– Кто вы такая? – спросила Катя.

– Меня зовут Амалия Робертовна. Последние две недели я работаю здесь… экономкой.

– Вот и работайте! – строго произнесла Катя. – А мне не указывайте, как поступать. В машине сидит моя бабушка, проводите ее в… – запнулась Катя, вспомнив, что гостевых комнат в замке не предусмотрено, – в мою спальню, устройте со всеми удобствами, накормите и, как бы ни просила, больше стакана пива не давайте.

– Что? – растерялась Амалия.

– У вас трудности со слухом? – повысила голос Катя.

«Девочка крепкий орешек, – подумал о ней Сергей. – Это нам на пользу».

«Если она когда-нибудь заговорит со мной подобным тоном, – мысленно ужаснулся Антон, – мне останется только повеситься».

По шикарной лестнице спускалась худая, одетая в черное женщина, похожая на ожившую католическую скульптуру изможденной святой.

– Алла! – рванулась к ней Катя.

И застыла на месте, потому что Алла не торопилась раскрывать объятия.


Аллу появление живой и невредимой Кати неприятно поразило. В последние дни всё складывалось исключительно удачно и логично. Катя умерла, Горлохватова следует покарать, потому что он – начало и источник всех земных зол. С хитростью и упорством, какими отличаются душевнобольные, Алла осуществляла свой план. Обратилась к врачу с просьбой выписать сильное снотворное. Она не лукавила – десять дней не смыкала глаз, вместо снов было бодрствование, возбужденное, лихорадочное и приятное. Лекарство она не стала принимать, подсыпала его в чай охраннику, отдыхавшему в помещении для дежурных. Алла заранее всё продумала и разведала. Провидение было на ее стороне, охранник крепко уснул, она стащила пистолет. О пропаже охранник заявить побоялся. У себя в комнате Алла тренировалась в использовании оружия. Сложила несколько подушек, приставила пистолет, нажала на спуск. Выстрела не последовало. У пистолета есть предохранитель, вспомнила Алла и принялась методично изучать оружие. Предохранитель нашла, выстрел в подушки получился глухим и нестрашным, как звук детской хлопушки. До реализации плана осталось малое, но приехала Катя. За те минуты, что спускалась с лестницы, Алла сумела убедить себя: ничто не меняется. Пусть Катя жива, но злого монстра следует уничтожить, в этом ее, Аллы, высокая миссия. Расстаться с мыслями о задуманном Алле было труднее, чем с собственной жизнью.

– Алла! Извини меня, что долго не показывалась! – быстро говорила Катя, протянула руки для объятия, но беспомощно опустила. Алла смотрела холодно и отчужденно. – Ты ужасно обиделась, да? Я потом тебе всё объясню! Пожалуйста, не злись!

– На тебя, – подчеркнула Алла, – я зла не держу. Но лицо ее нисколько не расслабилось, голос не потеплел. Катя в досаде закусила губу, увидела краем глаза, что охранники спрашивают у грудастой Амалии, как им действовать. Катя топнула ногой:

– Что вам было велено делать? Я дочь Горлохватова! Кто здесь хозяин? Вы будете меня слушать или эту дамочку с силиконовым бюстом?

– Так оно протез! – невольно вслух изумился Сергей.

Амалия вспыхнула, пунцово покраснела, одернула блузку, внимательно осмотрела Антона и Сергея, как бы не замечая Кати, и процедила:

– Во мне всё исключительно натуральное!

– Простите! – повинился Сергей.

Катя победно посмотрела на Антона. Как всякая девушка с маленькой грудью, она испытывала нечто вроде зависти к тем, у кого больше выросло.

– Дурочка! – тихо произнес Антон, прекрасно понимая, какие мысли посетили Катю.

Охранники отправились за бабушкой. По лестнице первыми поднимались Алла и Амалия. Плоский зад Аллы разительно отличался от раскачивающихся пышных форм Амалии. Катя поймала взгляд, каким Сергей буравил Амалины ягодицы, даже на убранство дома внимания не обращал.

– Глютеус, – выдала Катя.

– Что? – не понял Сергей.

– Попа по-научному называется глютеус.

– Да? Друзья мои, такой глютеус с редкой задницей сравнится.

– Заткнись! – посоветовал ему Антон.

Амалины физические данные, бюст и глютеус, оказали на Сергея положительное воздействие. Он так впечатлился, что забыл о трепете перед начальством. Хотя небритый, с вертикальными морщинами на лбу (новыми для Кати), со взглядом лихорадочным и острым Горлохватов в другой ситуации мог заставить Сергея трепетать.

Борис сидел за большим столом. Амалия прошла вперед и встала от него справа. Алла отступила в тень средневековых рыцарей в доспехах. Катя, Антон и Сергей, переступив порог, сделали несколько шагов и застыли в шеренгу.

– Здравствуй, папа! – сказала Катя. Отец молчал, пристально на нее смотрел.

Это его девочка! Невыносимо прекрасная… Девочка совсем взрослая. Девочка, предавшая его.

Молчание затягивалось, Антон не выдержал и подал голос:

– Борис Борисович! Мое появление, вероятно, вам не доставляет радости. Но такова жизнь! Мы с Катей любим друг друга и искренне просим извинить за доставленное беспокойство!

– Они поженились! – встрял Сергей. – Давай документ!

