Почему я этого не сделала? Чертовски хороший вопрос. Каким образом мне объяснить это? Я хотела. До сих пор хочу. Однако есть кое-что, чего я хочу сильнее. Нуждаюсь, словно в воздухе.

– У тебя в семье есть такой старый бюрз... брюж... – Я знаю это слово. Бросаю взгляд на бутылку. Ром действует быстро. Хорошо.

– Брюзга?

– Ага, он самый. Есть кто-нибудь, кто любит рассказывать, насколько тяжело им жилось в нашем возрасте?

Темные глаза Йена округляются на секунду, поэтому я понимаю, что несу полный вздор, но он подыгрывает.

– Ты имеешь в виду что-то вроде того, как им приходилось ходить в школу пешком в разгар зимы?

Именно. Я радостно киваю.

– Через сугробы по колено.

– Босиком, – добавляет Йен; уголки его губ приподнимаются.

– В гору.

– Туда и обратно, – произносим мы одновременно и смеемся, хотя длится это недолго – ну, потому что мы сидим в лесу, делая все возможное, лишь бы не обсуждать истинную причину, по которой мы сидим в лесу.

– Да, у меня дедушка такой, и, судя по всем признакам, папа станет таким же лет через пять.

Я качаю головой.

– У тебя просто замечательный папа.

Йен забирает бутылку.

– Ты встречалась с ним только раз. Поверь мне, его характер становится хуже.

– Нет, он правда замечательный. Он помог мне, когда один из домовладельцев позволил себе лишнего со мной.

Йен резко поворачивает голову.

– Эй, подожди-ка. Кто позволил себе лишнего? Когда это случилось?

– О, это было в тот день, когда Зак вытащил тебя пораньше из тренировочного лагеря шлюх. – Я шевелю пальцами перед ним, словно они наполнены силой всех этих потаскушечьих вшей. – Мы должны были пойти туда вместе, но ты бросил меня, чтобы потусоваться со своим бро. – Утаскиваю бутылку обратно, снова пью. – Мне бы хотелось, чтобы мой папа был похож на твоего. Он больше не заступается за меня.

– Еще как заступается. Я был рядом, когда он чуть не надрал задницу Джереми.

Я прыскаю со смеху.

– Это было легко. Но он не поддерживает меня, когда становится сложно. Кристи отменила мое приглашение на праздник в честь дня рождения моего брата. – Прижимаю ладонь ко рту. Я не собиралась это говорить. А теперь мне хочется вернуть свой осколок, но он исчез, как и все мои друзья.

– Не может быть. – Йен выхватывает бутылку из моих рук.

– Может. – Тянусь за ромом, но он держит его так, что мне не достать. – Кристи позвонила в воскресенье вечером, сказала, что организаторы из мини-зоопарка проворонили двойное бронирование, поэтому вечеринка отменяется, и попросила меня не приходить. Сегодня папа присылает мне сообщение, говорит, что хочет убедиться, не забыла ли я про вечеринку и не разочарую ли брата. Будто я на такое способна? – Я хочу еще рома, но Йен не отдает мне бутылку.

– Поэтому ты сидишь в лесу, пьешь и смотришь на осколки стекла?

Пожимаю плечами, и он меняет тему.

– Ладно, расскажи мне, какое отношение все это имеет к родственникам с тяжелой жизнью?

– Ох, точно. – Прикладываю палец к губам. – Это я.

– Ты? – Йен закатывает глаза. – Ага.

– Я сер...езно, – говорю и смеюсь, потому что от такого простого слова мой язык заплетается. Поднимаюсь на ноги. Ого, это не такая уж легкая задача в сапогах на высоких каблуках. Я недостаточно пьяна – даже близко. Достаю вторую бутылку, которую стащила из кухни, открываю ее, отпиваю, потом вспоминаю о манерах. Когда предлагаю Йену, он только пожимает плечами.

– Почему ты считаешь себя старой безумной брюзгой?

Смеюсь и, раскинув руки, проливаю немного… Что это? Виски.

– Такова моя жизнь. Каждый день она становится сложнее и сложнее. – Делаю еще глоток, громко отрыгиваю и быстро накрываю рот рукой. Моргая, примерно минуту смотрю на него. – О, Господи! Гадость. – Я начинаю хохотать. Получается странный хриплый звук, в котором нет ни намека на радость. Потом он затихает. – Худшее, самое худшее, что только может случиться с девушкой, произошло со мной, но я все еще здесь. И я думаю – хуже уже некуда, да ведь? Просто некуда. – Пытаюсь пройти вперед, но деревья наклоняются, будто вот-вот упадут. Хватаю одно, чтобы удержать его. – Только становится хуже. Каждый чертов день становится хуже. Я иду босиком, по снегу, в гору, а теперь посмотрим, чем еще в нее швырнуть, понимаешь? Самое обидное – я не вижу половины летящего в меня дерьма до тех пор, пока не почувствую его. – Мой голос надламывается; я снова сползаю на землю. Огромные слезы катятся по моему лицу. У Йена отвисает челюсть. – Моя жизнь – полный отстой, и я просто больше не хочу ничего чувствовать.

– Грэйс, мне жаль. Черт, мне так жаль.

