Вероника Орлова - Нелюдь

Нелюдь в этот момент повел головой, принюхиваюсь, и доктор припала к монитору, чтобы гневно вцепиться аккуратными ноготками в край стола, когда широкая улыбка, изменившая до неузнаваемости лицо вечно угрюмого монстра в клетке, растянула его потрескавшиеся губы. А после в клетку, оглядываясь назад и осторожно ступая на цыпочках, впорхнула тоненькая девочка в белом платье, которая тут же бросилась на шею мужчине, утыкаясь носом в его грудь.

Да, определенно наступило время прекратить отношения между этими двумя. И чем скорее, тем лучше.

— Аля, прости меня, Аляяяя. Мы выкрутимся. Я обещаю.

Омерзителен до скрипа суставов и горечи во рту. Сплюнуть хочется в его лощенную физиономию с мешками под глазами. За версту разит перегаром, и шелковый халат разошелся на круглом брюшке, открывая взгляду сморщенный отросток под ним. Нет, я его не ненавидела. Слишком сильное чувство. Мне было его как-то омерзительно жаль, и он был мне противен уже давно: и как человек, и как мужчина. Да и узнать в этом обрюзгшем разжиревшем кабане былого красавца Виктора Бельского было практически невозможно.

— Выкрутимся? Каким образом? Ты выставишь на аукцион папины награды? Или мемуары твоего деда?

Виктор в очередной раз проиграл много денег. Вынес из дома все золото и заложил, чтобы расплатиться с долгом. Утром я не нашла серьги, которые мне подарила бабушка, и это переполнило чашу моего терпения. Я влетела в его спальню и стащила жирную тушу с постели. Он не сразу понял, в чем дело, а меня передернуло от отвращения, когда увидела на его шее засосы и следы от помады. Не ревность, нет. Мне было плевать, с кем он спит, лишь бы ко мне не лез. Но видеть последствия его бурной ночи мне не хотелось совершенно. Не в нашей квартире, не на моих глазах, не на глазах слуг и проклятых журналистов, которые и так знали, в каких мы долгах из-за этого азартного ублюдка.

— Не надо ехать…Аля.

— А что надо? Тебя нянчить? Или боишься, что, пока меня не будет, денег никто не даст? Когда вернусь, подам на развод!

В этот момент он сразу протрезвел. Это произошло за какие-то доли секунд. Просветление в мутных глазах. А потом за руку меня схватил и к себе дернул.

— Развод? Вот как ты запела? Не будет никакого развода, Аля. Не будет, если ты не хочешь, чтоб я превратил твою жизнь в ад!

— В ад? Ты?! Я не боюсь! Мне надоело бояться. Можешь рассказывать что угодно и кому угодно!

— Уверена?! Думаешь, информация о чудовищной деятельности твоей мамаши — это все, что у меня есть?

— А что еще у тебя есть, кроме компромата твоего отца, который он прятал на всякий случай в своем сейфе. На случай, если его арестуют, и он смог бы потянуть за собой и ее! Гниль — это у вас семейное! Дай пройти. Мне больше не о чем с тобой говорить.

Попыталась высвободить запястье из его потных пальцев, но он схватил меня теперь обеими руками.

— Нееет! — затряс головой, глотая слюну, потому что после ночных излияний у него, наверняка, пересохло в горле, — У меня есть что-то покруче, моя дорогая женушка! Я тоже время зря не терял…. Витя не лошок, Витя тоже кое-что нашел.

Я расхохоталась ему в лицо, но все же почувствовала, как по спине поползли мурашки. Что уже могло узнать это ничтожество?

— И что ты нашел?

— Ооооо… это нечто особенное. Видео…видео, где ты трахаешься с тварью, которая перерезала как скот около двадцати человек. Как он тебя там. Раком. На кафеле… ааа ты…ты подвываешь и задом вертишь! С убийцей! С психопатом! С подопытным животным твоей чокнутой мамаши! С уродом, от которого ты понесла, как и все сучки, которых он покрывал! Да! Я и это знаю!

Сердце сжало как в тиски. Я буквально почувствовала, как кровь отлила от лица. Меня швырнуло в холодный пот, и я почувствовала, как начали дрожать колени и в горе появился ядовитый густой ком.

— Заткнись, — едва слышно, хрипло.

— Представляешь, как это будут смаковать журналисты, представляешь, как это попадет в газеты? Кем ты станешь тогда? Какие роли тебя дадут! Ты сдохнешь в подворотне! Никому не нужная тупая шлюха-наркоманка!

Я дала ему пощёчину. Звонко. Сильно. Так, что ладонь отнялась. На негнущихся ногах пошла к выходу из спальни. А он вдруг схватил меня за халат.

— Аляяя, я просто не хочу отпускать тебя. Я люблю тебя! Это ты! Ты во всем виновата! Ты никогда меня за мужчину не принимала! Из спальни своей выталкивала. Давала только, когда полумертвая после алкоголя и дозы была. Из-за тебя все! Ты жизнь мне, сука такая, испортила!

Он попытался прижать меня к себе и обслюнявить мне лицо своими красными мясистыми губами.

— Давай все сначала. Я играть перестану. Уедем за границу…хоть немного люби меня. Хоть раз со мной как на том видео…хоть раз, Аляяя.

Я силой отшвырнула его от себя.

— Никогда! Слышишь? Никогда ко мне не прикасайся! Я не разведусь с тобой…но будет все, как и раньше. Ты сам по себе, а я сама по себе. Из долгов своих сам вылезай. Маме своей позвони или сестре, может, вытянут твой зад… и серьги мне верни. Как хочешь верни, или я тебе весь кислород с деньгами перекрою.

