После десяти вечера голодный Антон уже не улыбался, искал пути выхода из плена. Обследование темницы дало неутешительные результаты – никаких инструментов не обнаружилось. Да и найди Антон отвертки-крючки, вряд ли справился бы с замком, поскольку навыков работы с отмычками не имел.

Несколько раз Антону приходилось вскрывать дверь собственной квартиры (пока не поставил железную). Метод был чрезвычайно прост: поднял ногу, согнул в колене, резко распрямил и изо всех сил ударил пяткой в замок. С ним ничего не делается, но с третьей попытки деревянный наличник двери локально, в месте удара, разлетается на щепки, дверь распахивается. Наличник, естественно, потом надо ремонтировать. У этого метода есть единственный недостаток – слишком много шума.

Уменьшится ли звук, если обернуть ботинок одеялом? – размышлял Антон. Спуск из окна он отмел еще раньше. Внизу наверняка курсирует охрана с собаками. Да и как с улицы попасть обратно в дом? Ведь он твердо намерен разыскать комнату Кати и поговорить с ней.

Тук-тук. Катя? Это Антон. Вы не спите? Можно войти к вам на минутку?

А если спит? Если крик поднимет? Папу позовет? Сплошные вопросы.

В половине двенадцатого терпение Антона кончилось, он перевернул кресло, стал отдирать тканевую обивку. Вдруг на днище обнаружится стальная пластина, которую он сумеет отвинтить? Затем, используя пластину, попробует отжать язычок замка. Он почти закончил отдирать материю, когда раздался тихий стук в дверь.

Антон быстро поставил кресло в исходное положение, сел в него, сложил руки на груди, забросил ногу на ногу.

– Антон? Вы не спите? Это Катя. Можно войти? Он подскочил как ужаленный, рванул вперед, при этом забыв о скрещенных ногах, свалился, поднялся, в два шага допрыгнул до двери.

– Катя? Как славно!

– Я войду?

– Да, конечно, то есть… Случилась досадная неприятность, я захлопнул дверь, а ключ забыл попросить. («Так бы мне его и дали!»)

Антон не мог предстать перед Катей заложником – испугается, чего доброго.

– Где висят ключи, я знаю. Принести?

– Обязательно! Всенепременно! Я вас очень прошу! – Антон говорил, прижавшись носом и губами к дверной щели, поэтому голос его был невнятен, шепеляв, зато маскировалось бурное волнение.

– Сейчас! Я быстро!

Несколько минут, которые Катя отсутствовала, Антон пытался провести с пользой – утихомирить сердцебиение, унять волнение. Решил медленно сосчитать до ста, но числа вылетали автоматной очередью. Надо стих прочитать, из Пушкина, «Евгений Онегин» – мой дядя… наш дядя… как там про дядю? Проще! Идет бычок, шатается… Чего он шатается, пьяный, что ли? Пою песню, патриотическую. Антон хотел промурлыкать «По долинам и по взгорьям…», но поймал себя на том, что поет гимн «Боже, царя храни!», слов которого никогда не знал.

Катастрофа! Завал! Сейчас придет чудная девушка, а он будет экать и мэкать, как дебил. Срочно вспомнить веселые анекдоты! Ни один из анекдотов, которые лезли в голову, не годился для девичьих ушей.

«Успокоиться, расслабиться, – приказывал себе Антон. – Аутотренинг: я очень обаятельный и привлекательный мужчина. Какой к лешему обаятельный! Неврастеник! Эк меня разобрало!»

«Сел в кресло! – продолжал приказывать себе Антон. – Руки сложил на груди, нога на ногу, дышим глубоко и свободно. Не лопни!» – посоветовал он сам себе.

Раздался звук поворота ключа в замке, дверь приоткрылась, послышался Катин голос из-за нее:

– Вот и я.

Он встретил Катю, сидя в кресле как самодовольный падишах. А она, точно рабыня-служанка, вкатила маленький сервировочный столик, бугристо накрытый салфетками. Встала рядом, сложив руки по швам. На ней был надет брючный костюм, ярко-желтый, разрисованный черными лопоухими зверюшками, не то Чебурашками, не то микки-маусами. На голове – корона, как у победительницы конкурса красоты.

– Я пришла, – покраснела от смущения Катя, – потому что вас пригласила, а… не получилось. Я верно оделась? Вот пижама. – Катя защипнула двумя пальцами брюки и развела в стороны. – Если царевна спящая, то не в купальнике же она почивает. Правильно? Диадема. – Катя пальцем другой руки ткнула в корону. – Настоящая, сотни бриллиантов. Стоит как самолет, папа подарил на шестнадцать лет. Я глупости говорю, да? Аэродром на голове получается. Ой, как всё нелепо! Вы извините!

Она попятилась к двери. Антон испугался, ожил, вскочил, обогнал Катю, протянул руку:

– Ключ!

Девушка послушно вложила в его ладонь ключ. Антон закрыл дверь и убрал ключ в карман.

– Где вы его взяли?

– Стащила! – гордо ответила Катя.

– Умница! А может, вы и покушать что-нибудь захватили?

– Да! – обрадованно кивнула Катя.

