Ведь бывает так, что, встретившись через много лет с человеком, которого когда-то давно сильно любил, вспыхивает новая страсть и ради нее совершаются жертвы. Я не хотела стать той самой жертвой. Но молчание и уединение Германа только укрепляли во мне этот ядовитый страх.

27.

Мы ужинали в полной тишине. Я накормила Вику и теперь она безмятежно посапывала в своей уютной кроватке. Евгения приготовила замечательный грибной суп и вишневое суфле. Герман от еды отказался, поэтому за столом сидели только я и мои родители. Аппетитные запахи будоражили, отчего в желудке незамедлительно заурчало. Я ела суп, но вкуса почему-то не чувствовала. Надо бы просто расслабиться, отпустить ситуацию и не накручивать себя понапрасну, но после родов всё во мне словно безвозвратно переменилось. Мало того, что я сильно беспокоилась по поводу здоровья своей дочери, так теперь тревога усилилась из-за состояния Германа.

— Всё образуется, — вдруг проговорила мама.

Я не сразу обратила на нее внимания, вперив взгляд в одну точку.

— Не тревожь ее, — рассержено проговорил папа. — Видишь, ей и так плохо.

— Мне просто хочется помочь, поддержать.

— Я в порядке, спасибо, — зачерпнув ложкой суп, я отправила ее тут же в рот, но кроме тепла, что разлилось в груди и затерялось в желудке, никакого вкуса всё равно не ощутила.

— Ариш, я хотела с тобой серьезно поговорить, — мама промокнула губы салфеткой и вздохнула, будто набираясь каких-то внутренних сил, чтобы продолжить нелегкий для нее разговор. — Для начала мне бы хотелось извиниться перед тобой. Я была неправа, когда пыталась отгородиться от твоих проблем, когда не оказывала тебе должную поддержку. Ты можешь не принимать моих извинений, можешь выгнать меня, я пойму твои чувства. Это будет заслужено.

— Мам, что ты такое говоришь? — я немного оживилась и прекратила хмурым взглядом терроризировать невидимую точку в пространстве. — Я не собираюсь тебе прогонять.

— Ты не заслужила такого отношения к себе, я должна была больше уделять времени, а вместо этого спряталась за спинами нянек и пыталась научиться жить после смерти нашего с отцом первенца, — голос мамы задрожал, а в глазах блеснули слёзы.

— Мам, не надо, — я встала из-за стола и подсела ближе. — Это всё уже в прошлом. У меня были обиды. Я часто вспоминала, прокручивала их в голове, но теперь это неважно. У меня есть ребенок, муж, будущие.

— Ты у нас уже совсем взрослая, — мама улыбнулась и заботливо поправила воротник на моей блузке. — Я всё смелости набраться никак не могла, чтобы прощения у тебя попросить. Признавать собственные ошибки — дело очень трудное. Но когда произошел весь этот кошмар, когда ты остался с ним наедине, я поняла, что вела себя самым некрасивым образом. Мы с отцом каемся за то, что не смогли стать для тебя образцовыми родителями.

— Мамочка, папочка, я всё равно вас люблю. У нас были непростые времена, но мы же не будем постоянно оборачиваться назад, правда? Мы всегда были и останемся семьей.

— Солнышко, — обратился папа. — Я не умею красиво говорить, просто хочу, чтобы ты знала, мы всегда готовы тебе помочь с Викушей и вообще со всем, чем угодно. Время назад не повернуть и ошибки уже не исправить, но мы хотели хотя бы для внучки стать хорошими бабушкой и дедушкой. Хотя, так странно, когда только в старости ты, наконец-то, осознаешь, что деньги — не центр твоей жизни. Искреннюю любовь и доверие за них не купить, тёплые отношения в семье — тоже, — папа невесело улыбнулся. — Знаешь, дочка, я дам тебе один совет — если ты хочешь быть счастливой, просто стань ею. Откинь любой страх, ведь чаще всего он бывает надуманным и делай то, что считаешь нужным.

— Пап, ты прав, — немного помолчав, ответила я. — Действительно, прав, — я поспешно поднялась из-за стола. — Спасибо за совет, — не раздумывая, я отправилась к Герману. Если продолжу изводить себя ложными страхами, прятаться за ними, то ничего кроме какой-нибудь нервной болезни не получу. Нужно действовать, нужно жить и помогать, а не жалеть себя и надеяться, что всё само собой разрешиться.

Надо же… Такая очевидная истина, а я ее почему-то прежде совсем не хотела замечать.

Я тихонько прошла в кабинет, в надежде именно там найти своего мужа, как это уже бывало раннее, но его здесь, к моему удивлению, не оказалось. Сердце трепетало в груди, будто в предвкушении чего-то нового, чего-то такого, что окончательно поставит точку в этом сложном отрезке моей жизни. Немного страшно стало и в то же время приятно-волнительно.

По пути я заглянула в детскую, чтобы проверить Вику. Она всё еще спала и, кажется, совсем не собиралась просыпаться. Я оставила дверь приоткрытой. Хоть в комнате и была установлена радио няня, но доверять всем этим новомодным устройствам на сто процентов я всё равно не могла.

