– Я бы с удовольствием…

– Грэйс занята, чемпион. Как-нибудь в другой раз, – папа перебивает меня, прежде чем я успеваю что-либо пообещать. Жаль, я бы пошла. Я обожаю этих мальчишек. У меня есть претензии только к их родителям. Вообще-то, это у их родителей есть ко мне претензии. Интересно, где они играют? Может, я заявлюсь без приглашения однажды. Бьюсь об заклад, Кристи будет в восторге. Мальчики болтают друг с другом на всем пути до моего дома. Папа въезжает на подъездную дорожку, нажимает кнопку автоматического открытия двери, еще толком не остановившись.   

– Мы на месте. Попрощайтесь, мальчики!

– Спасибо. Что насчет моей машины?

– Тебе нужен новый аккумулятор. Я найду его после игры и установлю, ключ оставлю под ковриком.

Улыбаюсь благодарно. Кристи раздраженно хмыкает.  

– Пока, Грэйс! Увидимся на моей вечеринке!

– Меня даже Капитан Америка не остановит, – обещаю, прежде чем Кристи успеет открыть рот.

Закидываю ручку сумки на плечо, подхожу к парадной двери, представляя, какая дискуссия развернется позже между ними из-за меня. Скверная часть моей души надеется, что она пройдет так же, как прошлая инициированная мной "дискуссия". "Папа облизал губы Кристи", – сказала я, когда мы ехали домой после моего первого… и последнего… танцевального конкурса. Мне просто было любопытно, ощущался ли у нее на губах вкус клубники, которой она всегда пахла. Я не знала, что это серьезное дело. Той ночью родители громко ругались. Папа съехал от нас на следующий день. Я не видела его почти две недели после этого.  

Люди обожают Кристи (все, кроме моей мамы). С ее кардиганами, жемчугами, идеально гладкими белокурыми волосами, никто не может поверить, что она соблазнила женатого мужчину и намеренно забеременела. Зака тоже обожают. С его белокурыми волосами, ясными голубыми глазами, талантом к лакроссу, никто не может поверить, что он изнасиловал меня. И есть я. С необузданными темными волосами, сапогами, юбками, шипованными браслетами. Очевидно, что я – анти-Крист, выдвигающий ложные обвинения в изнасиловании, чтобы поквитаться с парнем, якобы бросившим меня. В это все могут поверить.

Люди – идиоты.     

Открываю дверь, выкрикиваю:

– Мам? Я дома.

Она стоит у окна, поджав губы. По глазам видно, что мама до сих пор ощущает его предательство, хотя прошло уже столько лет.

– Где машина?     

– Ох. Извини. Не знала, что ты тут. Машина осталась в школе.

Провожая взглядом минивэн, она качает головой.

– И как Кристи отреагировала на то, что они были вынуждены тебе помочь? – спрашивает мама с ухмылкой.   

Переминаясь с ноги на ногу, отвожу взгляд.

– Она не обрадовалась.  

Мама кивает удовлетворенно. В последнее время она злится на папу и Кристи сильнее обычного. Я знаю, она винит его за то, что случилось со мной на той вечеринке. И это в своем роде забавно, потому что он винит ее.   

– Боже, ты так на него похожа, – шепчет мама. В ее тоне одновременно слышится уныние, тоска и гордость. Не могу видеть, как ей больно, поэтому бегу к себе в комнату, где меня ждет том "Укрощения строптивой". Я пытаюсь не вспоминать женщину, которая раньше кружила меня по гостиной, когда по радио звучала ее любимая песня. У нее самый лучший смех. Громкий, заразительный, искренний смех. Иногда по ночам, лежа в кровати, я слышала, как она хихикала с моим отцом, и сама начинала смеяться. Я понятия не имела, что ее веселило, но с ней так было всегда. Если она смеялась, окружающие делали то же самое.

Больше мама не хихикает. Не знаю, виновата ли в этом моя мачеха (еще одна жертва Катастрофы по имени Кристи) или я.

Глава 6

Йен

– Эй, малыш.

Приоткрываю один глаз, не прижатый к подушке, вижу свою улыбающуюся сестру и испускаю стон.

– Уйди, Вал. И перестань меня так называть. – Перевернувшись на другой бок, спиной к ней, проваливаюсь обратно в сон.

Валери запрыгивает на мою кровать, едва не сломав мне лодыжку. Я спихиваю ее.

– Ай, Йен! Ну же, вставай, иначе Тысячелетнему Соколу не поздоровится.

Снова приоткрываю глаз, смотрю, как она изучает модели, которые я храню на полке над столом. Обдумываю ее угрозу пару мгновений. Ох, Вал сделает это без зазрения совести. Но я изначально не был доволен этой моделью, поэтому закрываю глаз и вздыхаю.

– Йен, Бога ради, вставай! Ты просил меня разбудить тебя пораньше сегодня.

Точно. Просил. Я переворачиваюсь на спину.

– Ох, черт, малыш. Мировых запасов ополаскивателя для рта не хватит, чтобы справиться с твоим утренним дыханием.

Да ну, правда? Улыбнувшись, сажусь и говорю "Привет!" прямо ей в лицо. Ее кожа приобретает занятный зеленоватый оттенок, и Вал выбегает из комнаты.

