Наталья Нестерова - Немного волшебства

Сколько их? Человек тридцать! Антон стоял в проеме гостиной. Девушки, женщины – разного возраста, внешности, социальных пластов, если судить по нарядам, – сидели, стояли, забрались на спинки дивана, оккупировали всю комнату! А мама обещала не перетруждать его! Если у каждой проблема, ему на полгода внештатная деятельность обеспечена. Тут о его маме и вспомнили.

– Мы от Светланы Владимировны! – пропел женский хор.

Оказалось, не множественность проблем, а одна на всех.

Выродок, сексуальный маньяк, работавший проводником поезда, всех их убил. Следователи не могли связать дела в одну линию, потому что происходили преступления в разных городах, а мразь поганая – проводник – не повторялся в методах. Эта сволочь развивалась в своих злодеяниях.

Антон записывал часа два. Хотя пострадавшие женщины подготовились (наставления мамы Антона отчетливо просматривались), они, как и всякий женский коллектив, которому дали право голоса, перебивали друг друга и засыпали несущественными подробностями.

Из детективной литературы Антон знал, что подробности могут иметь решающее значение. Но ни покойницы, ни Антон не ведали, какие детали пригодятся. Разброд прекратили, когда решили взять за основу временной принцип: говорят по очереди каждая изнасилованная и убитая.

Закончив «сбор показаний», Антон почувствовал, что готов лично найти проводника, кастрировать зверским способом и оставить истекать кровью где-нибудь под насыпью железнодорожного перегона Москва – Тверь. Подобным выродкам не место на земле! Они не должны дышать с ним одним воздухом и смотреть те же передачи по ящику! Но эта падаль продолжает свое черное дело! В данный момент, как сказали потерпевшие, в районе Курска он душит несмышленую девчонку…

Мама с отцом, как бы всё время сидевшие на кухне, хотя там света не было, когда он пришел, его пыл остудили.

– Ты только письмо в прокуратуру напиши, – посоветовала мама.

– Море! – твердил отец. – Море горя и несчастья! Всем спасательный круг не бросишь! Море, омывающее побережья нескольких стран? – уткнулся в кроссворд. – Одиннадцать букв, третья «е»? Средиземное!

На следующий день, улучив свободную минуту на работе, Антон запустил редакторскую программу и печатал: «В Генеральную прокуратуру Российской Федерации. Считаю необходимым сообщить вам, что преступления, совершенные…»

Текст занял пять страниц.

Воспитательница группы продленного дня отчитывалась на педагогическом совете:

– Борю Горлохватова из первого «Д» класса считаю необходимым перевести в спецшколу для умственно отсталых. У мальчика абсолютно отсутствует воображение. Это верный признак психического отклонения, которое уже сейчас проявляется в неадекватном, социально неприемлемом поведении.

Она привела примеры. Играет с детьми в автобус. Выстраиваются в два ряда стулья, рассаживаются «пассажиры».

– А ты, Боря, – говорит воспитательница, – представь, что будешь водителем.

– Как это «представь»? – спрашивает мальчик.

– Разве ты никогда не мечтал быть шофером?

– Как это «мечтал»?

– Дети! – обращается воспитатель к первоклашкам. – Поднимите руки те, кто мечтает водить машину.

Все «пассажиры» взметнули руки вверх. Потом наперебой стали выкрикивать: «Я еще космонавтом хочу быть, стюардессой, клоуном, начальником, врачом, актрисой…»

Боря смотрит на мечтателей исподлобья, мрачнеет с каждой секундой и на вопрос воспитательницы «А ты, Боря, кем мечтаешь быть?» выпаливает:

– Пошли вы на…

Заклеймив всех нецензурным словом, забивается в угол, и его клещами оттуда не вытащишь даже для того, чтобы поставить в соседний угол для наказания.

Случай не единственный, воспитатель привела еще несколько примеров, характеризующих Борю как психического уродца.

В защиту мальчика выступила учительница первого «Д»:

– Да, ребенок сложный! Семья неблагополучная, хотя и полная. Мать и отец есть, но эти люди грубые, неразвитые и сильно пьющие. Трудно ожидать, чтобы в подобной обстановке вырос ангел. Боря плохо читает, не умеет пересказывать текст. Пишет с чудовищными ошибками. Но у него прекрасные математические способности! Он единственный, кто пришел в школу с навыками устного счета, а сейчас легко оперирует трехзначными числами. Разве это не свидетельство одаренного ума?

И вспомнила свой разговор с Борей, состоявшийся еще в первой четверти.

– Тебя родители учили арифметике? Боря неуверенно кивнул.

– Как же они тебя учили?

– Ну, – тянет Боря, глядя в сторону. – Ругались. Соседка пятерку заняла, а отдала трешку, два рубля замылила. Или вот еще: если на десятку купить две бутылки водки по три шестьдесят две и две бутылки красного крепкого по рубль двадцать две, то останется тридцать две копейки. Буханка хлеба – восемнадцать копеек, а четырнадцать копеек – это два фруктовых мороженых по семь копеек.

