— Готов спорить, — задумчиво протянул заядлый щеголь, безупречный маркиз Лонгхейвен, — что на сем пресловутом предмете меблировки возлежала юная леди. Полагаю также, что могу прийти к точному заключению относительно ее личности. Так скажи, когда свадьба?

— Ты с такой легкостью предполагаешь грядущую свадьбу? Это не делает мне чести. — Не будь эль таким противно-тепловатым, он, быть может, соблазнился бы стаканом-другим. С другой стороны, он так устал, что было благоразумнее воздержаться от любых спиртных напитков.

— Но это ты завел песню насчет любви. Я был свидетелем поцелуя, да еще слухи насчет одного вальса — в свете до сих пор не могут о нем забыть. После этого не нужно обладать выдающимся интеллектом, чтобы сделать вполне очевидный вывод. Она уехала из города, исчез и ты. — Майкл откинулся на спинку стула, демонстративно не обращая внимания на смертоубийственную схватку у себя за спиной. Он лишь повысил голос в общем гаме. — Знаю я тебя, Алекс. Преувеличенное чувство долга всегда было твоим уязвимым местом, — небрежно заметил он.

Послушать Майкла, так чувство долга — это недостаток. Притом что Майкл был одним из самых достойных людей, которых Алекс знал. Вероятно, его представления о чести и долге чуть отличались от общепринятых. Но в его работе этика — штука переменчивая, как зыбучие пески. Алекс тяжело вздохнул:

— Я хочу жениться на Эмилии, так что закавыка не в этом. Я боюсь, ее отец мне откажет.

— Насколько я понял, ему придется согласиться.

— Скажи, как сообщить ему об этом деликатном предмете так, чтобы в результате не вышло дуэли! Кроме того, я не хочу, чтобы ей пришлось испытать все, что обычно бывает при такого рода откровениях. Это вряд ли расположит ко мне ее отца и скомпрометирует девушку.

— Мне понятна суть дела, — признался Майкл.

— Я совсем не знаю этого человека из-за ссоры между ним и моим отцом. Из того, что сообщила Эмилия, я понял, что к нему просто так не подойдешь, не стоит и пытаться! Признаюсь, я разрываюсь между желанием увезти ее в Шотландию, как советуют мой брат и ее тетка, и ощущением, что мне следует отправиться к лорду Хатауэю со всем уважением, шляпой в руке и любезнейшими манерами. Вот и ломай голову!

— Что говорит она?

— Когда я видел ее в последний раз, она спала.

Усмехнувшись, Майкл отважно хлебнул отвратительного пойла из своего стакана.

— Славно поработал?

Что еще мог он сделать? Только ускользнуть из той постели, оставив в ней Эмилию.

— Сомневаюсь, что ее отец согласится.

— Верное замечание. Я-то знаю Хатауэя. То есть знаю по работе в комитете, где есть кое-кто из моих приятелей. И мы бывали на одних и тех же званых обедах.

Приятели у Майкла бывали самые разные — от самых высокопоставленных особ в Англии до весьма сомнительных личностей. Алекс ограничился простым вопросом:

— Ну и?

Драка, переросшая было в основательную потасовку с участием еще кого-то из завсегдатаев сего заведения, внезапно закончилась, когда хозяин, издав предупредительный рык, бросился к ним, размахивая видавшим виды мушкетом. Ворча и утирая кровь, горе-вояки плюхнулись обратно на свои стулья.

Конечно, в клубе он получил бы ростбиф и стакан прекрасного виски, но тут, в общем, было интереснее, цинично усмехнулся про себя Алекс. Бывали дни, когда он с удовольствием поглощал дешевый джин в подобных кабаках, но это время давно прошло.

— Что до характера Хатауэя… Я бы сказал, что он, в сущности, человек справедливый. — Майкл нахмурился. — Может быть, слишком замкнутый, немного жесткий, но не твердолобый осел. Это точно. Я бы отдал должное его прямоте и честности, но не умению смотреть на вещи непредубежденно. Хотел бы я иметь его тестем? Не уверен.

— Я тоже не уверен, но Эмилия — его дочь.

— Значит, этим все сказано. — Майкл спокойно взглянул на дверь. В заведение вошел новый посетитель — грубоватого вида молодой человек с побитым оспой лицом. Низко надвинутая шляпа скрывала его глаза. Пьяно покачиваясь, молодой человек на ходу чуть не опрокинул их стол.

— Извините, друзья, — пробормотал он.

Алекс был начеку и все равно не заметил, как произошел обмен. Но он понял, чему стал свидетелем. Молодой человек заковылял прочь.

— Бывший карманник? — тихо спросил он, немало позабавленный.

Майкл не стал притворяться.

— Я никогда не интересуюсь, откуда берется тот или иной талант, если он мне полезен. Кстати, ты так и не сказал, где научился столь ловко вскрывать замки. Моя работа на Веллингтона сильно отличается от твоей. Бравый полковник и шпион проходят разную подготовку.

— Это один из моих солдат, — объяснил Алекс, вспоминая долгие испанские ночи. — Перед битвой пытаешься отвлечься. Нельзя слишком много думать о войне. Мы рассказывали всякие истории, даже пели песни, чтобы убить время до рассвета, до неизбежного. У меня под началом был обычный сброд. Некоторые — очень сомнительные людишки, но были там и друзья, которых я никогда не забуду. Один из них и обучил меня, как открывать замки. Это помогло скоротать холодную жалкую ночь.

