Тем временем стало темно – осветительные приборы погасли, остались только обычные уличные фонари. Летти еще немного посидела, наблюдая, как техники складывают аппаратуру, потом осторожно вышла из своего укрытия.

Как часто, достигнув цели, мы убеждаемся в тщетности наших усилий. Мы убеждаемся в том, что цель нами была определена неверно. В том, что целью было нечто иное, но мы это не сумели понять, а открылось это нам поздно, когда не остается сил и мужества проделать еще раз тяжелый путь. И остается только сожалеть о собственной горячности, поспешности, о собственном неумении управлять собой. И, наверное, это состояние – крах веры, крах надежд и потеря уверенности в себе – и называется несчастьем. Летти была сейчас несчастна. Она поставила себе цель – узнать, верен ли ей муж. На достижение этой цели она потратила не только деньги и время, она потратила душевные силы. Она достигла своей цели – она увидела мужа и девушку, которая явно кокетничала с ним. И видела интерес мужа к этой девушке. Она увидела подтверждения одних подозрений и жаждала сейчас проверить другие, иные, более для нее страшные. Но надо было ли ей ради этого пролететь и проехать тысячи километров? Была ли это цель – увидеть то, что можно было случайно увидеть в Нью-Йорке, в театре Дика или в любом другом месте? И следовало ли дальше выяснять щекотливые обстоятельства? Делать то, на что так неискусно, грубо спровоцировали ее? Был ли смысл в подобных знаниях и шагах? Может, ум и мужество – это терпение? Может, счастье – это уверенность в другом человеке и готовность доверять ему? А может, счастье – это независимость от внешних влияний и течений? Сейчас у нее не было сил разбираться во всем этом. У нее вообще не осталось сил – она их растратила, погнавшись охотничьим псом за добычей, от которой никакой пользы.

Цель Летти была – убедиться в собственном несчастье, когда ей надо было совсем обратное – убедиться в том, что она счастлива. И для этого оставаться там, где она была, – дома.

Летти в растерянности брела по улочкам малюсенького незнакомого города. Она шла к гостинице, где жили актеры. Зачем она туда шла, она теперь не знала. Но шла, не замечая толп гуляющих, а в голове крутилась невероятная догадка – женский голос, который рассказывал ей о Дике, мог принадлежать только одной женщине. И она, Летти, узнала ее. Это было Анна Гроув.

Глава 6

И опять кот Шредингера

Гостиница была красивой. Хозяйка не приукрасила – старинная архитектура, свежевыкрашенный фасад, увитый виноградом, цветы на окнах, освещенная резная дверь. Все было похоже на сказку. Летти уже не боялась, что ее увидят, – давно стемнело, на улицах было полно людей. Да и участники съемок, скорее всего, ужинали. Летти знала, что после рабочего дня особой охоты прогуливаться нет. Она обошла маленькую площадь, на которой стояла гостиница, купила себе кулечек сладких орехов, потопталась у дверей гостиницы, заглянув в низкие окна. На первом этаже, как водится, был ресторан. Летти сразу увидела Майл-за, сидевшего во главе стола. «Все как по расписанию. А Дик уже у себя, в номере», – подумала Летти. Она развернулась и пошла вдоль гостиницы. Завернув за угол, Летти обнаружила палисадник. Высокая живая изгородь, солидная чугунная ограда – все наводило на мысль об охраняемом покое. Но Летти увидела щель, толкнула ворота и преспокойно вошла в палисадник, затем в торце здания она увидела дверь, простую невысокую дверь. «Второй выход, – подумала она, – сельское радушие выражается в беспечности». Через несколько минут Летти уже поднималась на четвертый этаж. Глянув на себя в первое попавшееся зеркало, она усмехнулась: девица в джинсах с кулечком орехов в руках – туристка, которая заблудилась в гостинице. «Даже если меня сейчас остановят, я смогу сказать, что ищу мужа. Ну да, придется показываться на глаза всем, но зато не арестуют. Скорее всего, на меня даже не обратят внимания. По вечерам дежурные только внизу, у стойки администратора». Летти преодолела последний лестничный пролет и увидела женщину в форменном халате. Летти радостно улыбнулась, демонстративно положила в рот орешек и громко поздоровалась по-английски. Женщина заулыбалась, закивала, но когда Летти также по-английски спросила, который час, та развела руками и поспешила уйти. «Точный расчет – если человек не знает языка, он, скорее всего, предпочтет исчезнуть. Ну, чтобы не морочить себе голову!» – Лети открыла дверь и попала в коридор четвертого этажа. Она огляделась – камер наблюдения нигде не было. Летти подумала, что здесь они еще не получили должного распространения, и впервые в жизни обрадовалась медленным темпам технического прогресса. Номеров было немного – Летти насчитала всего пять дверей. Две из них вели в номера люкс, спасибо хозяйке, которая просветила на этот счет. Люксы Летти определила сразу: двери этих номеров были двухстворчатыми и таблички с номером фигурно-золотыми. Летти вдруг представила, что Дик внезапно появляется и видит ее. «Кошмар!» – Ей стало не по себе, и она огляделась. Укрыться можно было только в одном месте: шахта лифта, который установили во время ремонта, выступала прямоугольником и с одной стороны образовывала нишу. Летти юркнула туда. «Все видно – все двери. Вот только знать бы, закрывают на ночь гостиницу или нет? И как быть, если закроют черный ход? Мимо администратора не проскользнешь». Летти почувствовала, как сердце колотится с такой силой, что даже перехватывало дыхание. Только внешне она была спокойной, но внутри уже сжалась пружина ожидания – в душе были поставлены барьеры, – после чего возможно будущее, после чего – нет. Мысленно она готовилась к самому худшему, и уже хотелось отступить, оставить все как есть. Уехать, улететь, а из дома позвонить мужу и как ни в чем не бывало узнать о его делах. Летти так волновалась, что даже не обращала внимание на шум на других этажах, на музыку, которая доносилась из ресторана, на людские голоса и смех. «Господи, а вот сколько мне ждать? И чего ждать?!» – задала она себе самый главный вопрос, но ответить на него не успела – щелкнули двери лифта, и из него вышел мужчина. Летти вжалась в стену, хотя понимала, что ее не увидят. Сладкий орех она языком прижала к щеке и чувствовала, как сахар во рту тает и стекает ей в горло. Летти ужасно захотелось откашляться. Мужчина, который шел по коридору, был высоким, крепким, в самой обыкновенной одежде – джинсах, футболке, на ногах было что-то спортивное. Летти с замиранием ждала, куда и как он войдет. В руках незнакомца ключа не было. Мужчина прошел почти весь коридор и постучал в дверь одного из люксов. Дверь открылась не сразу, но когда открылась, Летти увидела мужа.

