— Черное и белое, вечная борьба.

Лёва кивнул ей головой и, сжав кулаки, сделал шаг на встречу врагу. Перевес и в количестве, и в силе, был явно на стороне противника. Стёпа попал под удар первым. Он неуклюже, но решительно бросился, на одного из бойцов, размахивая кулаками, и тут же получил сокрушительный удар в лицо. Степан упал, как подкошенный, успел схватить своего противника за ногу и пытался повалить его, получая при этом, увесистые тумаки. Стёпе было больно, но ногу при этом он не отпускал.

Рафик ловко ударил одного из нападавших монтировкой по голове, громила выключился мгновенно, упал лицом в снег и затих. Рафик, неистово крича непристойные фразы, ринулся на следующего бойца, но был сбит с ног мощным ударом ноги и теперь лежал на покрытой снегом мостовой, свернувшись калачиком, и защищая руками лицо от пинков, которые сыпались на него со всех сторон.

С Лёвой парням пришлось сложнее всего. Десантники, как известно бывшими не бывают, и Прошкин был прямым тому подтверждением. Он бился как гладиатор, ломал носы, выворачивал челюсти, ловкими ударами сбивал противника с ног, изворачивался и снова наносил удары. В какой-то момент человек с тростью, который наблюдал за неравным поединком даже начал поглядывать в сторону джипов, понимая, что, возможно, придётся звать на помощь. Но сильный удар сзади по затылку, поставил крест на Левиной активности и принёс победу враждебной стороне.

Прошкин упал с высоты своего роста на землю и потерял сознание. Полная темнота в его голове, сменилась картинкой из прошлого. Лёва увидел сам себя со стороны, он стоял один посреди заснеженного поля. В одной руке у него была бутылка водки, в другой сырая луковица. Шел густой снег. Молодой солдат, в идеально сидевшей на нём военной форме, подошел к нему, и Прошкин узнал рядового Нестеренко.

— Ну, здравствуй, сержант! Вижу, совсем плохо идут дела у тебя. — Сказал солдат.

— Здравствуй, Паша! Да дела, как дела, всякое бывает. Ты как попал сюда? Я опять сделал неверный шаг, и судьба даёт мне шанс всё исправить? — Спросил Лёва.

— Эх, Лёва, — вздохнул Нестеренко, — ты разве не понял? Я же в долгу у тебя, вот пришел очередной взнос сделать. Объясни, почему твоя еврейская задница не может жить спокойно? Ты всё время попадаешь в какие-то передряги.

— Я снова жить не хочу, Пашка, — грустно ответил Прошкин, — я думал, найду Ангела Сна, отомщу, и заживу спокойно. А видишь, как обернулось всё. Ангелина… Я, практически, открыл для неё своё сердце, а что мне делать теперь? Как жить со всем этим дальше?  Ответь мне, Нестеренко.

— Лучше тебя самого, никто не знает ответа на этот вопрос. Ты сержант не грусти, давай включайся, а я пока за нашими пойду, я здесь не для того, чтобы советы тебе давать. Ты сам во всем разберёшься. Очень скоро разберёшься. Ты, главное, продержись чуток. Я быстро.

Нестеренко повернулся и зашагал по запорошенному снегом полю.

— Пашка! — Окликнул его Лёва. — Как там тёзка мой? Лев Павлович? Уже, наверное, большой совсем?

Солдат засмеялся, и ничего не ответил. Он помахал рукой и исчез, растворившись в снежном облаке.


— Ничему тебя жизнь не учит. — Сказал человек с тростью, подходя к Ангелине. — Ты решила выйти из игры? Ты забыла, что единственный путь ухода от корпорации — это путь на кладбище? Но тогда ответь на вопрос, зачем решила прихватить чужое с собой? Мои деньги. Верни их мне, и Харон перевезет твою душу в бессмертие. Он не берет в лодку пассажиров с багажом. Оставь себе одну монету, положи её под язык, чтобы было чем рассчитаться с перевозчиком душ, а остальное отдай мне. Что касается твоего проводника в вечность, так ты можешь выбрать любого из моих парней, которых ты пренебрежительно называешь «гориллами». Поверь мне, интеллекта, как у тебя там нет и в помине, но они хорошо знают своё дело, и пока не растеряли своих навыков убивать. Мне жаль этот мир лишать такой красоты в твоем лице, но ты сама похоронила свою женскую сущность в сети, подменив себя настоящую на Ангела Сна.

— Знаешь, смерть приходит к каждому из нас, — задумчиво сказала Ангелина. — Я свой выбор уже сделала. Моя смерть, будет искуплением вины перед теми, чьи жизни ты разрушил моими руками. А что будешь делать ты, когда она придет за тобой? Когда твоя душа, если она конечно у тебя есть, будет расставаться с твоим уродливым телом. Уверен ли ты, что лодка Харона не утонет под грузом твоей вины? А может, ты рассчитываешь прихватить с собой что-либо из земных благ? Я сомневаюсь, что у тебя это получится.

Лёва медленно приходил в себя. Сознание возвращалось. Очень болела голова. Он вытер рукавом окровавленные губы и огляделся по сторонам в надежде найти своих друзей. Стёпа сидел рядом, прямо на мостовой и прикладывал горстями снег к лицу. При этом он причитал, как это обычно делают бабушки на лавочке возле подъезда, но, в отличие от милых старушек, матерные выражения сыпались из него, как из рога изобилия. Рафик ползал на четвереньках, неподалёку и, хватаясь одной рукой за бок, тщетно пытался разыскать, свою восьмиугольную кепку, которая слетела во время потасовки. Монтировку у Рафика отобрали. Без неё он чувствовал себя теперь совершенно беззащитным.