– Ты все время это говоришь, но потом продолжаешь делать всякую хрень, требующую изв...изви...нений.

– Ладно, почему бы тебе не отдать мне эту бутылку? Ты заикаешься и едва стоишь на своих проклятых каблуках.

Уворачиваюсь, не давая ему дотянуться до бутылки.

– Я не пьяна. – Чтобы это доказать, делаю щедрый глоток виски.

– Ага, пьяна.

– Если бы я напилась, ты бы уже был на мне сверху.

Йен подскакивает на ноги, выхватывает бутылку из моей руки и разбивает ее о дерево.

– Заткнись. Просто заткнись к черновой матери, – кричит он на меня, только его голос дрожит.

Я удивленно моргаю. Ого. Йен порядком вышел из себя.

– Ой, что такое, Рассел? Не хочешь заразиться одним из моих венерических заболеваний?

– Грэйс, я серьезно. Заткнись.

Снова встаю.

– Когда я открыла глаза и увидела тебя, подумала, что я в безопасности. – Вытираю слезы с лица, потому что они жалкие. – Ты причинил мне больше боли, чем все остальные. – Нет, это я жалкая.

Он опускает глаза, сует руки в карманы.

– Да. Я прошу прощения за это. У меня были причины...

– Оправдания. Не причины. – Я пожимаю плечами, будто мне все равно, вот только мне не все равно. Мне далеко не безразлично, и, Боже, это больно.

Йен морщится так, словно я порезала его своим стеклянным другом. Куда он делся? Улетел туда, за этот... этот... Что это? Прищурившись, смотрю на куст, или дерево, или высокую траву – кто знает? – и едва не падаю лицом вперед.

– Грэйс. Грэйс? Эй, осторожней. Я тебя держу.

Я ощущаю такую легкость. Глянув вниз, замечаю, что Йен держит меня за руки, приподнимает. Смотрю ему в глаза, на его губы. Он крепче сжимает мои предплечья. Думаю, сейчас я ближе к нему, чем была прежде, достаточно близко, чтобы протянуть руку и провести пальцами по его скуле. Вдруг Йен прочищает горло.

– Грэйс, скажи мне кое-что. Если бы ты сделала то фото Зака, с его игровым лицом, каким бы образом оно все исправило? – Он указывает жестом на мою бутылку.

Ого, резкая смена темы разговора. У меня кружится голова. Мои плечи поникают. Ах, черт. Мне очень хочется вернуть свой осколок стекла.

– Никаким. Я уже его сделала. Ты видел, по...мнишь? Ты отобрал камеру, просмотрел все снимки на карте. Тогда ты в первый раз был жесток. – Это был первый или второй раз? Их было так много, что они начинают сливаться вместе. В один большой клубок жестокости. – Осколок. Хочу его обратно.

– Нет. Что не так с твоей фотографией?

Шлепаю его по рукам, но он не двигается.

– В полиции сказали, такой улики недостаточно для задержания. Пустая трата времени. Все непрасно.

– Напрасно?

Я так и сказала.

– Зак победил.

Йен открывает рот, потом закрывает. Опять открывает.

– Мне жаль.

Я смеюсь. Он забавный. Такой высокий и милый.

– Я думала, ты друг...ой.

Из-за этого Йен снова злится.

– Ты сама не знаешь, о чем говоришь.

– Я пре...красно знаю, о чем говорю. – Льну к нему. Мне хочется взъерошить ему волосы.

Глаза Йена округляются.

– Что, черт побери, ты хочешь сказать?

Каково будет? Запустить мои пальцы в эти темные волосы? Почувствовать его руки на моей коже? Его губы на моих губах? Ох, подождите. Практически забыла, что я уже знаю, каково это. Как я могла забыть про эту часть? Это моя любимая часть.

– Я хотела, чтобы ты позвал меня на свидание. Целую вечность хотела, но ты никогда меня не замечал.

– Замечал.

– Значит, ничего не предпринимал.

– Да, ну, теперь я замечаю тебя.

Прыскаю со смеху. Это только потому, что я пьяна и влюбляюсь в острые осколки стекла. Я устала. Очень устала. Веки будто свинцовые, поэтому я кладу голову Йену на плечо и закрываю глаза на мгновение. Внезапно его руки заключают меня в объятия. Он обнимает меня... крепко.

– Я должен был позвать тебя на свидание, – говорит Йен, сжимая еще крепче. – Я точно должен был позвать тебя на свидание.

Снова фыркаю, потому что... серьезно? Мне полагается в это поверить?

– Грэйс?

– Ммм. – С моей головой, покоящейся у него на плече, и его теплым дыханием на моих щеках, я вздыхаю. Наверно, это просто сон. Я отключаюсь, довольствуясь теплом и претворяясь, будто Йен действительно рядом.

– Грэйс?

Проклятье, почему мой сон такой громкий?

– Ты пойдешь со мной на свидание? В кино или еще куда-нибудь?

– Конечно, воображаемый Йен. Я пойду с тобой на свидание. Сделай прививки для начала. Против вшей, вакцину против шлюх.

Он еще крепче обнимает меня.

– Заткнись, Грэйс.

– Сновидения не должны на тебя кричать.