Малышка Роза подскочила к Эви и обвила руками ее ноги. « — Спасибо, мисс Эви.

— Не за что, — ответила та с улыбкой.

Сегодня был удачный день. Она взглянула на мрачное лицо Сента. Какие бы намерения он ни имел, устраивая развлечение с оркестром, ему не удалось их осуществить.

— Мы также должны поблагодарить за все лорда Сент-Обина.

Маркиз принял благодарность с поклоном, который дети, видимо, расценили как сигнал расходиться. Они устремились по лестнице вниз, в спальни, или во внутренний двор — поиграть. Ну что ж, она умудрилась дать урок также и ему. Пусть знает, что леди высоко ценит его добрые дела независимо от того, какими побуждениями он руководствовался.

— Это было очень любезно с вашей стороны, — сказала она, подбирая отложенные книги и бумаги.

— А знаете, один из них украл вашу брошь, — сказал Сент, направляясь вместе с ней к двери.

Она подняла руку и ощупала воротник. А я и не заметила! Вы уверены?

— Высокий мальчик с красным шарфом.

— Вы даже не знаете его имени?

— А вы знаете?

— Рэндалл Бейкер. Почему вы его не остановили? Маркиз пожал широкими плечами.

— Это ваша игра, не моя. Я верну вам эту брошь.

— Раз он украл ее, значит, она ему нужнее, чем мне. Сент вопросительно поднял бровь.

— Вам нравится роль мученицы?

— Вовсе нет.

— У меня вы требовали свое ожерелье назад.

— Вам оно вовсе не нужно. И для меня это не игра. Вы до сих пор этого не поняли?

Никто не смеет так ее донимать. Даже Сент-Обин.

— Я уверен, вам нравится, что они смотрят на вас как на свою прекрасную спасительницу в зеленом шелку, Эвелина, — сказал он в ответ, — но это уже не ново.

— Прошу прощения?

Ступив на лестницу, он оглянулся через плечо.

— Как только вам надоест быть предметом поклонения, вы тоже исчезнете.

— Я здесь не для того, чтобы мне поклонялись.

Он оставил ответ без внимания.

— Моя мать обычно приезжала сюда в первый вторник каждого месяца.

— В самом деле? Значит, маркиза задумывалась о том, чтобы быть полезной обществу. Вы должны гордиться, что она старалась помочь тем, кто в этом нуждается. Что…

Сент презрительно рассмеялся.

— Она со своим кружком шитья мастерила салфетки для праздничных обедов.

— И все же она хоть что-то делала, — возразила Эви, спускаясь вслед за ним по лестнице. Если он намекал, что она поступает точно так же, ее это не устраивало.

— Да, несомненно. Ходили слухи, что двое или трое прежних обитателей приюта имели прямое отношение к ее мужу, чем, вероятнее всего, и объяснялся этот интерес к ним. Я думаю, что таким образом мой отец тоже внес существенный личный вклад в это проклятое место.

Щеки Эви жарко запылали. Мужчинам не пристало вести подобные разговоры с благовоспитанными леди.

— А есть ли среди них ваши? — все же спросила она, сама удивляясь своей дерзости.

Очевидно, он тоже считал это в порядке вещей, потому что повернулся кругом и посмотрел на нее.

— Нет, насколько мне известно, — ответил он, немного помедлив. — Я не собираюсь приумножать свои несчастья.

— Тогда почему вы здесь?

— Сегодня? Потому что я хочу вас. О Господи!

— Я имею в виду, почему вы в совете попечителей?

— А-а. Я же говорил, по завещанию моей матери две тысячи фунтов в год и член семьи Холборо направляются в сиротский приют «Заря надежды».

— Но…

— Мне надоело смотреть, как остальные попечители покупают себе кареты и содержат любовниц на денежки моей семьи.

— Не может быть!

— Мы все что-то имеем с этого, — добавил он с циничной улыбкой. — Отец удовлетворял свои потребности, мать получила возможность рассказывать своим друзьям, какой трагичной и жертвенной была ее жизнь, а остальные члены совета тянут в карман все, что им удается выкачать из фондов приюта. За это их ежегодно благодарит лорд-мэр Лондона.

— А что получаете вы?

— Я получаю искупление. В конце концов, я помогаю сиротам. Разве это не спасает меня от ада? А что вы получаете от этого, мисс Раддик?

Если бы она сказала ему, он бы только рассмеялся ей в лицо.

— Разве вы не испытываете чувство некоторого… удовлетворения, — медленно спросила она, — видя, что эти дети накормлены и одеты? Они вполне могли оказаться на улице, если бы вы не следили за тем, чтобы выделенные им средства расходовались должным образом.

