Нам было хорошо даже молчать вместе и, пожалуй, это уже совсем другой уровень общения. Когда для того, чтобы понять, какие эмоции плещутся в темных глазах Германа, совсем не нужны слова.

Сегодня мы решили прогуляться к реке. Я вооружилась двумя пушистыми персиками, а в кармане куртки спрятала плитку молочного шоколада. Герман надел мне на голову свою шапку, так как с утра дует уж очень холодный ветер. Она оказалась большой и вечно съезжала на глаза, поэтому муж постоянно ее поправлял.

— Ну всё, — вдруг проговорил Герман.

— Что?

— Зима уже подкрадывается. Холодно.

— Ничего страшного, мы растопим камин и всё будет замечательно, — я не удержалась и принялась есть на ходу. — Холоду присуща своя особенная красота, только получать ее нужно дозировано, чтобы не превратиться в ледышку, — я захихикала.

— Мне нравится твой смех, — Герман остановился, чтобы в очередной раз поправить мою шапку.

— Правда?

— Да.

— Знаешь, а мне нравится то, как ты раскуриваешь сигару после ужина, — выпалила я.

— Серьезно? И что же в этом тебе может нравиться?

— Ты тогда выглядишь другим. У тебя такие изящные движения и кольца дыма, которые ты пускаешь, очень завораживают. А вообще, только не смейся, ты еще красиво ешь.

— Арина, ты вгоняешь меня в краску, — Герман засмеялся. — Что-что, а таких комплиментов мне еще никто не делал. Идем, — он взял меня за руку и повел дальше.

— Надеюсь, мы не потеряемся? — я внимательно смотрела под ноги, чтобы не споткнуться об какую-нибудь корягу.

— Нет. Я здесь все тропы знаю. Часто рыбачил. Ты как? Всё хорошо?

— Прошу, не думай, если я беременна, то обязательно больна. Всё прекрасно.

Через пару десятков шагов лес вдруг оборвался, и мы вышли на безлюдный берег реки.

— А почему здесь никого нет? — я осторожно подошла к самой кромке прозрачной воды.

— Этот берег мой, — ответил Герман. — Здесь рыбы немеряно, много браконьеров развелось из-за этого. Раньше сетками улов увозили. Теперь я взял под контроль ситуацию.

— Но река большая, браконьеры могут ловить и в другой точке.

— Могут, но это не означает, что им нужно всё позволять.

— Справедливо. А сам? Ты ведь здесь рыбачил.

— На удочку, — уточняет Герман. — Рыбины две-три, но никак не десятками и сотнями.

— Ну, может, браконьерам жить не на что, вот они и занимаются незаконным промыслом.

— Арин, в городе работы сколько пожелаешь. Только у меня в компании достаточно вакансий. Но там работать надо, систематически отчитываться перед начальством, налоги платить, в конце концов. А здесь ты сам себе хозяин. Сколько рыбы словил — всё твое. Так что, не стоит таких людей защищать.

Я ничего не ответила. Герман в этом вопросе разбирался куда лучше меня, поэтому наш спор — бессмыслен.

— Надо будет приехать сюда летом.

— Почему именно сюда? Мы можем поехать к морю, на какие-нибудь острова, где растут кокосы и всякие экзотические фрукты. Или, к примеру, культурно обогатиться и отправиться на экскурсии к пирамидам или еще куда-нибудь.

— Это всё замечательно, — я достала шоколадку, отломала себе кусочек и еще кусочек протянула Герману. — Но мне бы хотелось, чтобы наш ребенок сначала узнал обо всей прелести родной природы, а потом уже можно отправиться изучать экзотику.

— Мне нравятся твои мысли, — Герман съел шоколадку и подошел ближе, чтобы обнять.

Мы долго вот так просто стояли, любовались рекой и впечатляющими лесными холмами, что раскинулись на противоположном берегу. Наслаждаясь одной шоколадкой на двоих и теплом друг друга, мне никакие острова и пальмы не нужны были. Я люблю тишину, люблю умиротворение. Есть во всём этот что-то неподдельное и красивое.

Когда мы вернулись домой, Герман усадил меня на диван, включил телевизор, а сам ушел на кухню. Я хотела помочь, но муж отказался. Листая бездумно каналы, ничего путного найти никак не получалось. Глупые постановочные шоу, предсказуемые сериалы и реклама на любой вкус и цвет. Я уже хотела выключить телевизор, но случайно нашла спортивный канал. Шли гонки и вдруг мелькнуло знакомое лицо. Саша. Это был он.

В груди что-то ёкнуло, но не так сильно и не так неуправляемо, как это случалось прежде, когда я смотрела любое шоу, передачу, новости, связанные с гонками. Сейчас я понемногу начала понимать, почему мне нравился Саша и почему я себе так упорно вкладывала в голову, что люблю его. Ответ оказался банально прост, и я это осознала, после разговора с Германом.

