Каждый раз, когда Тюхтяев пытался объяснить себе ее поступки, поведение, характер, она ускользала, словно это тысяча сущностей у одной женщины. И этого почтовика еще с лестницы спустила. Может и революционеров взорвала сама, а теперь прячется?

А по приезду в Санкт-Петербург сообщил графу лишь то, что удалось доподлинно выяснить. Что следов графини Ксении в Саратове не обнаружилось, с прошлого года ее там не встречали, а купец Калачёв точно не является любовником.

— Уверен? — с подозрением переспросил граф.

— Абсолютно. — и далее распространяться на эту тему не стал.

Встретил наконец своего человечка с Гороховой, маленького, невзрачного, но крайне информированного, который сообщил, что в здании склада проводилась секретная операция по внедрению агента.

— Схоронили? — сочувственно уточнил Тюхтяев.

— Да тут такое дело… Он пропал.

Еще один? Там дьяволова бездна что ли?

— Совсем?

— Да там как вышло-то… Мы агента внедряли к этим активистам, до дверей довели, наблюдали, и неплохо наблюдали, как ты учил, с трех точек. Когда все рвануло, обыскали — ни следа его нет. И через два дня заявляется, мол отлеживался где-то, не помнит где. Ну то есть я верю, что контузило, но что б так?

— И что же он рассказывает?

— Что было там трое — бывший земский врач Никифоров, Петр Петрович, студент Пастухов Алексей Михайлович и разночинец Боборыкин Дмитрий Иванович. Ждали женщину, чье имя установить не удалось. Она пришла, принесла взрывчатку, та сдетонировала не ко времени и вот…

— Сам веришь? — уточнил статский советник.

— Оснований нет. Агент надежный, больше пятнадцати лет прослужил. Мы его проверили еще раз по личной просьбе друга твоего, графа Татищева, но пока все подтверждается.

— И кто же у нас такой молодец?

— Фохт, Федор Андреевич.

* * *

— Николай Владимирович, если сейчас начать допрашивать Фохта о Ксении Александровне вновь, мы вряд ли сможем рассчитывать на конфиденциальность. Тем более, что вряд ли он бы промолчал, случись Вашей родственнице там оказаться — в прошлый раз он был весьма расстроен отказом в продолжении дела.

— Так что, он ее преследовал и убил? — ужаснулся Его Сиятельство.

— Не думаю, что он бы такое провернул. — подумав, ответил Тюхтяев. Хотя за пару дней и тело бы спрятал, и версию какую придумал подходящую.

— Сгною! — кратенько пообещал граф.

* * *

А к Пасхе Тюхтяев получил открытку от графа, где помимо прочих поздравлений и пожеланий была приписка:

«А еще Господь нам сподобил отыскать родственницу нашу, К.А., которая намолившись вдоволь сыскалась и теперь возвратилась в Санкт-Петербург».

Мутная история, но раз больше помощи не просят, то и лезть ни к чему. Хотя любопытно на такую неординарную особу глянуть.

Глава 2

26 декабря 1895 года, Москва.

— Ваше высокородие! — курьер влетел практически в мыле. — Там у их Сиятельства Губернатора бомбист и убивец.

— Что? — Тюхтяев свечкой взмыл над столом.

Тут же дверь распахнулась и залетел второй.

— У Их Сиятельства графа Татищева покушение было. Преступник задержан, но бомба взорвалась!

— Как взорвалась? — охнул статский советник, на ходу набрасывая пальто.

— Агент Желторотов погиб при исполнении. Он ее в сейф убирал.

— Болваны все! — и еще несколько слов присовокупил, но мы их тут цитировать не станем.

* * *

Дальнейшее сумбурное изложение показало, что злоумышленник пронес бомбу аж в приемную московского губернатора, но чудесным образом был отвлечен гостьей и лишь попытался достать револьвер, но не успел.

— И отчего же нам попался столь нерасторопный душегуб? — допытывался Тюхтяев у агента.

— Да я сам не видел, но секретарь Его Сиятельства всем рассказывал, как эта девица злодея камнем била. И прямо черепушку раскроила, вон оно как.

— Девица с камнем в приемной губернатора? Ты пил что ли? — принюхался Тюхтяев.

— Никак нет! — тот перекрестился.

* * *

Долгие и нудные расспросы секретаря, помощников и прочей челяди, позволили выяснить некоторую последовательность событий: коллежский асессор Гершелев пришел вместо своего некстати занедужевшего начальника, принес солидную коробку, сидел смирно и в разговоры особые не вступал, по того, как рядом с ним не устроилась гостья.

— И где же эта прекрасная дама? — уточнил советник.

— Да это ж вдовствующая графиня Татищева, сноха Его Превосходительства. Небось, у себя в комнатах отдыхают. — отрапортовал лакей.

Вот оно как, встретились наконец.

* * *

— Николай Владимирович! — он изучал чуть посеревшего графа. — Что стряслось?

Тот молча протянул стакан вина.

— Бомбиста видел?

— Видел, как не видеть. Без сознания пока. Это чем же его так? — ну хоть этот-то правду скажет.