— Но ключа так и нет?

Алекс покачал головой:

— По моему мнению, если у Хатауэя и был когда-то этот ключ, он выбросил его как ненужный хлам. Я так и сказал бабушке.

— Но она не отменила твое задание?

— Нет. — Алекс мрачно смотрел на янтарную жидкость в своем стакане. — Я вынужден подчиниться ее невероятному упрямству. И почему она считает, что это так важно до сих пор, когда прошло столько времени? Это по-прежнему тайна.

— Вышло так, что я люблю тайны, и это очень хорошо, поскольку мне часто поручают разгадывать разные загадки. — Майкл вытащил руку из кармана. Его лицо оставалось невозмутимым.

— Но эту, кажется, разгадать невозможно.

Его друг покачал головой, блестя глазами:

— Не бывает неразрешимых загадок. Нужно лишь задать себе один важный вопрос.

— И что же это за вопрос? — сухо поинтересовался Алекс, и хлипкий стул под ним угрожающе заскрипел.

— Какого звена недостает?

— Я лишь сказал…

— Она тебе не признается. Это я понимаю. Но то, что кажется невозможным, обычно бывает куда проще, чем ты думаешь. Если что-то подтолкнуло ее неожиданный интерес к поискам злосчастного ключа, ты должен спросить себя: что это такое, чего, по мнению бабушки, у Хатауэя быть не должно? Это — единственное логическое заключение. Если он владеет ключом и не знает, для чего он, тогда, я полагаю, скоро должно произойти событие, которое откроет ему глаза.

Это звучало разумно, если может быть разумным то, что все прочее, относящееся к этому делу, казалось лишенным всякого смысла.

— Мы оба, я и Эмилия, получаем письма. Старые любовные письма. Отправитель постарался остаться неизвестным. Я не понимаю его цели, однако письма соединяют мою семью и семью Эмилии. И все это имеет отношение к смерти Анны и последующей за тем дуэли.

Майкл скупо улыбнулся:

— Значит, с этого мне и нужно начинать.

 

Глава 19


Возвращение в Лондон было сопряжено с целой бурей эмоций, как будто она приехала сюда впервые. Как, однако, переменились ее ощущения, размышляла Эмилия, глядя в окошко экипажа. Как любая молодая женщина, которой предстояла первая встреча с высшим обществом, она испытывала тревогу пополам с любопытством. Что принесет ей Лондон? Мужа? Разумеется, это и была главная цель. Все эти новые платья, блестящие приемы, толпы людей, бесконечные бокалы теплого шампанского!

Муж казался фигурой весьма абстрактной, смутной.

Теперь она знала: Алекс был неотразим — черные волосы, темные глаза, ослепительная улыбка. Само совершенство! Добавьте к этому чувство юмора, ум и деликатность — они навеки взяли ее душу в плен, как опий. Где-то он сейчас?

— Уверен, вам понравится выставка. — Лорд Уэстхоп просто сиял. Как всегда, он был одет с иголочки, на грани фатовства. Голубой сюртук, белоснежный шейный платок тонкого кружева и алмазные пряжки на туфлях. А она, хотя и забыла, что обещала — то есть отец обещал за нее — посетить эту выставку картин в обществе Уэстхопа, случайно оказалась одетой к выходу, когда он прибыл, чтобы ее сопровождать.

Тетя Софи восприняла эту перемену в планах с обычным апломбом.

— Посмотреть последнюю коллекцию картин Симеона — это редкое удовольствие, милорд.

— Я отдаю себе отчет, что его внук — человек весьма эксцентричный, — сообщил Уэстхоп. — Насколько я знаю, все художники таковы. И писатели, и актеры. Слишком богатое воображение — от этого не жди ничего хорошего.

— Но вы-то воображением не страдаете, милорд, — невинным тоном заметила Эмилия. Она сидела, смирно сложив руки на коленях.

Тетя Софи послала ей предостерегающий взгляд. Действительно, зря она это сказала, но ее замечание, кажется, пролетело мимо Уэстхопа.

— Верно. Я больше склонен к практическим занятиям! — с жаром воскликнул он. — И мое любимое — охота. А вы охотитесь с собаками, леди Эмилия?

Она не могла бы придумать ничего отвратительнее, чем преследовать бедное животное с единственной целью его убить. И это называется спорт! Еще менее здесь было практического. Поэтому она прикусила губу, сдерживая злой укор. И лишь заметила:

— Боюсь, что нет, милорд.

— О-о… — протянул он с вялым разочарованием.

Эта вялость почти постоянный его спутник, подумала Эмилия. Интересно, зачем отцу понадобился такой скучный зять — ни рыба ни мясо?

К счастью, как раз в этот миг экипаж замедлил ход и остановился перед роскошно иллюминированным домом. Эмилия никогда не была здесь раньше, однако узнала дом — он принадлежал одной светской даме, ведущей почти затворнический образ жизни. Как говорили, вдовствующая графиня перестала бывать в обществе после смерти своего мужа.