— Верну… я все верну. Прости меня… Прости.

— Бог простит, Витя. Он все видит…

"Может, и меня простит когда-нибудь". Когда я садилась в машину, папарацци плотным кольцом обступили наш дом. Они фотографировали отъезжающий автомобиль и даже гнались за ним следом.

— Алина, а вы уже знаете, кто спонсор вашей поездки? А кто будет сниматься в главных ролях?

— Почему остров закрыт для туристов? Что вам известно об этом месте?

— А это правда, что вы хотели отказаться от роли и вам удвоили гонорар, и что вы получили все деньги авансом?

— Вы знаете, кому принадлежит этот безлюдный остров? Алинаа, хотя бы несколько слов для газеты "Город звезд"… Один вопрос. Один единственный!

Я проигнорировала их всех. У меня не было ответа ни на один вопрос кроме гонорара, его действительно удвоили и оплатили мне половину заранее. Я ничего не сказала Виктору и перевела эти деньги на счет матери в Страсбурге. Подняла стекло и откинулась на спинку сидения. В висках все еще пульсировала адская боль после разговора с Виктором. Одно упоминание, и меня бросило в дрожь. Одно упоминание, и не было никаких лет исцеления и забвения. Словно только вчера все произошло. Словно только вчера я целовала пересохшие губы Саши и лихорадочно задирала на нем майку, чтобы застонать от сумасшедшего наслаждения, касаясь ладонями горячей кожи. Господи, почему я не могу забыть? Почему? Что со мной не так? Почему все живут своей жизнью, почему люди могут быть счастливыми дважды и трижды в жизни, а я как будто проклята. Я как будто ношу в себе его личный код, инфекцию, хроническую смертельную болезнь, и нет от нее никакого исцеления, нет даже гребаных передышек. Я в непрекращающемся рецидиве.

Боль от его имени, боль от похожего запаха и боль от звука детских голосов, от плача младенца. Я не переносила ничего, что связано с их рождением. Сестра Виктора считала, что я тварь, которая ненавидит детей. Она просто не знала…никто из них ничего не знал. А меня под грузом вины и дикого отчаяния размазывало каждый день и каждую ночь. Я ничего не забыла…. У меня детский плач в ушах стоит, едва тишина наступает. Иногда снится, что я все еще ребенка жду… Его ребенка. Снится, как живот руками глажу, как в зеркало смотрю и улыбаюсь от счастья, как разговариваю с ней, прислушиваясь к легким пинкам и пытаясь поймать их ладошкой, угадывая это ножка или ручка…с его девочкой…с нашей мертвой девочкой.

"Саша, а у тебя дочка скоро родится…как бы ты хотел ее назвать? Мы так скучаем по тебе… мы так сильно по тебе скучаем, любимый…"

Просыпаюсь в слезах с застрявшим в горле воплем безумия…и запрещаю вспоминать. Запрещаю себе спать без снотворного. Иначе не выдержу. Я и так не знаю, как все это время живу, на каком волоске держусь за жизнь эту никчемную. Хотя нет, знаю. Потому что он рядом. И я жду, когда мой палач выйдет на свет, чтобы вынести мне приговор, как обещал десять лет назад.

И сейчас не просто сердце кольнуло, а такая боль оглушила, от которой выть хочется и веревку на карниз повесить, чтоб прекратить. Чтоб, наконец-то, все это прекратить. Только порошок проклятый и спасает… Ничего больше.

Посмотрела в окно на ярко-голубое небо. Иногда кажется, что погода издевается надо мной. Потому что внутри меня уже давно нет солнца, тепла и нет неба. Он украл их и унес с собой. Как и все мои мечты. Как и надежду на счастье. Он уже меня убил. Мы ехали в маленький частный аэропорт, откуда меня должен был забрать самолет прямиком на остров, о котором я не знала ровным счетом ничего. Да и мне было плевать, я прочту сценарий, перевоплощусь в какую-нибудь тупую сучку или умную стерву и проживу ее жизнь, ненадолго оставив свою и чувствуя временное облегчение. Только это меня и спасало. Только это помогало не сдохнуть. В аэропорту нас встретил молчаливый человек в длинном черном пальто. Он представился Вячеславом Денисовичем, моим сопровождающим лицом. По контракту с момента посадки на самолет охрану и обслуживающий персонал мне предоставляла кинокомпания.

И я видела, как позади нас шли несколько мужчин в таких же темных пальто с одним наушником в ушах. Усмехнулась — прям как в кино. Тоже мне, звезду нашли.

На паспортном контроле мне лишь вежливо улыбались и попросили автограф. Стало интересно уже и самой, кто этот продюсер и какие огромные связи и деньги он имеет. Салон самолета поразил роскошью и комфортом. Меня провела в него очень вежливая стюардесса и помогла разместится на белоснежном сидении. Весь салон кипенно-белый, как и форма всего экипажа, и ни одного пятнышка грязи на обивке. Стерильно и пахнет лимонным освежителем. Я откинулась назад и в блаженстве скинула туфли на каблуках. Прикрыла глаза…где-то вдалеке заиграла музыка. Вначале я с облегчением вздохнула, потому что не любила полную тишину, а потом почувствовала, как боль начала зарождаться в районе сердца. Вначале мягкими волнами, еще не паническими рывками…Эта песня… я пела ее ему. Он любил. Говорил, что у меня голос не хуже той, кто ее исполняет — великой и неповторимой Эллы*1. Я всегда была помешана на блюзе.