– Вы можете себе представить? – обвела учительница взглядом педагогический совет. – Я чуть не заплакала тогда! И этому несчастному мальчику… – Она остановила взгляд на воспитательнице, на секунду замешкалась, понимая, что приобретает злейшего врага, и все-таки продолжила: – Этому ребенку вы хотите навсегда исковеркать судьбу? Возможно, у него талант математический, а мы его к дебилам? Перед ним великое будущее может открыться, а мы сейчас все двери захлопнем? Педагогическая беспомощность – не основание для того, чтобы калечить человеку жизнь!

Борю в нормальной школе оставили, во второй класс перевели. Но директор вызвал родителей и провел с ними беседу. Говорил про математические способности сына, про трудный характер и необходимость пробудить образное воображение. Борины родители, в чьих неразвитых душах навсегда остался детский страх перед директором школы, очень нервничали. Про воображение ничего не поняли, но запомнили, что сын матерится и считает по арифметике на бутылки водки.

В итоге Борю хорошенько выпороли. По-другому и быть не могло: раз вызывали, значит, надо наказать.

– Ах ты, бля, сучий потрох! – стегал ремнем отец. – Ты… матюкаться… вздумал! – И сам после каждого слова вставлял непечатные выражения. – Я тебе… мозги через задницу вправлю!

– Про бутылки не забудь! – подсказывала мама.

– Тебе водку кто давал? – Отец удвоил силу удара. – Тебе вина кто предлагал? Позоришь нас, недоносок…

Боря экзекуцию переносил молча, губу закусил, но из глаз слезы ручьями бежали, как из сорванных кранов.

Изловчился и зыркнул на мать. Она испугалась выражения лютой ненависти, остановила отца:

– Ладно, хватит! Размахался! Как неродного лупишь, изверг!

И потом некоторое время, пока не напилась, испытывала угрызения совести. Заискивала перед сыном:

– Ты не обижайся, а выводы делай!

Боря хотел ответить привычным «Пошла ты!», но передумал, воспользовался моментом:

– Дай двадцать две копейки на эскимо!

– Что из тебя вырастет? – вздыхала мама, выуживая из кошелька монетки. – Мелким бандитом станешь!

Предсказала она правильно, только ошиблась в масштабах.

Бориса Борисовича Горлохватова, всесильного главу Корпорации, за глаза величали ББГ и шепотом – Удавом. Прозвище ему подходило. Точно могучий удав, прятался он в листве дерева, сливаясь цветом с ветками, пройдешь – не заметишь. Удары наносил внезапные и смертельные. Резкий взмах хвоста – и противник понять не успеет, что его шандарахнуло по голове. Захват петлей за шею – удушен враг, не пикнул.

Имя Горлохватова иногда появлялось в печати. Один-два раза в год, когда иностранные статистики принимались подсчитывать российские капиталы и публиковали списки олигархов-миллиардеров. Наши газеты перепечатывали, однажды поместили фото Горлохватова. Начальник отдела по связям с общественностью Корпорации с треском вылетел с работы.

Задачей пиарщиков была не пропаганда светлого облика ББГ, а пресечение любых попыток подобраться к его биографии. Щедро платили газетам и журналам, отваливали телевизионщикам и радийщикам, чтобы те молчали, не ковырялись, не вынюхивали. Строптивые и настырные журналисты, мечтавшие о профессиональной славе и отказывающиеся от взяток, рисковали провести остаток жизни в инвалидном кресле с перебитым позвоночником и навечно перемешанными мозгами.

Хотя рыли они не напрасно – биография Горлохватова представляла собой увлекательный материал. Он бы мог стать гвоздем номера, появись под заголовком «Как человек себя сделал» или «Из грязи – в князи».

Родители Бори Горлохватова были лимитчиками. Мать в семнадцатилетнем возрасте уехала из заштатного рязанского поселка городского типа в столицу, поступила в строительное ПТУ на маляра. Отец родом с Вологодчины, на московские стройки его завербовали в армии. Он был шофером, на большом «КрАЗе» возил железобетонные панели. Познакомились они в общежитии на новогоднем «голубом огоньке», долго не гуляли, расписались на двадцать третье февраля. Через девять месяцев родился Бориска.

Им повезло – дали комнату в семейном общежитии в Капотне. Стать полноценными москвичами светило в очень отдаленном будущем. Прописка временная, только через семь лет работы на одном предприятии давали постоянную. Потом десять лет ждать, чтобы получить право стать в очередь на квартиру. А сколько ждут москвичи квартиру, известно – бывает, по двадцать лет.

Семейное общежитие – двухкомнатная квартира на две семьи с маленькой кухней, отдельные ванная и туалет – мало отличалось от коммуналок, где обитали полноценные москвичи. Кроме главного: уверенности собственника в принадлежащем тебе имуществе и в завтрашнем дне. Они были людьми второго сорта, и Борька это рано понял.