Когда экипаж Сента покинул подъездную аллею, его место перед домом занял фаэтон с высокими козлами. Кларенс Алвингтон. Чтоб его черт побрал.

Визит имел политический смысл, полагал Сент, но его раздражало, что этот хлыщ, судя по всему, проводит с Эвелиной гораздо больше времени, чем он сам. А он буквально на блюдечке преподнес им Веллингтона.


Джансен распахнул парадную дверь, как только Сент-Обин поднялся по ступенькам. Этим вечером должен был состояться бал у Хиллари и еще несколько светских мероприятий, и если Сент не хотел протянуть ноги после любого из них, ему следовало бы прилечь на часок-другой. Он мог бы остаться сегодня дома и как следует выспаться, чего ему очень хотелось, но тогда он упустил бы случай увидеться с Эвелиной.

Маркиз сбросил плащ.

— Я буду в сво…

— Милорд, у вас посетитель, — прервал дворецкий, указывая глазами в сторону малой гостиной.

Проклятие!

— Кто?

— Сент! Слава Богу!

Фатима Хайнз, леди Гладстон, бросилась в его объятия. Неистовый вихрь плавных линий и жаркого дыхания. Инстинктивно он обхватил ее за талию, чтобы она не сбила его с ног.

— Что ты здесь делаешь?

— Мне нужно поговорить с тобой, мой любимый, — прошептала она, взяв его за руки и увлекая в сторону малой гостиной. — Мне больше некуда было пойти.

Услышав «мой любимый», Сент раздраженно сжал зубы, но, стоя посреди холла, было затруднительно выяснить, зачем она явилась.

— Очень театрально, — приветствовал он ее, освобождая руки. — Что тебе надо?

— Где ты был?

— Не твое дело. Чего ты хочешь, Фатима? Я не привык спрашивать дважды.

— Ты был с ней, разве не так? Эви Раддик.

Первым побуждением Сента было защитить Эвелину. Это удивило его. Обычно в первую очередь он думал о себе.

— Да, я решил порядком приударить за Эвелиной Раддик, потому что ей единственной из всех молоденьких девушек в Лондоне удалось привлечь мое внимание.

Лицо Фатимы исказила страдальческая гримаса.

— Сент.

— Если у тебя нет других причин оставаться здесь, кроме как допрашивать меня, куда я ходил и что ел на завтрак, то уходи. Немедленно.

— Не стоит оскорблять меня, — ответила Фатима, одергивая ярко-розовое платье. — В особенности когда я пришла сюда специально, чтобы предоставить тебе еще один Шанс.

Сент с трудом смог сосредоточиться.

— Шанс. С тобой, ты хочешь сказать?

— Гладстон убежден, что мы по-прежнему любовники. Я не понимаю, почему нужно оставлять это милое подозрение необоснованным.

— А-а, значит, лорд Брамли не… не оправдал твоих ожиданий, так, что ли?

Она посмотрела на него.

— Тебе все известно, не правда ли?

— Осведомленность позволяет мне быть всегда первым в игре, — сухо сказал он. — И предвосхищать любые удары, направленные в мою сторону.

— Ну так что скажешь, Сент? — промурлыкала Фатима, проводя пальцем по его подбородку. — Мы отлично подходим друг другу.

К собственному удивлению, его это ничуть не соблазнило.

— Все уже в прошлом. На этот раз, боюсь, я вынужден отказаться.

Фатима выпрямилась.

— А в следующий раз?

— Не думаю, что будет следующий раз, миледи. — Сент улыбнулся. — Но благодарю за предложение.

Она удивленно приподняла брови:

— Всегда к вашим услугам. О Боже, что за манеры? Где ты был, в церкви?

— Что-то вроде этого.

— Гм. Забудем.

— Без сомнения.

Сент выпроводил ее и устремился наверх. Удалось ли ему обмануть Фатиму в части деталей его взаимоотношений с мисс Раддик или нет, он не мог не учитывать, что они обе вращаются в одних и тех же кругах.

Одному Богу известно по какой причине, но Эвелина крепко запала ему в душу, и он добивался ее, как голодающий хлеба.

Однако их отношения не смогут продолжаться, они станут невозможны, как только Раддик выдаст сестру за Кларенса Алвингтона. И что он тогда будет делать? Стоять в тени под ее окном при лунном свете? Лучшим способом удержать Эви при себе — это бросить тень на ее репутацию.

Чтобы она показалась сомнительной слишком разборчивым Алвингтонам. Но тогда, как Эви и говорила, брат сделает ее жизнь невыносимой.

— Проклятие, — проворчал он, буквально свалившись на кровать. Эвелина, Эвелина, Эвелина. Что бы он ни делал, спал или бодрствовал, мысли о ней не давали ему покоя. Только в ее присутствии он хотя бы отчасти чувствовал себя самим собой. Да и то с трудом мог узнать прежнего Сента в том довольно милом, добродушном мужчине, в которого он чудесным образом преобразился. Должно быть, он помешался. Будучи в здравом рассудке, он никогда не потратил бы двадцать тысяч — фунтов стерлингов на сиротский приют, не взял бы на себя обязательства стать его единственным благотворителем в необозримом будущем.

Новый приют для сирот, однако, казался ему единственной гарантией того, что он сможет продолжать регулярно видеться с Эвелиной. Либо так, либо он должен сам жениться на ней.