– Ты задержался, – сказал Дик гостю. И улыбнулся. Той самой ласковой, спокойной улыбкой, которую так хорошо знала Летти. Дверь захлопнулась, и на этаже стало тихо.

Орех прилип к щеке. Расстаявший сахар склеил рот. В области желудка была горячая пустота. Последний раз такое Летти чувствовала много лет назад, когда поздно ночью убегала от каких-то пьяных парней. Летти тогда задержалась на танцах в студенческом клубе. Она так редко посещала подобные мероприятия, и как только решилась, так сразу же влипла в историю. Она в тот вечер бежала так, что могла бы вполне претендовать на место в легкоатлетической сборной. Вот только когда она оказалась у ярко освещенного входа в кафе, дышать она не могла – желудок скрутила вот эта самая пустота. Сейчас Летти растерянно посмотрела на свои руки – они тоже были липкими: каким образом орешки оказались у нее в руках и где кулек, она не поняла. Но все это ей было не важно. Важно было одно – сейчас она, вслед за этим незнакомцем, постучит в номер Дика, увидит, что там происходит, потребует объяснения у мужа. А потом… Что будет потом, Летти было все равно – она обнаружила цель. Ту самую, которая заставила спешно покинуть Нью-Йорк, и сейчас эта цель будет достигнута.

Летти вылезла из укрытия и решительным шагом направилась к номеру Дика. Ее шаги были неслышны – толстое покрытие их заглушало. Но Летти было все равно – она не таясь шла по длинному коридору, чтобы уличить своего мужа во лжи и предательстве. Она подошла к двери, подняла руку и… не постучала. Она стояла перед дверью и ничего не делала. Она даже не прислушивалась к звукам, которые оттуда доносились, – Летти стояла глухонемым истуканом и не могла заставить себя сделать движение. «Я все равно войду в эту комнату, – думала она. – Все равно я все узнаю. Он не имел права! Зачем он так сделал?!» – Летти переступила с ноги на ногу и уже была опять готова взяться за ручку двери, как в голове возник этот несчастный кот Шредингера. Летти, даже не удивившись себе, опять вспомнила все, что когда-то ей объясняли про этот физический эксперимент, и в особенности слова, что пока «коробка не открыта, мы не можем точно знать, жив ли кот или нет». Летти вспомнила еще: «Только открыв коробку, мы наверняка убедимся в состоянии кота». Летти не ручалась за точность формулировки, но коробка с котом и дверь, за которой сейчас был Дик, вдруг стали чем-то похожим. «Хорошо, если открою коробку и кот будет жив. А если нет? Что будет, если кот мертв?! Что делать тогда?! Что делать, если я сейчас открою эту дверь и узнаю самое страшное?!» – подумала Летти, и в этот момент раздался женский смех. Летти так и не поняла, откуда он слышался – может, из-за двери Дика, у него там были еще какие-то гости, но именно этот смех ее вывел из задумчивости. Летти вздрогнула, пробежала весь коридор и бросилась вниз по лестнице. Она выскочила в палисадник, хлопнула чугунной калиткой и, только оказавшись на соседней улице, остановилась. Она прошла несколько шагов, потом вытряхнула из карманов остатки орехов, протерла салфеткой руки и решительно направилась домой.

В Нью-Йорк она вылетела на следующий же день.


Дом ее встретил солнцем, ветром, тучами и штормами. То лето было беспокойным, как и ее душа. Летти вернулась в дом, в котором теперь были не только стеклянные стены. В нем стала хрупкой и непрочной жизнь. Первые дни после приезда она не могла найти в себе силы, чтобы разобрать собственные вещи. Как только она пыталась обратиться к повседневным делам, так сразу же возникало неизбежное – «до» и «после». «Еще месяц назад, – думала Летти, – до того самого звонка, все имело смысл. Каждая деталь нашего быта, каждая мелочь в этом доме. Каждое слово, сказанное друг другу. Сейчас быт и предметы обесценились – они свидетели времени, которое больше не наступит. Более того, они свидетели того, что лучше не вспоминать. Утраты болезненны, думала Летти, сидя в своем любимом кресле. Она забрала кота и, несмотря на все уговоры мистера Лероя и его жены, не задержалась у них в гостях ни на минуту. Ей казалось странным обсуждать что-то, вспоминать что-то, рассказывать что-то, когда есть одна-единственная тема – Дик и она. Они с Диком. Глядя на оживленное лицо скульптора, Летти испытала внезапное желание поделиться случившимся. Но это был лишь момент, мгновение, почти сразу же она запретила себе думать о подобном. И дело было не в молве, которая везде имеет быстрые ноги, а просто Летти осознала банальность собственной проблемы. Как сказать мистеру Лерою: «Мой муж мне изменяет!»