Диадема сползла ей на лоб, Катя лихо, небрежным взмахом руки отправила сокровище назад на макушку. Взялась за край салфетки и жестом фокусника сдернула ее:

– Именинный торт, нетронутый. Вы любите сладкое?

– Обожаю!

– И шампанское! – Она сдернула вторую салфетку, которой была накрыта бутылка.

– Катя! Вы чудо!

– Чудо-юдо? Подходит как второй вариант наименования Спящей красавицы. А в детстве я думала, что чудо-юдо – это хороший еврей. Начнем пировать? Ой! – всплеснула руками, корона опять съехала, Катя толкнула ее назад. – Я забыла принести вилки, фужеры, и тарелки, и салфетки! Садовая голова! А ведь в пансионе получила высокую оценку на экзамене по сервировке стола. Правда, там был стол на пятьдесят персон, из которых пятеро – принцы крови. Антон, вы…

– Не царских кровей, не переживайте и забудьте про этикет. Торт будем есть руками, а шампанское пить из горлышка.

– Как настоящие уличные алкоголики?

– Хотел бы я видеть, – усмехнулся Антон, рассматривая этикетку, – как алкаши распивают в подворотне «Мадам Клико».

Ему удалось аккуратно открыть бутылку, выпустить газ.

– Дорогая Катя! Поздравляю вас с днем рождения и желаю счастья в личной жизни! – Эти казенные слова точно соответствовали настроению Антона. Он бы только добавил: «в личной жизни со мной». – За вас! Пейте! – Антон протянул ей бутылку.

Катя улыбнулась, кивнула, поднесла бутылку к губам и чуть приподняла.

– Катя, когда пьешь газированные напитки из горла… – хотел предупредить Антон.

Не успел. Щеки у Кати раздулись, глаза испуганно выкатились, она опустила бутылку, еще секунду крепилась, а потом у нее изо рта, как из пульверизатора, под напряжением вырвался фонтан шампанского и окатил Антона.

– Какой ужас! – воскликнула Катя. – Извините! Схватила салфетку и стала промокать лицо и рубашку Антона.

– Мне страшно стыдно! – винилась девушка.

– Ничего, ничего, – успокаивал Антон. – Просто вы, наверное, давно не пили из горла.

Катя посмотрела на него недоуменно: вы шутите?

– Признаться, в жизни я выпила три глотка шампанского: на шестнадцать, семнадцать лет и вот сегодня. Папа не любит спиртного.

Замечание про папу Антон пропустил мимо ушей и стал объяснять методику: аккуратно, маленькими глоточками…

– За вас, Катя! – провозгласил он тост, отсалютовал бутылкой и приник к ней.

Первые несколько глотков успешно прокатились в пищевод, а со следующими что-то случилось – шампанское не глоталось и разбухало во рту стремительно. Как Антон ни крепился, но все-таки Катин «подвиг» повторил, даже голову не успел отвернуть, и забрызгал девушку основательно.

– Ура! – радовалась она, вытираясь второй салфеткой. – Справедливость восторжествовала! Мы друг друга взаимно вежливо оплевали с ног до головы!

«Милое начало романтического свидания!» – подумал Антон.

Они окончательно научились пить из горлышка, когда в бутылке осталось меньше половины. Ели руками торт, щеки измазали кремом и бисквитной крошкой.

Антону не приходилось напрягаться, развлекая Катю. Захмелевшая, она болтала без умолку, смеялась, дрыгала ногами. Рассказывала про папу, выстроившего этот дворец, в котором нет ни одной антикварной вещи. Папа знает, что старина высоко ценится, но рухлядь не любит, не доверяет ей, поэтому все скульптуры, картины, мебель – подделки, копии. Про лошадь Салли, такую послушную и умеющую – правда-правда – улыбаться. Про учебу в пансионе, где была одна классная дама, которая брила усы – настоящие, у нее под носом черные точки. Вот бедная! Лучше повеситься, чем каждый день бриться. Ой, вы же не повесились! И другие мужчины…

Катя облизывала пальцы, розовым язычком снимая с них крем. У Антона останавливалось дыхание.

– Определенно я вам кажусь глупым избалованным ребенком, – щебетала Катя. – Не возражайте! Разве я не слышу, что говорю? Но академически с моей головой всё в порядке. Три языка в совершенстве, лингвистика и диссертация в перспективе, да и в математике никогда не отставала. Представьте, в детстве все арифметические действия у меня имели цвет, а числа как фигурки: единица – инвалид с палочкой, девятка – воздушный шарик… Что с вами? Глупо, да?

Катя всполошилась, потому что безоблачно счастливое лицо Антона вдруг переменилось. Он нахмурился.

«Потом разберусь с Серегой. Предатель!» Антон заставил себя улыбнуться и тут же забыл о Сергее.

– Попробовал представить логарифмическое уравнение с этой терминологий.

– Такая ерунда получится! – заверила Катя. – Антон, можно я задам вам нескромный вопрос?

– Да, если не боитесь получить нескромный ответ.

– Сколько вам лет?

– Тридцать три.

Антон почему-то сделал себя моложе на два года. Но и этот возраст поразил Катю.

– Так много? Мой папа всего на пять лет вас старше. Ой, я не то хотела сказать. Вы не старый! Папа – взрослый мужчина, а вы – молодой, как… как жених. Господи, что я несу! Антон, я опьянела?