечи, они сияли золотом и медью. В простой белой ночной сорочке, под которой вырисовывались ее длинные стройные ноги, она выглядела великолепно. Эйдану хотелось бы смотреть на нее с таким же равнодушным интересом, с каким он смотрел на своих случайных любовниц, но он входил в ее спальню с особым чувством, ибо это была спальня его жены. Их соединял не просто секс, а супружеские отношения, как он уже говорил Еве.

Он наклонился и крепко поцеловал ее. От нее пахло розами и мылом. Но Ева положила руки ему на плечи и слегка отстранилась, не позволяя ему крепче прижать ее к себе.

– Я говорила тебе, – сказала Ева, – что я никому не позволю мною командовать, касается ли это моих волос или чего-то еще. Даже тебе.

– Надеюсь, мы не будем снова обсуждать твои счета? – спросил Эйдан. Ему не приходило в голову, что Ева захочет сама их оплатить. Он все еще воспринимал это как оскорбление, которое она, вероятно, бессознательно нанесла ему.

Она вздохнула и покачала головой:

– Не сейчас. Об этом мы поспорим завтра.

– Прекрасно, – сказал он. – Сегодня у нас будет ночь любви. Скажи мне, ты не из тех женщин, которые боятся наготы? Ты не упадешь в обморок, если я тебя раздену? И если я сниму халат, не погасив свечей?

Под халатом у него ничего не было, но он не хотел заставлять Еву смотреть на него, если она предпочитает, чтобы все происходило в темноте и под одеялом. Накануне они не гасили свечей, но тогда они почти не раздевались.

Она утвердительно кивнула.

Расстегнув пуговки, он снял с нее рубашку. Хотя Эйдан никогда не был поклонником женской худобы, он понял, что она очень красива. Ева была стройной, гибкой, с гладкой как фарфор кожей и с вполне женственной фигурой. Высокая небольшая грудь, розовые соски, отвердевшие от холода или от смущения, а может, от желания.

Он развязал шелковый пояс и сбросил халат на пол. В отличие от нее его нельзя было назвать красивым. На его теле не было лишнего жира, но он сознавал, что огромен. Он всегда старался не причинять женщинам боли, Шрамы от многочисленных старых ран, большой нос, черные волосы и глаза, смуглая кожа – все это должно было вызывать отвращение у некоторых женщин. Но Ева призналась, что вчера она получила огромное удовольствие. Ему теперь не надо прятаться от нее.

Он взял ее за плечи и, держа на некотором расстоянии, поцеловал ее. Ева задрожала. Он поднял голову и следил за выражением ее лица, а его руки скользили по ее телу, сначала по груди, затем все ниже и ниже.

– Она слишком маленькая, – сказала Ева, тоже следившая за его лицом.

Значит, она не уверена в своей сексуальной привлекательности.

– Для чего? – спросил он. – Чтобы кормить ребенка? Сомневаюсь. Чтобы доставить удовольствие мужчине? Нет. Видишь, они мне как раз по руке.

Она смотрела, как он приподнял ее грудь и обвел пальцем отвердевшие соски. Затем наклонился и губами прижался к одному из них. Он чувствовал, как напрягается и возбуждается его тело.

– О! – воскликнула она, выгибаясь ему навстречу.

– Нам лучше лечь, – поднял он голову, – и пусть горят свечи. Ты не против? Но я могу и погасить их.

Ева колебалась, и по выражению ее глаз он понял, что она предпочла бы темноту.

– Пусть горят, – сказала она…

Она была прекрасной настоящей женщиной, охваченной страстью. Она пахла мускусом, розами и мылом. Под его ласками она раскрылась как цветок в лучах солнца, жар ее тела и прерывистое дыхание свидетельствовали о наслаждении, которое она испытывала. Трижды за эту ночь они сливались в экстазе, и он отдавал ей свое семя.

* * *

Завязывая пояс халата, Эйдан смотрел на Еву. Она проснулась, когда он осторожно освободился из ее объятий через несколько часов после того, как они в третий раз принадлежали друг другу. Ей было жаль, что он покинул постель так рано.

– Который час? – спросила она.

– Около шести, – ответил он. – Я всегда встаю рано. Я обещал Фрее и Аллину покататься с ними верхом в Гайд-парке. А ты поспи еще.

Верхом! Так рано! Что может быть приятнее? Он собирается кататься с братом и сестрой и даже не" подумал, что она тоже могла бы поехать с ними. Но все равно, она ведь не привезла свою амазонку.

– А потом я собирался заехать в клуб с Аллином, а оттуда к конезаводчику. Аллин хочет присмотреть лошадей для покупки. Однако если я тебе нужен…

– Нет, – сказала она. – Осталось всего четыре дня До моего представления королеве. Леди Рочестер приедет сюда после завтрака. По ее мнению, четырех дней слишком мало для того, чтобы избавить меня от деревенских привычек и научить правильно делать реверанс.

– Разве реверансы бывают разными? – удивился он.

– Видимо, да. И есть еще тысяча и одна вещь, которые я должна знать. Ты можешь развлекаться днем, как тебе хочется, Эйдан, а не торчать все время возле меня из вежливости. И вечерами ты не обязан сидеть со мной, как вчера.

Он не скрыл, что это его обрадовало.

– Как только тебя представят ко двору, – сказал он, – ты будешь обязана везде появляться. Ты, несомненно, понимаешь, что в сезон твои дни будут расписаны по минутам: визиты, поездки по магазинам, приемы, завтраки, прогулки, катание в парке, пикники и множество других занятий. А каждый вечер ты должна будешь присутствовать на балах, приемах, раутах, посещать концерты и театры. Тетя Рочестер посвятит тебя во все тонкости светской жизни.

– Да, – согласилась Ева. – Но не будь таким мрачным, Эйдан. Ты не обязан повсюду меня сопровождать – я уже знаю, что такое светские условности. Довольно и того, что меня увидят рядом и будут знать, что я твоя жена. Скоро мы освободимся от этой глупой суеты и вернемся к нашей обычной жизни.