Пробежав глазами по салфетке, Клим, все еще держа Ташину руку в своей, спросил её:

– Как эта салфетка с Юркиным посланием могла попасть в Леськину сумку?

Та, словно пытаясь прийти в себя, потрясла головой и сказала:

– Когда он меня обрызгал из лужи, то предложил зайти в кафе выпить кофе и привести себя в порядок. Так вот, там я ушла в туалетную комнату, а сумку оставила на столе.

– Тогда он отдал тебе суслика? – спросил Клим.

Таша в ответ лишь утвердительно махнула головой, на нее в последние несколько минут столько свалилось, что она не успевала за происходящим.

– Я через час вернусь, – крикнул Клим, выбегая из мастерской. – Чехов, Ташка на тебе, головой за нее отвечаешь.

Когда он исчез из их поля зрения, Чехов, по-отечески обняв девушку, сказал:

– Не переживай, Великий сочинитель придумывает истории только с хорошим концом.

– Но ведь бывает и по-другому, – возразила Таша, переваривая события последних минут.

– Бывает, но портят все исключительно сами люди, так что доверься ему – все будет хорошо.

* * *

Клим сидел за большим столом, под которым ещё четыре часа назад ждал душегуба, и смотрел на людей, сидевших рядом. Сейчас это были еще друзья, они общались между собой, но уже через полчаса Клим выведет всех на чистую воду, и такое приятное общество будет разрушено. Но приятное оно только внешне, на самом же деле это только ширма. Его взгляд упал на Ташу, та, выполняя функции хозяйки дома, бегала вокруг стола, разливая чай и принося из дома угощение, и сердце Клима опять заколотилось чаще, а про себя подумал: а ведь он пропустил с Ташей любовь, перейдя сразу на ступень ненависти, это было нечестно перед ней. Ведь ненавидел он её долго и со всей возможной у мальчишки силой. Даже бедной Вике не представилась такая честь. Свою жену Клим не только не любил, но и не ненавидел, он был к ней равнодушен, не считая физической страсти вначале, которая слишком быстро угасла. Возможно, и любить он сможет Ташу так же неистово, как до этого ненавидел, возможно, он нашел то, что так долго искал и уже не надеялся найти, а оно было вот, рядом совсем, руку протяни.

– Вот соберусь и уеду на Байкал, – грустно говорил отец, – буду ловить омуля и варить из него уху или жарить на костре, а может быть, и то, и другое вместе. Говорят, эта царская рыба имеет множество полезных свойств и минимум калорий, одно здоровье от неё.

– Байкал – это прекрасно, но обязательно стоит посетить и второе по величине озеро в России, – Чехов с удовольствием болтал с мамой и отцом. Климу пришлось позвать и их, не хотелось, но без этого тоже было никак. Вокруг стола крутился Зинадин, преданно заглядывая в глаза везунчикам, сидящим за ним, в надежде, что и ему перепадет что-нибудь вкусненькое. Усиленно махая хвостом, он сбрасывал на пол всё, что попадалось на пути этой метелке.

– Это какое же? – заинтересовалась мама.

– Как какое? – возмутился Чехов, словно эту информацию должен знать каждый. – Конечно же, Ладожское, хотя бы для того, чтоб посетить легендарный Валаам, а какие там красоты, я и говорить не буду, это таинство необходимо видеть самому.

Таша пожалела Зинадина и дала ему со стола плюшку.

– Какие у тебя грустные глаза, ты ничем не болеешь? – спросила она его серьезно, словно он мог ответить. Чтоб помочь старому другу, Клим решил это сделать сам:

– Зинадин старается не болеть, – сказал Клим, смотря на нее так, словно не мог наглядеться. Она покраснела от того, что её подслушали, но и это тоже ей очень шло.

– Почему? – спросила Таша, поправляя волосы, после инцидента в мастерской она больше не виделась с ним наедине.

– Потому что мама в нашей семье делает уколы сама, а делает она их так, что и я, и папа – мы все стараемся не болеть.

И они оба прыснули от смеха, но так, чтоб окружающие не заподозрили их в сговоре.

– Здравствуйте. – Бодрые разговоры за столом затихли – у беседки стоял Платон. Он держал в руках клетку с калифорнийским сусликом, ну или с черной белкой, теперь это было уже неважно, и печально смотрел на вчерашнюю компанию в полном составе. Не хватало за столом только Жули, но её уже нет и не будет нигде и никогда. Все эти страшные мысли большими буквами отразились на лице Платона и были прочитаны гостями за столом. От этого разговоры стихли, и повисла тяжёлая пауза, никто не знал, что говорить.

– Проходите, – первым пришел в себя Димка, он сегодня вырвался из лап своей большой семьи и по просьбе Клима тоже приехал в Жемчужный. Платон очень плохо выглядел, слезы образовали огромные синие мешки под глазами, а волосы заметно побелели.

Марк и Чехов тоже встали, приветствуя Платона.

– Вот, вы просили это принести. – Так же отсутствующе он поставил клетку на стол и сел на место Марка.

– Спасибо огромное. – Макс оторвался от созерцания Леськи и вспомнил свои служебные обязанности. – Ну что, я пошел?