Сквозь звон в ушах до Прошкина долетали обрывки фраз диалога человека с тростью и Ангелины. Лёва пытался разобрать слова и понять смысл.

Боевые потери в стане врага были существенны. Один из громил пристроился на ступеньках трибуны и, прикладывая снег к окровавленной голове, угрожал Рафику характерными и неприличными жестами. Двое, тяжело дыша, сидели на корточках неподалёку и зло смотрели в сторону Прошкина, сплёвывали кровью и грубо ругались. Остальные трое пострадали меньше и стояли в сторонке, ожидая указаний Хозяина, искоса поглядывая в сторону противника.

— И это твои бойцы? — Рассмеялась Ангелина. — Я же говорила тебе, что эти гориллы ни на что не способны. Стареешь, чутье тебя подводит, хватка уже не та…

Человек с тростью рассмеялся и, вдруг повернувшись к Ангелине, ударил девушку ладонью по лицу. Она вскрикнула от неожиданности и боли. Их глаза встретились. Крупные слёзы катились по щекам Ангела Сна, большие снежинки продолжали зависать в воздухе, нежно касаясь её волос и ресниц, словно добавляя собой белые блики для полной гармонии. Капелька крови, выступила в уголке рта. Ангелина, не отрывая взгляда от Хозяина, прикоснулась ладонью к губам. Кровь отпечаталась на пальцах.

— Черное. Белое. Красное. Три цвета моей души.

— Где мои деньги? — Не обращая внимания на её слова, сказал Хозяин. Он испепелял девушку взглядом.

Ангелина  посмотрела на него широко открытыми глазами, и отвела взгляд, куда-то вверх. Снегопад продолжался, то усиливаясь, то затихая. Тёмное небо угрожающе нависло над землёй, и казалось, готово было упасть, и похоронить под собой всё живое.

— Хорошо, я скажу, — обреченно сказала Ангелина и жестом пригласила Хозяина приблизиться. Их лица были настолько близко, что казалось искра взаимной ненависти, вот-вот проскочит между ними.

— Тебе привет, — вдруг сказала она неожиданно ласковым голосом.

— Что? Какой привет? Чего ты несёшь? От кого? — Недоуменно спросил мужчина.

— От Чудотворца. — Медленно произнесла девушка.

Глаза человека с тростью отразили гнев, удивление и презрение одновременно. Игла вошла  до упора в мягкую плоть. Не отрывая взгляда от его лица, она наклонила голову набок, и опустошила содержимое шприца Хозяину прямо в шею. Человек бросил трость, упал на колени, схватился за горло и захрипел. Ангелина повернулась и бросилась бежать. Один из бойцов, выхватил пистолет, и присев на одно колено, начал стрелять. Остальные бросились к Хозяину, который метался в агонии. Боец успел выстрелить три раза, прежде чем Лёва, ударом ноги выбил из его рук пистолет. В этот момент на всей площади одновременно погасли фонари.

В свете одинокой луны были видны лишь силуэты участников этих драматических событий. Все замерли от неожиданности, и со стороны можно было подумать, что Медуза Горгона одарила, некогда великих и отважных воинов, своим смертельным взглядом, и они навеки застыли на месте, превратившись в каменные статуи. В этой жуткой ночной тишине вдруг послышался рев моторов, словно канонада, он приближался все ближе и ближе, пробивающиеся в просветах старых особняков лучи фар и нарастающий гул, говорили о том, что какая-то механическая армада движется к центральной площади Старого города.

Через минуту, случилось то, по сравнению с чем, река вышедшая из берегов или крушение товарного поезда, показались бы просто мелким недоразумением. На центральную площадь ворвались байкеры. Их было много, они были большие, свирепые и походили на викингов. Кожаные куртки, устрашающие шлемы и, главное, это невероятные для снежной зимы их средства передвижения, огромные мотоциклы. Они вмиг заполнили всю площадь. Возглавлял эту угрожающую колону странный человек. Он несся впереди на неуклюжем и явно небайкерском мотоцикле с оторванным глушителем. Это чудо инженерной мысли, ласково называлось в байкерской среде «таракан» и являло собой, собранный неизвестно из чего транспорт, который выпускал огромные клубы чёрного дыма и грохотал так, что воробьи падали с деревьев, а в старых квартирах иногда лопались стекла.

Человек,  который отважно ехал на «таракане» представлял собой  персонаж тоже весьма необычный и не менее грозный, чем та груда металла, на которой он перемещался. Он был невероятно огромен  на вид и полон решимости. Одной рукой  он умудрялся управлять капризным на льду и громким «тараканом», а в другой держал бейсбольную биту. И не просто держал, а, обладая огромной физической силой,  вращал ею над головой, громко кричал, изображая некий воинственный клич вождя какого-то туземного племени. Русский богатырь Илья Муромец со своей булавой и тяжелой кольчугой казался бы просто мальчиком теннисистом, по сравнению с этим Гераклом современного общества. Бархатные штаны со стразами, сияющие в лунном свете и модная куртка с лисьим воротником выдавали в нем личность, несомненно, богемную, а лохматая шапка ушанка из шкуры полярного волка шикарно дополняла этот образ.