Не дожидаясь самостоятельных действий Антона, Сергей распахнул его куртку, забрался в карман, вытащил бумагу, подошел к столу и протянул Горлохватову.

Борис стал читать свидетельство о браке. Все молчали. Борис сложил бланк пополам, разорвал и презрительно швырнул на пол.

– Филькина грамота! – усмехнулся он. – Человека по имени Екатерина Борисовна Горлохватова не существует.

Антон и Сергей недоуменно переглянулись. Катя ахнула, подбежала, подняла свидетельство, сложила обрывки, прочитала. Прижала их к груди и испуганно обернулась к Антону:

– По документам я не Екатерина, а Марина.

– Японский городовой! – выругался Сергей.

– Что это меняет? – зло спросил Антон.

– Ничего! – решительно произнесла Катя и повернулась к отцу. – Это мой муж, понятно?

– Подонок он, а не муж! – процедил Борис. – Ты знаешь, сколько ему лет? Как мне! Он, урод, с покойниками якшается.

Сергей вытаращил глаза. Амалия с удивлением посмотрела на Бориса.

– Тогда и ты, папа, урод? – смело спросила Катя. Борис дернулся, как от пощечины. Неожиданно для себя, почти просительно спросил в ответ:

– Ты меня не любишь?

Вопрос не понравился Антону. Он притянул к себе Катю и положил ей руку на плечо.

– Мы привезли бабушку, – сообщила Катя.

– Какую бабушку? – не понял Борис.

– Любу, мать моей мамы. Она жила на помойке, совсем опустилась. А твои отец и мать умерли в жуткой нищете.

– Ну и что?

– Ты дарил мне бриллианты, а твой отец с парализованными ногами ползал по квартире и откручивал розетки, чтобы продать.

– На водку, наверное, не хватало.

– Пусть на водку! Но это моя бабушка, мои дедушки! И ты бросил их умирать!

– Они были грязными свиньями!

– А я – декоративный поросенок с ошейником и на цепочке? Удав! Ты настоящий удав, вовсе не добрый!

– Не смей так говорить! Да и что это за семейные разборки в присутствии чужих? Всем, кроме Кати, уйти! – приказал Борис.

– Антон и Сергей останутся! – твердо возразила Катя.

Это его девочка?! Нежная, веселая и шаловливая? Нет! Перед ним стояла решительная особа, заготовившая упреки и обвинения, с вызовом и презрением смотрящая. Перемены, случившиеся с Катей, настолько поразили Бориса, что он не обратил внимания на неисполнение приказа – никто не двинулся с места.

– Ответь мне! – требовала Катя. – Если бы мама была жива, она бы бросила своих родителей на произвол судьбы?

– Никогда! – неожиданно за Бориса ответил Антон.

Борис перевел на него взгляд. Вот он – источник бед и порчи, разрушитель его жизни и поругатель его дочери. Борис побагровел от нахлынувшей ненависти.

У Сергея по спине побежал пот. Не только потому, что он испугался могущественного ББГ. Человек, который медленно поднимался из-за стола, был страшен сам по себе. Искореженное ненавистью лицо, оскал, обнаживший мелкие острые зубы. Не было сомнения – этими зубами рвали плоть раньше, и сейчас они вопьются…

«Зверь! – подумала Алла. – Зверь сбросил маску. Его надо убить!»

Она нащупала в кармане пистолет, сняла предохранитель и выступила из тени.

Перекошенная физиономия Горлохватова Антона тоже поразила, но испугался он не за себя, а за Катю. Задвинул ее себе за спину, шагнул вперед.

– Борис Борисович! Давайте поговорим как… Антон увидел Аллу, которая шла с пистолетом наперевес.

– О Боже! – воскликнул Антон.

Он не отдавал отчета в том, что делает. Если бы Катиного папаши не было на свете, Антон бы не печалился. Но сейчас вдруг, интуитивно и рефлекторно, развернулся и шагнул на линию огня, закрыл грудью Горлохватова.

Первый выстрел попал в Антона. Он дернулся, как от тычка в грудь, несколько секунд постоял растерянно и начал медленно оседать на пол.

Пока стоял, в голове пронеслись десятки или сотни мыслей, важных и нелепых, умных и глупых, печальных и насмешливых. И были они не линейны, не в строчку написаны, а будто наклеены на стеклянный шар, который быстро-быстро вращался, и Антон едва успевал прочитывать.

«Зачем я это сделал?.. Кретин! Нет, всё правильно… Серега тоже грудь подставлял на войне… Дуэль, как тогда в детстве… Береги честь смолоду… А противник – чокнутая монашка… Горлохватов все-таки Катин отец… родня… родных надо беречь… Мы бы с ним никогда не сошлись… Умираю? Без паники? Хорошо бы умереть без паники, благородно… Да какая разница? Конец-то один… Нет, шалишь, желаю красивой смерти!.. Читал когда-то… люди перед кончиной непроизвольно мочатся… традиция обмывать покойников… японцы перед харакири вставляют в задницу ватный тампон… Держи сфинктеры, парень!.. Какая чепуха в голову лезет! Почему я не тоскую по Кате, ее больше не увижу… Если завыть от тоски, красивой смерти не получится… На том свете есть дела… Попросить папу, чтобы с Ферма познакомил…»