– Да, отнеси своему майору, я думаю, что то, что он так упорно ищет, находится именно там, – спокойно сказал Клим, так и не встав из-за стола.

– Было бы здорово. – Расстройство от того, что приходится покинуть общество Леськи, сменилось счастьем помочь товарищу майору делом. Поэтому Макс, махнув всем рукой, направился к своему мотоциклу, по пути прикидывая, как лучше прикрепить эту огромную сетку к багажнику. Уже открывая калитку, он услышал вскрик и звук падающего тела. Когда Максим обернулся, то увидел Клима с шокером в руках и валяющегося у его ног Марка.

– Вот сволочь! – возмущенно сказал он Максу. – Даже попросить не захотел, вдруг бы ты отдал?

– Да не говори, – согласился коллега. – Я все-таки надеялся, что он торговаться начнет по-хорошему, не знаю, объяснится, а он сразу замахнулся кочергой.

– Как ушел-то? – поинтересовался Макс, надевая наручники на Марка, который стал потихоньку приходить в себя.

– А просто ушел, шепнул Ирме, что в машине что-то забыл, схватил ключи, кочергу незаметно по ходу прихватил, в общем, действовал по обстоятельствам.

– Как, камеры наши поймали?

– Да, все нормально, видно и замах, и желание опустить кочергу на твою голову, – ухмыльнувшись, сказал Арсений, он появился из дома и направился к коллегам. – Там только миллиметр тебя отделял от большой шишки на голове, я даже боялся, что передержал Клим и ты все-таки отхватишь.

– Что происходит? – еле двигая языком – видимо, побочный эффект шокера, – пробубнил Марк.

– Во, смотри, как быстро, – удивился Клим. – А Ирма говорила – отключка на пять минут. Всё-таки здоровый ты мужик, Марк, даже жалко, что плохой. Звони коллегам, Макс, пусть снова едут к нам в гости. Ох и загоняли мы ребят, ну, ничего, надеюсь, в последний раз.

Когда делегация из четырех мужчин вернулась обратно, сказать, что за столом повисла пауза, – значит не сказать ничего. Нелепость ситуации была настолько очевидной, что даже старый Зинадин подошел к Климу и взглянул ему удивленно в глаза, словно спрашивая: «А не перегрелся ли ты, друг сердечный? Зачем хорошего человека в наручники заковал?»

– Спокойствие, только спокойствие, – сказал Клим, предваряя вопросы удивленных людей. – Я сейчас все объясню. Марк, а по паспорту Маркус Берудисис, прилетел к нам из недружелюбной сейчас, но когда-то давно такой родной Латвии по одному важному делу. Он сказал, Ирма, тебе правду. – Клим повернулся к девушке, которая в своей жизни часто ошибалась и сейчас в душе торжествовала, что была права, не поверив сразу мужчине.

– В чем же он был честен? – холодно спросила Ирма.

– Только в одном – по сути, он снабженец и приехал за товаром, – продолжил рассказывать Клим.

Марка посадили на стул подальше от беседки и вилок с ножами, что лежали на столе, в том числе. Клим понимал, что даже в наручниках это профессионал и очень опасен. Поэтому с двух сторон, как стражи, возле него стояли Макс и Арсений. У последнего не было злорадства на лице, лишь сочувствие к самой красивой женщине на земле, которая как никто заслуживает счастья, но почему-то не может его никак найти.

– Я гражданин Евросоюза и требую консула, – прервал монолог Клима Марк, видимо, начиная понимать, что происходит.

– Все будет, – успокоил его Клим. – Ты даже можешь перейти на родной язык, требуя переводчика, но это позже, со следователями и адвокатами. Сейчас мы что-то типа добровольной дружины, помнишь, такие были в Советском Союзе?

Марк молчаливо покачал головой в знак непонимания.

– Да ладно, – даже как-то по-дружески сказал Клим. – Ты не можешь не помнить, ты там полжизни прожил. Вы, конечно, сейчас все стараетесь сделать вид, что у вас память отшибло, но в душе вы такие же, как мы, рожденные в СССР. Нет, у нас тоже, как и у вас, растёт новое поколение, вон, Леська и Макс – они уже россияне, а мы же с тобой, как писал Киплинг, одной крови. У нас с тобой СССР на генном уровне, как ни крути. Поэтому ты и русский знаешь не хуже меня. Я сразу даже и не уловил акцент в твоем протяжном «с», и понимаешь психологию, чувствуешь нас как никто. Вон как ты влился в коллектив за три дня, не подкопаешься, свой стал. Так что, кто такие дружинники, ты знаешь, и поэтому я предлагаю тебе пообщаться с коллективом так, без протокола, просто объясниться.

– Я никому ничего не должен объяснять, – полностью придя в себя и нагло ухмыляясь, сказал Марк. – И меня к себе не приравнивай, я живу в европейской Латвии, а вы как были, так и остались простаками. У нас так в дом чужих не приведут, а вы же как будто до сих пор в Совке живете: ключи под ковриком, деньги в постельном белье.

– Да, – согласился Клим, – наше гостеприимство – вечный бич русского народа, которым и пользуются направо и налево такие, как ты.