Саша был единственным моим самостоятельным выбором. Мне никто его не навязал не приказал любить, общаться. Впервые за всю свою жизнь я сделала именно то, что хотела. Я хотела, а не кто-то желал это за меня. Поэтому я подсознательно так быстро и опрометчиво привязалась к Ломову. Дело здесь не в любви с первого взгляда или симпатии. Всё это я уже придумала себе позже. Просто он оказался объектом моих решений, моей первой самостоятельности. Конечно, такой мой выбор не увенчался ничем хорошим. Но если бы я действительно любила этого человека, то вряд ли отказала ему и давно уже уехала с ним.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Как странно всё-таки получается… Всё меняется, нет ничего стабильного и вечного. Сейчас я бы вообще отказалась что-либо иметь общего с Сашей. Да и вообще хорошо, что его нет в городе и он работает в другой стране. Всё же, что не делается, то к лучшему.

— Ужин скоро будет готов, — объявил Герман, выходя из кухни.

Я тут же выключила телевизор, но муж всё равно успел заметить, что именно шло. Глупо как-то получилось. Герман нахмурился, но всего лишь на секунду, затем его лицо снова прояснилось.

— Хорошо, — я отбросила пульт на диван и встала. — Идем, всё равно смотреть нечего, лучше тебе помогу.

Остаток наших выходных прошел замечательно. Я действительно отдохнула, да и Герман тоже. Впервые он не носился с телефоном и кипой различных бумаг, никого не отчитывал, не ругался. И он, и я просто наслаждались уходящей осенью, ароматным какао и одним теплым пледом на двоих, сидя на террасе, вслушиваясь в размеренный шум природы.

Герман рассказывал мне о своей жизни, подливая новую порцию еще совсем горячего какао и кутая мои ноги в страхе, что я могу непременно замёрзнуть. Я слушала своего мужа с огромным интересом, как если бы маленькому ребенку рассказывали жутко увлекательные сказки. Но они действительно были таковыми, даже если разговор касался просто работы.

Домой мы возвращались в поднесенном настроении. Я себя чувствовала на редкость великолепно и вдохновленно. Всё-таки замечательно, что Герман решил устроить такие простые, но уютные выходные. В самом закутке своих мыслей там, куда никто не сможет пробраться, я тайком искренне радовалась, что между мной и Германом всё начало налаживаться.

Но покой и безмятежность закончились ровно в тот момент, когда мы переступили порог дома. Горничная рассказала, что мне звонила Алина, а после нее и мама несколько раз. Что-то стряслось, но что именно никто не сказал. Я тут же, не теряя времени позвонила маме, испугавшись, что могло случиться что-то серьезное.

— Алина потеряла ребенка, — вот, что я услышала после череды мерных гудков.

— Как? — единственное, что получилось выдавить из себя.

Мама вкратце всё рассказала. Беременность сестры проходила трудновато, затем всё вроде бы стабилизировалось, но ненадолго. Вчера вечером случилась эта страшная трагедия. Такая новость стала для меня слишком огромным потрясением, ведь я и сама готовилась стать матерью.

После недолгого, но достаточно эмоционального разговора я не могла найти себе места. Герман был у себя в кабинете и вел деловой разговор по скайпу. Поэтому со своими мыслями я пыталась разобраться сама. Я настолько ушла в себя, что даже не заметила появления Германа на пороге нашей спальни.

— Что с тобой? — он присел рядом и опустил руки мне на плечи. — Ты напряжена.

— Алина ребенка потеряла, — тихо ответила я с такой интонацией, будто бы это случилось со мной.

— Она тебе позвонила? — после приличной паузы спросил Герман.

— Да, но я разговаривала с мамой.

— Понятно, — на выдохе ответил Герман и тон его голоса уже указал на его недовольство.

— Нужно ее навестить, — продолжила я.

— Нет, — резко отрезал Герман.

— Почему? — я повернулась и столкнулась с суровым взглядом темных глаз.

— О чем вообще думала твоя мать, оглашая тебе такие новости? — Герман поднялся на ноги и спрятал руки в карманах брюк. — У них там всё в порядке с головой? Ладно уж Алина, но мать… Какого черта она рассказывает такие вещи? Мне не надо, чтобы с тобой и нашим ребенком случилось что-то подобное. Тем более, когда речь зашла про выкидыш.

— Успокойся, пожалуйста. Почему ты так заводишься?

— Потому что ты вся бледная, на тебе лица нет. Вряд ли это ребенку пойдет на пользу. Ты не должна волноваться, не должна переживать. И почему это я тебе объясняю, а не твоя мать? — Герман отошел к окну.

— Да что ты к моей матери прицепился? Это я ей позвонила, чтобы узнать. Алине сейчас нелегко, и я хочу ее подержать.

— После того, что ты мне рассказала про свою жизнь, я пересмотрел некоторые взгляды на твоих родителей. Хотя я и так видел, что материальное положение для них превыше собственной дочери.

— Я с тобой поделилась не для того, чтобы ты меня этим упрекал. Своим поведением ты заставляешь меня нервничать гораздо больше, если что. Я всё равно бы узнала. Не от матери, так от Алины.

— Мать могла бы ничего не говорить, — упрямо продолжал гнуть свою линию Герман. — Тебе там делать нечего, я всё сказал.

— Зачем же ты рушишь то немногое, что между нами только-только начало появляться? — я впилась в широкую спину мужа хмурым взглядом.