– Ну вот опять. Видишь? – В голосе Джудит снова зазвучал упрек, когда она произнесла эти слова, показывая на него пальцем. – Думаю, большинство мужчин предпочитают именно эту сцену. Жестокая женщина оказывается во власти безумия, потому что обычная женщина не может быть сильной все время.

– Ну, Макбета в конце трагедии тоже нельзя назвать здоровым, – напомнил Рэнналф. – Я бы сказал, что Шекспир был беспристрастен в вопросе силы духа мужчины и женщины.

– Я сыграю сцену, в которой леди Макбет подстрекает Макбета убить Дункана, – сказала Клер.

А он, Рэнналф, послужит безмолвной статуей Макбета.

– Но сначала я допью свое вино.

Ее бокал был еще почти полным. Допив оставшееся вино одним глотком, Клер поставила на стол пустой бокал. Затем она распустила узел на затылке, позволив длинным волосам свободно рассыпаться по плечам.

– Макбет только что сказал жене: «Оставим это дело», – начала она. – Он отказывается совершить запланированное убийство, а жена убеждает его в обратном.

Рэнналф кивнул, а она отвернулась и минуту неподвижно стояла к нему спиной. Потом ее руки медленно сжались в кулаки, и она повернулась. Рэнналф чуть было не вскочил со стула и не спрятался за ним. Зеленые глаза вонзались в него холодным презрительным взглядом.

– «Ужель была пьяна твоя надежда, – тихо спросила она, – а теперь проспалась и, позеленев, взирает на прежнюю решительность?»

Рэнналф подавил желание выступить в свою защиту.

– «Отныне я и любовь твою ценю не выше», – продолжала она.

Клер произносила и слова Макбета тоже, наклоняясь при этом к Рэнналфу и говоря почти шепотом. У Рэнналфа, таким образом, создавалось впечатление, что он сам, не размыкая губ, произносит эти слова. Как настоящая леди Макбет, она подействовала на него силой своей энергии, презрения, хитроумных убеждений. Когда она замолчала, Рэнналф понял, как мог Макбет решиться на такой безумный поступок, как убийство короля.

К концу монолога Клер выглядела торжествующей, невозмутимой и слегка безумной.

Рэнналф, в свою очередь, чуть не задыхался от охватившего его желания. Постепенно перевоплотившись обратно в Клер душой и телом, девушка взглянула на Рэнналфа. Он встретил ее взгляд, и воздух между ними накалился.

– Хорошо, – мягко проговорил он.

Она слегка улыбнулась.

– Ты должен принять во внимание, что я сейчас не в форме. Я три месяца не играла, мое мастерство немного притупилось.

– Не знаю, чем бы все закончилось, – заметил Рэнналф, поднимаясь со стула, – если бы ты была в форме. Я, скорее всего, бросился бы под дождь, чтобы убить первого попавшегося под руку короля.

– И что ты думаешь о моей игре?

– Я думаю, – ответил он, – что пора ложиться в постель.

На секунду ему показалось, что она собирается отказаться. Девушка воззрилась на него и задержала дыхание, явно собираясь что-то сказать.

– Да, – был ответ.

Наклонив голову, он поцеловал ее. Он готов был повалить ее на пол и взять прямо здесь и сейчас, но зачем лишать себя комфорта, если в соседней комнате стоит вполне привлекательная кровать? Кроме того, надо было совершить вечерний туалет.

– Иди готовься ко сну, – сказал он, – а я минут десять посижу внизу.

Она снова заколебалась и облизнула губы.

– Да, – ответила наконец Клер, отвернувшись. Через минуту за ней закрылась дверь в спальню.

Следующие десять минут, по мнению Рэнналфа, тянулись целую вечность. Черт возьми, играть она и впрямь умела.

Глава 3

Оказавшись в спальне, Джудит прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. Голова у нее кружилась, сердце гулко стучало в груди, дыхание было прерывистым. Этому было столько причин, что Джудит никак не могла прийти в себя.

Во– первых, она выпила слишком много вина: целых четыре бокала. Прежде девушка никогда не пила больше, чем полбокала за день, да и то это случилось всего три или четыре раза в жизни. Джудит не была пьяна: она не утратила способности ясно мыслить. Тем не менее, она явно перебрала со спиртным.

Во– вторых, Джудит переживала странное возбуждение после сыгранного на людях представления, несмотря на то, что в зрительном зале находился только один человек. Она всю жизнь тщательно скрывала свое пристрастие к актерской игре и устраивала сольные представления, только когда была абсолютно уверена, что никто этого не видит. Джудит никогда не воспринимала свое увлечение как актерскую игру, она, скорее, видела в этом способ оживить другое человеческое существо посредством слов, которые вложил в его уста драматург. Девушка обладала способностью перевоплощаться в героя пьесы, примерять на себя его тело и душу, ясно понимать, как бы чувствовал себя этот человек в данных обстоятельствах. Она как-то попыталась использовать свой дар для написания рассказов, по владение пером явно не входило в число ее талантов. Она умела создавать или воссоздавать человеческие характеры с помощью собственного тела и голоса. Когда Джудит играла роль Порции или леди Макбет, то становилась ими.

