Джокер решил, что это просто — удалить все сообщения и притвориться, что ничего не было. Наверняка, уже использованная практика с такими идиотками, как Нина и как я. Но стереть можно что угодно, кроме памяти и отметин внутри.

Не пошла на работу…просидела весь день дома, не отвечая на звонки и мейлы. Ждала. Отчаянно и без всяких на то причин. Вздрагивала от вибрации телефона и разочарованно стонала, когда видела чужие уведомления, когда кто-то звонил, когда пиликало оповещение с мейла. Никогда не думала, что зависимость может быть настолько бешеной. Может быть, он наказал меня? Может быть, я нарушила какие-то проклятые правила? Обманула его?

И у кого об этом спросить? Кричать в пустоту, в мегабайты и гигабайты интернет-пространства? Смешно…до истерики. И я хохотала. Как больная, сумасшедшая психопатка. Я хохотала и металась по комнате. Меня ломало без него. По нарастающей…минута за минутой, час за часом меня скручивало в жуткой зависимости. Я вцепилась в этот телефон и рыдала над ним. Взяла больничный и не вылезала из своей квартиры.

Я продолжала ему писать. Как будто он и не исчезал. Как будто может все это прочесть…Только отправить не могла — меня заблокировали. И я писала сама себе. Не знаю, во что я превратилась за эти дни. Когда мать приехала ко мне, она поверила, что я и на самом деле больна. Даже испугалась и хотела позвать нашего семейного врача. Но я ее отговорила…Мне нужен другой врач — психиатр, например. Хотя и он мне не поможет. Мне нужен мой Джокер. Мне нужны его сообщения, мне нужно его присутствие в моей жизни.

И снова пишу…снова ему. В черновиках мейла… в заметках смартфона.

{"Ты чувствуешь, Джокер? Каждый слог и каждую букву, пробел и точку, скобки, знаки. У всего есть подтекст. Даже в паузах своя истерика и безумие. Читал меня тональностью импульсов, звуками пауз, воплями бесконечных пробелов и многоточий, слезами молчания и в немых яростных диалогах с монотонными нотами стука сердца по воздуху. Caps Lock, Caps Lock, Caps Lock… и Enter. Caps Lock, Caps Lock, Caps Lock…Пауза. Отсчет нирваны секундо-минутами до понимания триумфа. Знаешь все мои backspace…backspace…backspace. Знаешь их лучше, чем я сама. Стреляешь в упор точным попаданием в вену ржавой иголкой ярости, вбивая в мой космос гвозди своей нетерпимости, пощечинами по нервам и нежно режешь меня нашими словами. Только словами…много противоречивых и ядовито-пошлых прекрасных слов. И нескончаемым "МОЯ". Я тебя так дико Caps Lock…что мои пальцы не всегда играют ту мелодию, которую шепчет сердце…пальцы фальшивят, любимый, а оно — никогда. Ты единственный, кто мог его услышать. Я тебя многоточием. Одержимо, грязно, невыносимо, бесконечно…многоточием. Так сильно и громко, что дышать больно"}.

А потом часами думать, что бы он мне ответил…И ненавидеть себя за то, что пишу ему. Не гордая, не сильная. Я даже музыку не могла слушать, потому что все напоминало о нем. Ненавижу его! Почему он со мной так? Почему ни одного слова? Это же страшно — не знать: за что. Это дико и невыносимо — сходить с ума от воображаемых причин и мотивов. Перебирать каждое свое слово, каждую фразу и искать. Искать, почему ушел. Что со мной было не так?

Спустя неделю вдруг заметила, что он светится онлайн в одном из мессенджеров…Внутри все воспламенилось, сердце забилось в горле, и пальцы сжали телефон так, что стало больно. От болезненной ломки скрутило все тело.

Дышать больно от понимания, что он здесь…И в то же время уже чужой. Захлопнувший дверь у меня перед носом. Я больше не имею права написать ему ни слова. Он не хочет.

"Я нема по отношению к тебе — нема, глуха и слепа,

Ты даешь мне все, кроме объяснений.

Я протягиваю руку, но чувствую только ночной воздух.

Не чувствую ни тебя, ни любви, просто ничего".

© "Evanescence" — "Father away"

Открыла личку мессенджера снова и замерла …Что я ему скажу? Все и так понятно. Ничего не написала. Закрыла диалог и обхватила голову руками, глядя на точку его присутствия. Пусть так…пусть просто где-то там будет. Где-то по другою сторону пропасти из матриц и кодов, но будет.

"Напиши мне…напиши, пожалуйста, хотя бы два слова — Привет, Харли". Я положила сотовый на подушку, продолжая смотреть на зеленый кружочек, чувствуя, как по щекам текут слезы. Неужели он не понимает, что сделал со мной? Не понимает, как мне плохо без него? Или это пытка? Издевательство.

"Пытаюсь забыть тебя,

Но без тебя чувствую пустоту.

Не бросай меня здесь совсем одну.

Мне трудно дышать.

Я бегу к тебе,

Кричу твоё имя,

Я вижу ты там, очень далеко".

© "Evanescence" — "Father away"

Может быть, он испугался…Смешно звучит по отношению к такому, как Джокер…но все же. С его недостатком он мог решить что угодно. Решить, что я передумаю, узреть в моем поведении какой-то только ему известный подтекст. Не знаю — придумать нам проблему из своей немоты.