Германа я застала в нашей спальне. Он стоял у моего небольшого рабочего стола и просматривал в альбоме всякие наброски. Они были сделаны не для университета, а так… Когда вдохновение моментами посещало меня. Я не стала возмущаться и вырывать несчастный альбом, стыдясь того, что муж заглянул в мои незаконченные, а, может, уже и в конечном варианте, мои черновики. Не то что бы я была уверена в своих способностях на все сто процентов, просто как-то с самого начала не испытывала перед Германом в плане своего занятия стеснения. Ему мои работы нравятся, так зачем же устраивать истерику?

— Привет, — прошептала я, прижимаясь виском к холодному деревянному косяку. Глупое начало разговора, но лучше уж так, чем просто стоять молча.

— Привет, — Герман аккуратно закрыл мой альбом и так же аккуратно, словно держал в руках нечто неоценимо дорогое, вернул его на место.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — Герман сел на край кровати. — А ты? Вика спит?

— Всё хорошо. Спит, — я немного неуверенно перешагнула через порог и подошла к мужу, присев рядом. — Не хочешь поговорить? Уже вечер, а ты еще не ел. Не думаю, что это хорошая идея. Тебе сил нужно набираться, всё-таки пулевое ранение получил.

— Справлюсь. На мне всё как на собаке заживает, — Герман едва заметно улыбнулся. — Когда много думаю, кусок в горло не лезет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— О чем думаешь?

— Обо всём, но в основном о том, что случилось сегодня в больничном дворе.

— И какое твое мнение? — я говорила осторожно, каждое мое слово будто напоминало нерешительный шаг человека, который ходит по тонкому льду и вот-вот может в любую секунду провалиться в холодные водные глубины.

— Я рад тому, что всё сложилось именно так, как есть. Наверное, какие-то высшие силы вовремя отвели от меня Оксану. Я ни о чем не жалею. Просто… Мы не виделись уже очень много лет, и я не был готов к этой встрече. Вообще не думал, что она когда-либо состоится. И тут всё случилось как раз наоборот. И знаешь, такое чувство сразу странное возникло, — Герман смотрел перед собой и казалось, что он не со мной разговаривает, а просто исповедуется перед своей совестью. Я не мешала этой исповеди и даже не обижалась, просто тихонько сидела рядом. — Будто эхо из прошлой жизни в голове зазвенело. Так страшно стало, конечно, не в той степени, когда я узнал о том, что Вику похитили, но всё же. Словно опять юнцом стал на секунду. Я, конечно, не святоша, но к своей семье всегда старался лояльно относиться, на многое глаза закрывал и когда тебе нож в спину, когда через столько лет приходят к тебе, чтобы нагло солгать, глядя прямо в глаза, про любовь. Это, конечно, выбивает почву из-под ног.

— Я видела Оксану и до этого. Она была в больничном кафетерии. Тогда я, правда, еще не знала, что это именно она, но дурное и отталкивающе впечатление Оксана всё равно на меня произвела.

— Знаешь, Арин, — Герман не без труда повернулся ко мне всем корпусом. — Наши отношения вначале развевались не совсем правильно, но после того, что мы с тобой пережили, после этого внезапного появления Оксаны, я в который раз нерушимо убедился в том, насколько сильно мне с тобой повезло.

Мы немного помолчали и казалось, что в этом молчании рождается что-то новое, что-то личное и такое правильное, что-то к чему я с Германом так долго и трудно шла.

— Не знаю, — вдруг продолжил он, — насколько я хороший муж для тебя, насколько вообще отвечаю твоим представлениям об идеальном мужчине, но я буду стараться. Никогда прежде я не хотел работать над собой. Разговор с теми, кому я не нравился, был предельно коротким. А ты, Арина, ты меня каким-то неуловимым образом заставляешь меняться в лучшую сторону и мне это чертовски нравится.

— Герман, пойдем со мной, — я стала на ноги и протянула руку.

— Зачем? — он показался мне немного сбитым с толку.

— Просто идем, — я улыбнулась, чтобы этот момент не выглядел так загадочно-мрачно.

Герман подал мне здоровую руку, и я осторожно повела его к выходу из спальни, затем по коридору и остановилась у приоткрытых дверей детской комнаты.

— Вика еще спит, поэтому постарайся не шуметь, — прошептала я.

Мы вошли внутрь и остановились прямо у кроватки. Герман крепче сжал мою ладонь и улыбнулся. Он долго рассматривал нашу дочку, ласкал ее отеческим взглядом и, кажется, дышал с ней в унисон.

— Мне не нужен никакой идеальный мужчина, — тихо проговорила я. — Именно ты, такой какой есть на самом деле, подарил мне возможность стать матерью. Ты, а не кто-то другой. Именно ты так сильно беспокоился о том, чтобы детскую сделали самой лучшей, самой комфортной и красивой. Ты ценой своей жизни ринулся защищать нашу дочь и после этого думаешь, что не соответствуешь моим представлениям о настоящем мужчине?

Герман слушал и смотрел на меня с высоты своего роста таким распахнутым, искренне удивленным взглядом, что я вдруг захотела смеяться. Сдержалась, чтобы дочку не разбудить. Иногда мой муж умеет быть забавным, причем это у получается него совершенно ненамеренно.