– Да зачем она будет знакомиться, еще чего! – гневно передернула плечами Жанна. – Анатолий же ей все объяснил! Так и сказал – подписывай документы на развод, и прочь из моей жизни!

И снова волна ее ненависти окатила Лизу. Показалось, вдруг переключился внутри маленький тумблер – сначала холодно стало, потом никак. То есть полное равнодушие охватило. Хотелось только одного – чтобы Жанна исчезла вместе со своей ненавистью.

– Где мне подписать, Семен Яковлевич? Я не буду знакомиться, я все подпишу.

– А вот здесь, душа моя, и здесь… Это доверенность от вашего имени, это заявление на развод, а это соглашение, что вы на раздел имущества не претендуете… И на содержание ребенка тоже…

– О господи… Еще бы она претендовала… – злобно хохотнула Жанна, но тут же умолкла под строгим взглядом Семена Яковлевича.

– Ну, вот и все, душа моя, дело сделано… – аккуратно собрал он документы в папочку. – Спасибо вам за доверие, засим я вынужден попрощаться, у меня дела. Не провожайте, не надо, я сам найду дорогу.

Семен Яковлевич ушел, Жанна тоже поднялась из кресла, озабоченно глянула на часы, проговорила деловито:

– Значит, так… Два часа тебе на сборы. Сейчас такси подъедет, я уже договорилась, тебя отвезут в твой город. Нет, а как ты хотела? Вернешься туда, откуда приехала… Шмотки можешь забирать. Бери столько, сколько в багажник влезет. А цацки не отдам, цацки оставь. И денег тоже не дам… И без того, думаю, успела кое-чего себе притырить. Ну, и засим прощайте, как говорит Семен Яковлевич… Досвидос ариведерчи… Ах да, совсем забыла! Может, адресок настоящего Сонечкиного папаши тебе дать? Хотя… Какой с этой продажной твари спрос… Как с гуся вода… Ладно, иди, собирайся, чего стоишь?

Соня уснула у Лизы на руках, как только выехали за город. Осторожно пересадив дочь в детское кресло, она пристегнула ремни, повернулась к окну.

За окном кружила осень… Желтое, красное, солнечный день, карнавал. Еще несколько дней назад и для нее был карнавал. Беззаботное кружение дней, нарядных и легких, как эта осень. Четыре года, целых четыре года! Как сон. Да с ней ли это было, в самом деле?

Выходит, с ней. Вон, доказательство посапывает в детском креслице. Милое, мое любимое доказательство. Как же они дальше жить будут? Что их впереди ждет? И подумать страшно…

* * *

– …О, кого я вижу! Явление второе, все те же, в лаптях!

Наталья стояла в дверях так основательно, будто не собиралась пускать их с Сонечкой на порог.

– Отойди… Не видишь, я с ребенком?

– Да вижу, вижу… И с ребенком, и с чемоданом. Плакала наша спокойная жизнь, стало быть.

Наталья отступила в прихожую, обернулась назад, прокричала с насмешливым вызовом:

– Ма-а-м?! Иди, посмотри, кто к нам пожаловал с визитом вежливости!

– Ты, как всегда, в своем репертуаре… – устало и немного раздраженно проговорила Лиза, ступая через порог. – Можно хотя бы не орать, а? Ребенка напугаешь. Она к такому не привыкла.

Сонечка и впрямь будто прилепилась к ней, прятала лицо, испуганно обнимала за шею. В прихожую вышла мама, и Лиза почувствовала, как жалость ковырнула нутро – мама очень постарела… И на лице все то же привычное выражение угрюмой вежливости. Не узнает, что ли? Все-таки дочка приехала, внучку привезла…

– Ой, Лиза… А я тебя и не узнала сразу-то! Какая ты стала… Как с картинки… Ой, а это кто у тебя, а?

– Это твоя внучка, мама. Сонечка.

– Ой, внучка… Надо же… Сонечка, повернись ко мне, я хоть в личико тебе гляну!

Соня дернулась, еще сильнее обхватила руками Лизину шею, пряча лицо. Ласково оглаживая девочку по спине, Лиза проговорила виновато:

– Мам, она очень устала, мы пять часов ехали… Завтра познакомитесь, ладно? А сейчас я ее спать уложу.

Подхватив ручку чемодана, Лиза направилась было в свою комнату, но услышала за спиной Наташкино досадливое:

– Да куда ты… Там теперь наша с Толиком спальня…

– Где спальня? В моей комнате? – удивленно переспросила Лиза.

– А как ты хотела? Чего зря комнате пустовать? Уехала и уехала, кто ж думал, что снова тут нарисуешься? Да еще и с довеском…

– Интересно… И куда нам теперь?

– Так в гостиную пока… – робко предположила мама. – В гостиной диван раскладывается, там и переночуете. А завтра видно будет…

Гостиной числилась нынче та комната, которую прежде занимали Наташка с Толиком. Она и впрямь выглядела вполне парадно, с ремонтом, с покушениями на модный дорогой минимализм.

Наташка шагнула вслед за Лизой, подбоченилась, встала посреди гостиной победительницей – глянь, мол, как у нас тут круто! Еще и подбородок вверх задрала, и плеснула надменностью в ожидании Лизиных восторженных эмоций.