Я должна найти его. Не может быть, чтоб человека не было на самом деле.

Все и всегда оставляют следы. Даже незначительные, легкие, незаметные, но оставляют.

Утром меня позвали в районное отделение полиции. Выдернули из постели, зареванную, телефонным звонком. Мужской голос вежливо поинтересовался не разбудил ли меня, а потом представился, как Кирилл Алексеевич Трефилов — следователь областной прокуратуры, и попросил приехать на беседу по поводу новых фактов по убийству Нины.

Когда зашла в кабинет то в глаза сразу бросилась его чашка с броской надписью и легким дымком сверху, окурки в толстой, стеклянной пепельнице. Он вежливо поздоровался, я так же вежливо ответила. Уверена, что он такой весь учтивый, потому что знает, чья я дочь и сестра, иначе они обычно разговаривают совсем в другой форме.

Как же надоело это откровенное подхалимство, заискивание.

— Мирослава Лазаревна, возможно, я задам вам те же вопросы, которые задавал мой коллега, но мне нужно уточнить некоторые детали, и для полной картины нужна информация от вас.

Я не смотрела на него. Знала, что мои красные глаза с синяками и бледное, опухшее лицо и так вызывают нездоровое любопытство. Будь я обычной свидетельницей, никого бы это не волновало, но я дочь Лазаря Белозерова, а, значит, меня будут рассматривать, как под микроскопом.

— Задавайте любые вопросы.

— Мы недавно попросили родителей Нины предоставить нам ее ноутбук снова. Тщательно изучив его, мы пришли к выводу, что многие файлы в нем стерты. Вам может быть известно, что именно могло послужить причиной удаления целых папок с фотографиями, архивов переписок с мессенджеров?

— Нет. В последнее время Нина отдалилась от меня.

— Почему? Вы поссорились?

— Нет, мы никогда не ссорились…просто она отдалилась. Так бывает.

— Бывает. Не спорю. И все же, может быть, вам известно, что Нина проводила очень много времени в интернете? Мы зафиксировали её следы на тематических сайтах БДСМ, на сайтах виртуального секса онлайн и тому подобных ресурсов. Вам что-то об этом известно?

— Нет…мы не обсуждали её сексуальную жизнь настолько подробно.

— Да, ладно…Зачем вы мне лжете, Мирослава…разве девушки не обсуждают своих парней? У кого длиннее, у кого короче…

Я вскинула голову. Неожиданно. Какая наглая фамильярность. Что он себе позволяет?

— Даже если и обсуждают, вас это не касается. Никого не касается. Зачем вы меня позвали? Какие факты вам стали известны?

— Значит-таки, да, обсуждали. — он проигнорировал мой последний вопрос, — А она не рассказывала вам, что незадолго до своей смерти с кем-то познакомилась? Или встречается?

— Она часто с кем-то знакомилась, но вряд ли встречалась.

— С таких вот…эммм…интернет — ресурсов? — легкое осуждение в голосе. Даже презрение. Вот как относятся к идиоткам, вроде меня и Нины. Я и сама раньше так же относилась. Посмотрела Трефилову в глаза и отчеканила:

— Да.

— А она рассказывала вам о них? Меня интересуют ее последние знакомства.

— Почему вы спрашиваете об этом? Я не хочу обсуждать личную жизнь Нины даже с вами. Вы все равно не нашли психопата, который это сделал. Притом ваши люди сказали мне, что это был незнакомый ей человек, промышляющий кражами гаджетов и личных драгоценностей. Скорее всего, наркоман. И Нину он убил лишь потому, что она подняла шум или сопротивлялась.

— Мы нашли её смартфон и драгоценности.

— Неужели нашли? — я удивленно приподняла брови с таким же презрением, с каким он задал свой вопрос минуту назад.

— Да. Их принесла одна бомжиха-алкоголичка в пункт приема золота и продала за копейки. Как вы понимаете, на убийцу она мало похожа, да, и вряд ли занимается скупкой краденого. Она утверждает, что нашла все это добро возле мусорки в нескольких кварталах от места преступления, и, вы знаете, — я склонен ей верить.

Я смотрела на следователя и чувствовала, как начинает пульсировать в висках.

— И что это значит? — хотя я уже и сама догадывалась.

— А это значит, что кража была постановкой. Богатову убили. Намеренно. Обдуманно и хладнокровно. Убил тот, кого она хорошо знала и села в машину. Он ждал её возле клуба. Возможно, они даже условились о встрече заранее. Теперь понимаете, почему я хочу знать, с кем она переписывалась в последнее время?

{"- Я покажу тебе. Он написал мне на сотовый.

— Ты дала ему свой сотовый?

— Правила игры!

— Ну, да. Как я забыла правила игры?!

— Он такое мне пишет… Слав. Я… я, кажется, влюбилась.

— Ну да. В виртуального Джокера, который обещал исполнить твои желания.

— Он их исполняет.

— Я в этом даже не сомневаюсь"}.


— Я вас понимаю. Я постараюсь вспомнить. Она называла мне много имен. Просто сейчас я плохо соображаю. Простудилась или вирус подхватила.