В шелковой амазонке она не стесняла себя в движениях, обнажая коленки и вытащила из глубины экипажа козу. Серебристо-серую, краше рождественской ели обвешанную лентами, и словно мало этого безобразия — так еще обмотанную кружевами. Да не обмотанную, это дамская нижняя рубашка. Судя по размеру — владелица рядом стоит и сияет улыбкой.

Тут уже самому стало интересно, чем дело обернется. В крайнем случае, не выгонят же за такую мелочь!

Графиня проследовала в покои, более обращая внимание на расположение кровати и тайных окошек, чем на прочие нюансы, расстелила простынь, рассыпала по ней капусту и яблоки, привязала животное к ножке кровати и ожидающе уставилась на него.

Тюхтяев только пожал плечами и приглашающее указал на тайный лаз.

В чулане она пристроилась рядом и терпеливо ждала.

— И что теперь, Ваше Сиятельство? — язвительнее обычного прозвучало.

— Немножко подождем, а там дел минут на десять. Надолго я Вас не обременю. — кротко ответила женщина, не отрываясь от окошечка.

Не прошло и получаса, как пронырливый лакей из татищевских, как припомнил Михаил Борисович, провел в опочивальню молодого совсем шатена в кричаще роскошном наряде. Ксения тихо фыркнула. Следом вошел невысокий, лысеющий смуглый старик, которого Тюхтяев уже где-то видел. И смутное это беспокойство начало напрягать.

Тем временем гости вели себя по-разному: тот, кто старше, с комфортом устроился в кресле. Юноша же вскоре сорвал с себя повязку, осмотрелся и выругался, да до того витиевато, что захотелось законспектировать.

— Снимайте же — ударил в бок острый локоть.

И Тюхтяев документировал для истории ошеломленные лица, смех старика, огорчения юноши, транспарант с наилучшими пожеланиями, козу, которая впервые стала центром всеобщего внимания. Когда старик отсмеялся, протер глаза от слез, оделся, собрал вещи юного коллеги и скрылся вместе с ним.

— Что это было? — даже горло перехватило.

— Невинная дамская шутка. — безмятежно сияла графиня. — Когда мужчины спорят, кто первый оседлает козочку, та может и рожки показать, и копытцем приложить.

Она резво подхватилась, привела костюм в порядок, забежала в комнату, сорвала полотнище, небрежно свернула, добавила в ком простыню, на которой сидела коза, убедилась, что все чисто, передала лакею вместе с козьим поводком.

— Зверушку верни хозяйке.

Тот пытался скрыть восторг от приключения, но получалось плохо.

— Я отвезу Вас, Ксения Александровна. — это даже не предложение, настоятельный совет, но она и не возражала, упиваясь собственной местью. В целом все понятно, и даже оригинально получилось. Не по-женски, скорее в стиле студенческих безобразий. Он покосился на умиротворенную графиню. И тут в памяти кое-что всплыло. Нет, такого не бывает!

— Ксения Александровна, мне показалось, что я узнал ваших… — да точно, видел он их досье. Оба.

— Не моих. — тоном занудливой учительницы поправила госпожа Татищева. — Просто случайно встретившихся.

— Чужих поклонников. — согласился статский советник. Лучше бы они таковыми и оставались. — Постарше — это же итальянский посланник…

— А помладше — сын французского. — покрыла она его карту.

— Дипломатический скандал же может быть… — обреченно проговорил Тюхтяев. Это же он сам все организовал. Управился. Ай, молодец какой, статский советник.

— От чего? Два дипломата в порыве страсти к козе? Это не проблема России, а беда их личной жизни. От любого возмущения нас застрахуют эти фотографии. — Она прижалась к нему поближе и погладила по руке. — Вы, Михаил Борисович, пару снимков мне распечатайте. Будет что внукам показать.

Уж лучше бы она оказалась жадной провинциальной паразиткой, какой ее поначалу живописал Татищев. Это же неуправляемая сила с дьявольской изобретательностью и неуемной энергией. Куда там в Отделение брать, ее бы вообще под присмотром держать. Возможно, что и на цепи. Свезло графу на старости лет.

— Напомните мне никогда не сердить Вас, Ксения Александровна. — добавил на прощание уже у дверей особняка на Басманной.

— Непременно, Михаил Борисович! — поцеловала его в щеку и сбежала вприпрыжку, непристойно задирая юбку.

* * *

С утра заглянул к начальнику, сообщил о дальнейшем ходе подготовки и организации празднований. Подумал немного и выложил на бескрайний дубовый стол толстый конверт.

Татищев озадаченно посмотрел на несклонного к избыточным шуткам соратника и высыпал содержимое. В одной куче смешались гримасы француза, смех итальянца, кровать, коза эта ужасная.

— Это что? — он еще не понимал. Последние секунды до неприятных новостей.

— Ваша Ксения Александровна изволили организовать свидание для двух своих поклонников. А для поднятия духа обеспечили им достойную компанию.

Брови графа сначала сходили на темечко, а после вернулись и сошлись на переносицу.

— Ксения!!! — проревел он раненным вепрем.