– О, Боже. Ванная. Меня сейчас стошнит. Вставай! Если опоздаешь, папа убьет нас обоих.

Она права. Только моя кровать такая удобная, а еще несколько минут ничего не изменят…  

– Йен! Поднимай свою задницу.

– Я встал! Я встал. Хорошо. Да. – Я резко подскакиваю, мои глаза округляются, словно блюдца, сердце колотится.

Папа стягивает с меня одеяло.

– Чтобы был внизу через пять минут. Ты должен был проснуться двадцать минут назад. И, Бога ради, сделай что-нибудь со своей комнатой. За такое нужно уголовно наказывать. – Он взмахивает рукой, указывая на гору грязного белья, затем награждает меня злобным взглядом.

Я поднимаюсь на ноги, но из-за приступа головокружения падаю обратно на кровать.

– Йен? – голос отца смягчается. – Что такое? – Он прижимает ладонь к моему лбу.

– Голова немного кружится. Уже все нормально. – Я опять пытаюсь подняться, на сей раз успешно.  

– Посмотри сюда. – Папа разворачивает меня лицом к себе, смотрит мне в глаза. – Ты бледный. Голова болит?

– Нет, не особо. Просто мне нужно окончательно проснуться, и все будет в порядке. 

– Ладно. Жду тебя внизу. – Он умудряется натянуто улыбнуться, после чего выходит из комнаты. Я целую минуту смотрю на закрывшуюся за ним дверь, гадая, кто, черт возьми, вселился в моего отца.

Десять минут спустя волочу ноги в кухню, накладываю себе порцию хлопьев, оставляю дозу обезболивающего напоследок. Подняв голову, замечаю, что за мной следят четыре пары глаз.    

– Йен, отец сказал, что у тебя кружилась голова? – Мама, укутанная в пушистый банный халат, держит в руках огромную чашку кофе. Ее волосы до сих пор растрепаны после сна. Точно. Сегодня суббота. У нее выходной. Валери одета в спортивный костюм, ее темные волосы собраны в хвост, а Клаудия в пижаме с узорами из огромных красных губ.  

Беру газету, лежащую на столе.

– Я в порядке. Просто голова немного побаливает.

– Я хочу, чтобы ты сегодня не перенапрягался. Эти шкафчики и завтра никуда не денутся.

– С ним все в порядке, Мэри. – Папа взмахивает рукой. – Ты готов?

Я замираю, не успев поднести ложку ко рту.

– К чему?

– Я тебя отвезу.

– Я сам могу доехать.

– Мог бы… если бы я доверил тебе машину. Чего я делать не собираюсь. Поэтому сам тебя отвезу.

Нет смысла спорить. Я проглатываю еще несколько ложек хлопьев, перелистываю несколько страниц газеты, затем следую за ним. Мы оба молчим по пути в школу. Приятная перемена после лекций, так что я не возражаю.

– Позвони мне, когда соберешься домой.

Кивнув, открываю дверь. Прежде чем успеваю двинуться, папа хватает меня за руку.

– Йен, звони, если опять почувствуешь головокружение. Понял?

– Ага, хорошо.

Он улыбается. Это настоящая улыбка. Не такая, будто у него запор, и не саркастичная.

– Йен, я горжусь тобой, потому что ты выбрал тяжелую работу, лишь бы не подвести своих товарищей по команде.

Я ерзаю на месте, отвожу взгляд.

– Эмм. Спасибо.

– Йен?

Оборачиваюсь, жду.

– Ты не знаешь, куда делась наша фотокамера? Хорошая? Для которой фотопленка нужна?

Я качаю головой.

– Понятия не имею.

Поджав губы, папа тоже качает головой.

– Я точно знаю, что она у нас есть.

Вылезаю из машины, смотрю ему вслед. Странно. Очень странно.

Спустя пятнадцать минут стою в главном коридоре на втором этаже, с отвращением глядя на тележку с принадлежностями для уборки. 

– Выбрасывай в мусорный бак все вещи, которые ученики оставили в шкафчиках, – инструктирует меня уборщик Боб.

– Книги тоже?

– Кроме учебников. Их складывай сюда. – Он указывает на пустую полку под тележкой. – Освободив шкафчик, тщательно его дезинфицируй. Мы же не хотим спровоцировать какую-нибудь эпидемию.

Мои глаза округляются, завтрак едва не подступает к горлу.

– Ага. Понял.

Боб смотрит на свои наручные часы. Люди до сих пор носят эти штуки?

– Твой партнер опаздывает. Мне нужно сообщить об этом мистеру Джордану. – Он вздыхает, качая головой.

Я ковыряюсь в одном из шкафчиков, когда скрип подошв по линолеуму привлекает мое внимание.

– О, а вот и она, – констатирует факт Боб.  

Ох, черт. Это Грэйс Колье. Вздохнув, задаюсь вопросом – чем, черт побери, я так разозлил Вселенную.

Заметив меня, она резко останавливается посреди коридора. Одна ее нога подергивается, словно Грэйс танцует, только я не вижу наушников, а эти причудливые серебряные глаза смотрят на меня так, будто я держу кнут и цепи. По крайней мере, сегодня она без своей подводки Клеопатры или черных губ.