Сент даже вскочил.

Это была самая нелепая мысль, когда-либо приходившая ему в голову. Конечно, он одержим ею — он вынужден это признать. Но жениться? Если он и был в чем-то твердо уверен с тех пор, как впервые познал, какие радости могут дарить особы женского пола, так это в том, что собирается в точности следовать примеру своего отца. Будет вести разгульную жизнь, пока не состарится. Затем выберет себе женщину, женится, чтобы дать жизнь законному наследнику, и спокойно отойдет в мир иной.

Он не хотел, чтобы Кларенс Алвингтон получил Эви, но предпринять столь ответственный шаг, как женитьба, чтобы помешать этому, было, мягко говоря, уж слишком. Да и она в любом случае вряд ли согласилась бы на этот фарс — только не с ним. Ему не хватило бы пальцев, чтобы сосчитать, сколько раз она называла его презренным.

Занятия любовью с ней — совсем другое дело. Об этом никто не знал, а он нашел способ, как соблазнять Эвелину наперекор ее здравому смыслу. Но будучи столь приверженной соблюдению приличий и благопристойности, Эвелина вряд ли согласилась бы принять его имя и оповестить весь свет, что она вышла замуж за повесу с такой скандальной репутацией…

Наверное, она охотнее ушла бы в монастырь, а это было бы еще хуже, чем брак с Алвингтоном.

Сильнейшее разочарование взяло верх над усталостью, и Сент, поднявшись с постели, принялся вышагивать туда-сюда по дорогому персидскому ковру, застилавшему его спальню Что, черт побери, он делает, даже допуская подобные мысли. Должно быть, это из-за того, что за последний месяц она была практически единственной женщиной, с которой он виделся, разговаривал и к которой прикасался. Ему были совершенно несвойственны моногамные отношения, и непривычное положение вывело из строя его рассудок и тело.

Ясное дело, ему не следовало отказывать Фатиме. Он должен немедленно навестить любую другую женщину и сделать все необходимое, чтобы вычеркнуть Эвелину Раддик из своей жизни. Если он действительно подумывает о женитьбе на ней, то уж точно ему не следует рисковать, позволяя этому намерению окончательно созреть. Если он немедленно не вернет себе свой прежний облик, завтра, пожалуй, задумается над тем, чтобы иметь от нее детей.

— Боже милостивый, — проворчал он, потирая виски и располагаясь в кресле перед камином. Он знал, что не собирается отправляться на поиски кого-то другого, каким бы удачным решением это ни казалось. Реальность была такова, что он хотел Эвелину Раддик, и никакой поход на сторону не мог этого изменить. Нет, он намерен остаться дома и немного вздремнуть, как усталый пожилой человек. А затем он помчится на один наиболее пристойный из этих званых вечеров в надежде, что и она окажется там.


Эвелина придерживала кулон в виде серебряного сердечка с бриллиантом, пока Салли старалась застегнуть изящную цепочку у нее на шее. Он был несколько изыскан для скромной вечеринки, но сегодня она испытывала к Сенту достаточно теплые чувства и ей захотелось надеть его подарок.

«Теплые», по правде говоря, было не совсем точным определением, но Эви сомневалась, что существует слово, способное описать ее чувства в этот вечер. Без сомнения, Сент спас детей, но произошло и еще кое-что, гораздо более важное — он действовал явно в ущерб своим собственным интересам. И совершенно определенно, он делал это ради нес.

Ее мать постучалась и, отворив дверь, заглянула в комнату.

— Ты надела свое зеленое шелковое платье? О, превосходно! Оно подчеркивает цвет твоих глаз.

— Почему же мы хотим подчеркнуть цвет моих глаз сегодня? — спросила Эви, жестом показывая Салли перестать ее причесывать. Утренняя ссора вокруг Кларенса Алвингтона и его дурацкого стихотворения была достаточно неприятной, но если им хочется еще, она им покажет.

— Ты всегда должна выглядеть наилучшим образом — вот почему. Сейчас самое время вспомнить, что тебе двадцать три и большинство леди в этом возрасте уже замужем и обзавелись потомством.

Эвелина немного помолчала. Ее мать не упомянула Кларенса, и, к счастью, сегодня вечером его не ждут.

— Я не собираюсь искать мужа на литературном обеде у леди Бетсон, — наконец заговорила она. — Поэтому, думаю, не имеет значения, в какой цветя одета.

Ее мать сморщила нос.

— Не могу понять, почему Виктор все еще разрешает тебе посещать эти нелепые вечера, где собираются одни лишь «синие чулки». Он очень любит тебя, несмотря на твою склонность к поверхностным и опрометчивым суждениям. Безусловно, нельзя ожидать ничего хорошего от кучки недалеких дамочек и претенциозных стариканов, цитирующих давно умерших особ.

— А ты разве не знала? — возразила Эвелина.

Ей достаточно осточертела роль очаровательного пустоголового ангела, которую ей приходилось изображать перед очередным потенциальным союзником Виктора. Очевидно, брат искренне полагал, что она и вправду была такой бесхарактерной куклой — как, впрочем, считала и мать. Эви начала осознавать, что обладает гораздо большей целеустремленностью и силой воли, чем она себе представляла.