— А это, мой дорогой, Ксения Александровна наша постаралась. Пресс-папье со стола Александра Дмитриевича прихватила и вот…

Значит не соврали. Интересная история получается.

— Мне бы побеседовать с ней.

Граф пожал плечами.

— Только не дави, как ты умеешь, ладно? Женщина же, перепугалась, спасла нас всех от такой беды.

— Обижаете, Ваше Сиятельство, как можно…

Граф помолчал, резким движением опрокинул в себя алкоголь и отправился прочь из комнаты.

— Обожди только, я ее подготовлю.

Подождал пару минут — все же молодая женщина, плачет наверняка, как раз такие и рассказывают много — и двинулся следом.

* * *

— Познакомите, Николай Владимирович? — он по-свойски заглянул в комнату, плюхнулся в кресло, раскрыл папку с бумагами. — Любезный, чаю и бутербродов. — все же за разговорами зверски проголодался и перевел взгляд на злополучную графиню. Год уже хотел увидеть это чудо наяву.

Да, шея, определенно длинновата, черное платье делает ее суше и мрачнее. Густые волосы, темные, с рыжиной, светлая кожа без следов слез. И не рада визиту — так и зыркает зелеными глазами, губы сжала, в руках теребит подол.

— Присаживайтесь, барышня.

— Ее сиятельство графиня Ксения Александровна Татищева. — демонстративно поиграл в официоз хозяин дома. — имею честь представить Вам, моя дорогая, статского советника Михаила Борисовича Тюхтяева.

— Да, сударыня, задали Вы нам сегодня хлопот. — сразу подобралась, губы сжала до синеватой-бледности.

— Я ли? — чуть хриплый голос, да и тон без избыточной вежливости.

— Ну не Вы… Если б не Ваша реакция — хлопот было бы куда больше. — рассмеялся Тюхтяев. В самом деле, это ж какой бы конфуз вышел. — Рассказывайте.

— Что рассказывать? — еще менее любезно поинтересовалась беглянка. И словно перед прыжком в воду набрала воздуху в грудь. — Я потеряла своего супруга позапрошлой осенью и Его Сиятельство был столь добр и милостив ко мне, что позволил уединиться в его петербургском доме. В этом году приличия уже дозволяют отплатить за доброту, и я решила поздравить своих близких с праздниками. Вчера я выехала в Москву.

— Курьерским? — Тюхтяев уже сам не замечал, как доставал блокнот и начинал делать пометки.

— Который приходит в 9 утра. — раздраженно ответила она. — На перроне меня должны были встретить, но слуга что-то перепутал, так что пришлось взять извозчика и приехать самой. Прислуга здесь меня не знает, поэтому все засуетились, и почему-то привели в приемную господина губернатора. Там господин этот — забыла фамилию — уступил мне место. Все еще смеялись, что он один из всего департамента сумел из уборной выбраться. Простите, так и говорили, я еще удивилась, как это его угораздило. Когда у нас дома горячка была, всех свалила без разбора. А потом коробка эта тикает. Часы же дарить — плохая примета. Мне и подумалось, что нечисто что-то с этим милым юношей.

— Графиня мудра не по годам. — прокомментировал Тюхтяев.

— У нас в семье дураков нет. — парировала юная вдовушка.

Тюхтяев посмотрел на графа, тот пожал плечами. Что-то произошло в этом доме, изменившее его отношение к этой ходячей проблеме.

— И что дальше?

— В приемной было очень много людей. Если бы я оказалась права, то любая тревога могла привести к трагедии. Если бы я ошиблась — к неловкости.

— Ну да, дураков у вас в семье нет.

— Нет. — слишком жестко для юной женщины повторила Ксения. — Поэтому я попросила этих милых господ пропустить меня к papa первой и предупредить его. Они все оказались так любезны, что пошли мне навстречу. А у меня от волнения закружилась голова и пришлось опереться на его руку. Он тоже был так любезен, что проводил меня к графу.

— И там?

— И там я случайно споткнулась о стол секретаря губернатора — не помню, как его зовут, а потом…

— Да-да, что потом? — уже раз десять слышал он эту историю и до сих пор не мог отделаться от ощущения большого розыгрыша.

— А потом господин младший коллежский секретарь поскользнулся и упал. — вот, значит, как ты это запомнила.

— Прямо так сам и упал? — улыбнулся Тюхтяев.

— Да. Меня немного покачивало от волнения, а он тоже раскачался и упал. — врет, как дышит. Хотя формально, она рассказывает правду, только не все договаривает. Воровки с Хитровки не такие увертливые, как эта особа.

— На пресс-папье секретаря Закоржецкого?

— Да, так вот вышло. — картинно вздохнула. — А пресс-папье упало со стола, когда я его задела. И этот господин неудачно упал.

— Оба раза? — ну неужели?

— У пресс-папье такая форма. Геометрически сложная. — как в гимназии у доски отвечает. — При этом присутствовали губернатор и господин Закоржецкий, полагаю, они могут подтвердить мои слова.