Тюхтяев дипломатично двинулся к дверям.

* * *

В день коронации он стоял на почетном месте возле собора, причем граф препоручил его заботам свое главное огорчение. Графиня ни словом не выдала зависти к тем, кто лично лицезреет Таинство, с увлечением глазела по сторонам, уделяя внимание сразу и нарядам, и украшениям, и ритуалам. Переспрашивая самое простое и игнорируя необычное, вроде диковинного аппарата для фильмирования или гирлянды электрического света.

— Михаил Борисович! — она попробовала перекричать людской гомон. — Мне очень надо с Вами поговорить.

— После, Ксения Александровна, после. — он уже выяснил, что графиня имеет желание высказаться по поводу организации празднования, а таких советчиков у него и по должности перебор.

* * *

После очередного отчета о том, как все прогнозируемо-гладко идет (даже подозрительно гладко, если уж честно), он вышел из приемной на Басманной и обдумывал, стоит ли подремать в кабинете или все же есть шанс добраться до собственной кровати, когда на него налетел темно-лиловый вихрь и молча уволок вглубь коридора.

— Что Вы делаете, Ксения Александровна? — изумленно прошептал он.

— Уж явно не то, о чем хотелось бы подумать. — язвительно прошептала графиня Татищева, плотно закрывая за собой дверь. — Мне очень нужно, чтобы Вы меня выслушали.

— Ну хорошо. — он сел в кресло, и сравнил эти апартаменты и те, где допрашивал ее зимой. Сейчас за ширмой была спрятана широкая кровать, да и вид из окон был посимпатичнее.

— Михаил Борисович, я Вас ни разу не обманывала. — ну тут Ваше Сиятельство чуток лукавят, но по большому счету да. — Поверьте, скоро быть большой беде.

О, Господи, откуда столько кликуш на одну Москву?

— Я тоже переживаю о благополучии торжеств… — начал он увещевательную беседу.

— Да что там с этими торжествами! — но даже топнула. — Вы завалили именитых гостей охраной и там все идет гладко. А народные гулянья могут превратиться в хаос. Сколько ожидаете людей? Сто, двести тысяч? А если их будет больше?

— Ваше Сиятельство, там огромное поле, где учения проводятся. Учения!!! — хотя откуда ей знать про учения? В гарнизоне она слишком мало прожила, чтобы застать такое, а в той дыре, откуда юный граф ее вытащил, подобного и не случается. — Туда хоть триста тысяч можно запустить — и все рады будут.

— Михаил Борисович, а если толпа чуть рванется? Это же будет бойня… — она перестала расхаживать по комнате, присела рядом, взяла его за руку.

— Не рванется, не переживайте. — он аккуратно снял ее пальцы со своей руки (а ведь хватка у нее крепкая), и посмотрел в глаза, надеясь пусть не словом, но взглядом развеять глупые опасения. — Власовский, Александр Александрович, обер-полицмейстер наш… Помните его, он тогда еще на бомбиста приезжал? Нет? И ладно. В общем, он позаботился, казаков прислал. Все пройдет, как в сказке.

И ушел, поцеловав вялую руку. Очень хочется верить, что слуги не донесут графу о ночном визите в спальню его снохи. Неловко может получиться.

* * *

В общем-то, характер юной графии был ясен почти с самого начала расследования — эта от задуманного не отступается, и добивается цели любой ценой. Поэтому и письму, по чистой случайности (и благодаря гербовому конверту) не затерявшемуся среди прочих бумаг, удивляться не приходилось.

«Дорогой Михаилъ Борисовичъ!

Слова-то какие пошли сразу, «дорогой».

Попрошу лишь объ одномъ — хоть пару пожарныхъ командъ туда. Съ водой и насосами. Случись бѣда — хоть такъ народъ остудить можно. Богомъ Васъ заклинаю, сдѣлайте. Не ради меня, ради невинныхъ душъ. К.Т.».

Идея бредовая, но интересная.

* * *

Он долго убеждал и брандмейстера и полицейских чинов, но добился таки того, что две повозки с насосами поставили по краям Ходынского поля. Вода она завсегда успокаивает.

И пришло утро. Рассвет наступил, как и положено в пятом часу утра, осветив первыми лучами море голов. Тюхтяев занял место наблюдателя неподалеку от входа и упустил начало. Лишь гул пронесся над людским морем — «Навались!»

По окрику заработали насосы, но было поздно — и в сторон от него образовалась небольшая проплешина, когда выжившие сошли с тел задавленных.

А графиня-то ведьма, раз все предсказала.

Он даже увидел ее — каштановые локоны, рассыпавшиеся по плечам, странный наряд — мужской что ли?

Верно, брюки в ее позе очень даже обрисовывают то, что порядочные женщины только мужу и врачу могут показать.

— Ваше высокородие, барыня Вашим именем приказала… — бормотал городовой, потный от ужаса.

Сориентировалась, умничка. Вот только что делает здесь, среди крестьян и разночинцев?

Но вот на горизонте возник граф Татищев и Тюхтяев отправился на доклад.