Лиза эмоций не выдала, лишь осмотрелась деловито – куда бы присесть. Не станешь ведь Наташке объяснять, что покушения, они и есть покушения, и вариант «эконом» надменностью не прикроешь. И гладкий, но синтетический паркет не прикроешь, и пухлую – слишком пухлую! – помпезную мебель, и стилизованные под парчу дешевые портьеры с вальяжными ламбрекенами. А еще люстру под потолком не прикроешь, большую, грубо сработанную, но стеклянно кудрявую, как свадебный торт. Да, люстра особенно бросалась в глаза экономной надменностью. Не люстра, а наш ответ венецианским буржуям с их муранскими несчастными стеклышками! У нас, мол, тоже не абы как и не хуже ваших!

– Ладно… Мы здесь переночуем, конечно, а завтра, Наташ, будь добра, освободи мою комнату! – решительно произнесла Лиза, опускаясь на пухлый диван.

– И что я говорила, а? Ты видишь? Ты видишь? – потянула Наталья руки навстречу вошедшему в комнату Толику. – Ты посмотри, кто здесь нарисовался, а?

– О, Лиза… В гости приехала, да? – приветливо улыбнулся Толик. – А кто это у тебя? Какая красивая девочка…

– Это моя дочка, Толик. Ее Соней зовут. А приехала я не в гости, я здесь жить буду, в своей комнате. Мне больше негде жить, извини.

– Нет, ну что такое, а? – плаксиво продолжила Наталья. – Нет мне счастья в жизни, хоть тресни! Только все хорошо устроилось… А все из-за тебя, Толь! Зря я тебя тогда послушала, надо было все-таки квартиру менять! А ты меня с толку сбил – зачем, зачем… Такой ремонт забабахали, блин… Да кто бы знал! Столько денег зря угрохали!

– Да не ори ты, ребенка испугаешь… – перебила ее мама, болезненно прикрыв глаза, – как начнешь причитать, не переслушаешь тебя! И про ремонт лучше бы не говорила… Забыла, на какие деньги он сделан? На те деньги и сделан, что Лиза мне присылала!

– Ой, да ну вас… – махнула рукой Наталья, направляясь к двери. – Пойдем, Толик, не хватало еще попреки от родной матери слушать… Надо же, денег пожалела! Я для себя старалась, что ли?

Когда за ними закрылась дверь, мама подошла к Лизе, села рядом, вздохнула. Потом проговорила тихо:

– Я сейчас белье постельное принесу, ложитесь…

– Да, мы очень устали, спасибо.

– Надо же, четыре года не виделись! Ни разу не позвонила даже!

– Так получилось, мам, извини.

– Да ладно, чего уж… Я не в обиде, живи, как знаешь. И теперь, значит, не в гости приехала.

– Нет, не в гости. Я навсегда. Мы с мужем развелись, мам.

– Выгнал, значит? С ребенком? Да, он мне сразу не понравился… Денег-то хоть дал?

– Ой, мам, не хочу рассказывать.

– Ладно, ладно. Я особо и не спрашиваю, твоя жизнь, не моя. А те деньги, что ты мне присылала, Наташка все выманила… Но я теперь пенсию получаю! Небольшую, но прожить можно. Главное, на работу не надо каждый день ходить… А то уж сил никаких не было. Что дальше-то будешь делать, дочка?

– Пока не знаю, мам.

– Если на мою помощь рассчитываешь, то… Сама понимаешь, какая из меня помощница…

– Да, я понимаю. Я не рассчитываю. Можно, я ребенка спать уложу? Пять часов в машине ехали, она устала…

– Да, да! Сейчас я белье принесу! Ложитесь… А завтра уж сами с Натальей разберетесь, где чья комната, я вмешиваться не буду. Это уж без меня… Мне нельзя нервничать…

Лиза долго лежала с закрытыми глазами, но сон так и не пришел. Сонечка тихо посапывала рядом, закинув ей руку на шею. Интересно, который час? А впрочем, не все ли равно, который час. Вот бы поплакать, но почему-то не получается.

Открыла глаза Лиза, уставилась в потолок. Нет, кто этот ужас придумал, чтобы натяжной потолок был блестящим? Словно в темный лед смотришь. Или в бездну… И тени с улицы бегают. И люстра-чудовище сверкает над головой толстыми подвесками. Такая подвеска упадет невзначай и запросто убить может, наверное. Все-таки у Наташки бездна вкуса, чего не отнимешь, того не отнимешь.

Господи, о чем она думает? Надо о себе думать, о том, как жить дальше, как Сонечку одной растить… И надо срочно работу искать. Но что она умеет делать, куда пойдет?

А хоть куда. Пусть и судомойкой в забегаловку. Главное, хоть какие-то деньги заработать. Денег совсем нет, и никто не поможет, надеяться не на кого. Хотя маму все равно придется просить, чтобы с Соней какое-то время посидела… Она на пенсии, отчего ж не посидеть с внучкой? А потом, может, Соню в садик удастся пристроить. Правда, Лиза краем уха слышала, что это нынче большая проблема – ребенка в садик устроить. Господи, а о каких проблемах она еще слышала – краем уха? Прожила четыре года на белом облаке…

Ага, и обратно на землю рухнула. И расшиб-лась так больно, что даже заплакать не получается, мешает что-то. Странное состояние внутри, напряженное и бесчувственное. Звенящая пустота, даже удивление иссякло. Нет, и в самом деле… Чего было так удивляться-то? Ясно же, что это Жанна дурной спектакль срежиссировала. И некому было сказать – не верю…

Наверное, надо было сопротивляться. Конечно, надо было, да что теперь себя корить поздним умом… Ну да, не смогла. Растерялась. Расклеилась. Успела забыть прежние навыки, когда надо все время держаться в оборонительной стойке. Теперь вспоминать придется, иначе не выжить. Как там, в пословице? С волками жить, по-волчьи выть?