Сегодня Джудит опьянела от игры больше, чем от вина. Никогда еще она не играла столь прекрасно, как этим вечером, когда на нее смотрел один-единственный зритель. Он был одновременно и Шейлоком, и Макбетом, и Ральфом Бедардом. Он сводил Джудит с ума, притягивал ее как магнит. У нее создавалось впечатление, что даже воздух в комнате был напоен незримой энергией.

Вдруг она открыла глаза и бросилась к ширме в другом конце комнаты. У нее было всего десять минут на подготовку, а теперь и того меньше. Джудит с облегчением отметила про себя, что ее саквояж принесли в спальню. Можно будет надеть ночную сорочку.

Наклонившись, чтобы открыть чемодан, девушка вдруг замерла. Готовиться? А к чему, собственно? Он только что снова поцеловал ее и через десять минут, даже меньше, явится, чтобы уложить ее в постель. Бедард собирается сделать с ней это. Джудит весьма смутно представляла себе, в чем это заключается. У нее задрожали колени, она вновь почувствовала слабость и головокружение. Она же не позволит этому произойти… или позволит?

Пора было заканчивать приключение. Впрочем, оно так романтично началось и пока продолжалось. Больше с ней такого не произойдет. Никогда! Она прекрасно знала, что женщины, проживающие в силу обстоятельств в домах своих состоятельных благодетелей на положении бедных родственниц, практически не имели шансов что-либо изменить в своей жизни. Для Джудит существовали только сегодня, сейчас и… сегодняшняя ночь.

Девушка поспешно раскрыла саквояж. Она теряла драгоценное время. Будет ужасно неловко, если Бедард застанет ее в нижнем белье, неумытой или непричесанной. Подумать о том, как избежать неприятностей, можно и после. В соседней комнате был отличный деревянный топчан. Если положить подушку, одно из одеял с кровати и накрыться плащом, на нем вполне можно будет провести ночь.

Бедард отсутствовал значительно дольше, чем десять минут. Она стояла перед камином, одетая в скромную ночную сорочку, и расчесывала волосы. В дверь постучали, и она тотчас же распахнулась, так что Джудит не успела не то что подойти к двери, но даже откликнуться на стук. Внезапно она почувствовала себя голой. Скорее всего, она была пьяна сильнее, чем ей до сих пор представлялось. Вместо того чтобы испытать отвращение, Джудит ощутила совершенно неожиданный прилив желания. Ей не хотелось, чтобы сказка кончалась. Ей безумно хотелось попробовать это, прежде чем придется окончательно махнуть рукой на молодость, да и на всю жизнь. Джудит мечтала испытать все это именно с Ральфом Бедардом. Этот мужчина был дьявольски привлекательным, и девушка не могла подобрать слов, чтобы описать охватившие ее чувства.

Прищурившись и плотно сжав губы, он молча рассматривал ее с ног до головы.

– Это профессия наложила свой отпечаток или в силу инстинкта, – наконец спросил он тихим голосом, – ты привыкла недооценивать свою внешность? Белый хлопок без единой оборочки или кружева… А с другой стороны, ты поступила очень разумно, ведь твоя красота говорит сама за себя.

Она была некрасива и знала это. Все люди, даже собственная мать, в детстве сравнивали цвет ее волос с морковкой, и отнюдь не в качестве комплимента. У нее всегда были чересчур бледная кожа и слишком большие зубы, а лицо усыпано веснушками. А потом, по воле злодейки судьбы, как раз тогда, когда волосы начали темнеть, веснушки стали менее заметны, а лицо и рот пришли в соответствие с зубами, Джудит стала похожа на жердь. По росту она догнала своего отца и отчасти испытала облегчение, лишь когда жердь начала приобретать формы женского тела. Чтобы окончательно добить бедняжку, природа наделила ее очень полной грудью и широкими бедрами. Родные стеснялись ее, а сама Джудит ненавидела себя больше всех. Отец постоянно заставлял ее одеваться как можно скромнее и покрывать волосы. Он каждый раз обвинял дочь в том, что мужчины бросают на нее взгляды вожделения. Девушка в полной мере испытала на себе, что значит быть в семье дурнушкой.

Но сегодня вечером она по непонятной причине готова была поверить в то, что Ральф Бедард нашел ее привлекательной. Возможно, причиной этому было вино, ведь он выпил гораздо больше, чем Джудит.

Не отрывая от Бедарда глаз, Джудит медленно улыбнулась. Вино вызвало у нее странную реакцию. Она чувствовала себя как во сне, как будто она перестала быть сама собой и наблюдала за происходящим со стороны. Как она могла стоять в спальне, одетая в одну только сорочку, перед мужчиной, который собирался немедленно уложить ее в постель, и при этом призывно улыбаться ему, не чувствуя никакой ответственности за свои поступки? Та, которая наблюдала за этой сценой, не сделала ничего, чтобы вмешаться и в последний момент защитить добродетель и репутацию этой женщины. Да Джудит этого и не хотелось.

– Полагаю, тебе тысячу раз говорили, как ты красива, – проговорил он волшебно-хрипловатым голосом.

Точно! Он напился!