— От чего я получаю удовлетворение, — ответил он, — так это от того, что наблюдаю, как Тимоти Ратледж и остальные стервятники пытаются неделя за неделей скрыть от меня различные махинации по выкачиванию денег, а мне удается их прихлопнуть.

Сент поднялся на несколько ступенек, отделявших его от Эви.

— Возможно, вам все же следовало бы более дружелюбно относиться ко мне, Эвелина. По крайней мере я не обкрадываю детей.

— Я не верю тому, что вы сказали, — заявила она со всей уверенностью, которую ей удалось сохранить. — Вы просто стараетесь поразить меня и убедить отступиться.

— Нет. Видите ли, если вы хотите почувствовать удовлетворение, то существуют и другие, более приятные способы его ощутить. Что бы вы здесь ни делали, это ничего не изменит. И никогда не меняло. Во всяком случае, всегда найдется какой-нибудь другой лорд, готовый жертвовать для неумытых масс.

— Это неправда!

Сент протянул руку и коснулся ее щеки небрежным интимным жестом.

— Почему бы вам не попытаться взамен спасти меня? — произнес он.

Если бы он только знал!

— Мне кажется, — сказала она, настолько разозленная и расстроенная его цинизмом, что у нее дрожал голос, — единственный способ спасти вас заключается в том, чтобы не потворствовать вашим низменным побуждениям. Так что, пожалуйста, отбросьте мысли о спасении. А теперь всего хорошего, милорд.

Его низкий самоуверенный смех заставил ее напрячься.

— Я поцеловал вас, Эвелина Мария. А вы поцеловали меня. Вы не так уж невинны, как себе представляете.

Она остановилась у подножия лестницы.

— И несмотря на всю неприязнь к этому месту, вы все еще кормите этих детей, Майкл. Так что, возможно, вы не так и ужасны, как полагаете.

Сент наблюдал, как она шла по коридору.

— Вы правы, — пробормотал он. — Я гораздо хуже.


Эвелина едва успела вбежать в парадную дверь особняка Раддиков, как часы пробили один раз. Не успев отдышаться, девушка с помощью Лангли сменила утреннюю шляпку на дневную, взяла зонтик и обернулась к лестнице.

— Добрый день, мама, — приветствовала она Женевьеву Раддик, величаво спускавшуюся по широкой лестнице. — Ты готова отправиться на чаепитие?

— Ты что-то слишком задержалась у Люсинды Барретт, — пожаловалась Женевьева и, послюнив палец, подправила кокетливый локон на лбу.

— Я знаю, мама. Просто я не заметила, как пролетело время. Прости меня, — сказала Эви с обезоруживающей улыбкой.

— Ну хорошо, скажи спасибо, что Виктора нет дома. Мне страшно подумать, что бы он сделал, если бы ты пропустила еще одно чаепитие.

— Не беспокойся. Я и не собираюсь пропускать эти встречи. Пойдем?

Ее мать остановилась в дверях, с подозрением вглядываясь в лицо дочери.

— Ты что-то слишком раскраснелась, Эви. Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Я всего лишь немного запыхалась от спешки.

«И слегка разволновалась после недавнего разговора с Сен-том».

— Надеюсь, что так. Я не вынесу, если ты устроишь сцену с обмороком или что-нибудь в этом роде.

Эви взяла мать под руку и направилась к ожидающей их карете.

— Никаких обмороков. Обещаю.

— Прекрасно. Потому что сегодня, ради твоего брата, мы должны произвести на всех самое лучшее впечатление. Понимаешь ли, политические чаепития у твоей тетушки Хаутон получили большую известность. Карьера многих людей была построена или, напротив, разрушена именно на этих встречах за чаем с пирожными. И тебе не следует распространяться насчет твоих теорий просвещения бедных. Там для этого не место и не время.

— Хорошо, мама.

Сегодня ей действительно было немного легче согласиться с этим требованием.

— Никаких прогрессивных идей, если только это не пойдет на пользу Виктору.

— Именно так.

Даже при вновь обретенной уверенности в себе день представлялся почти невыносимым. Большинство дам напоминали Эвелине данное Сентом описание его матери: полны сочувствия и заботы, пока это не требует от них никаких усилий и не создает неудобств. Тут возникает другой вопрос: если все это в порядке вещей, почему это так сильно волнует Сента, учитывая его заявление, что ему вообще ни до чего нет дела?

— Что-то ты приумолкла. — Лидия Барнсби, леди Хаутон, уселась рядом с Эвелиной на кушетку, расправив юбку, окружавшую ее мягкими изящными складками. — Ты всегда избегаешь разговоров на эту тему, но сегодня ты даже не заикаешься от возмущения.

— Или заикаюсь, по временам, — ответила Эви с легкой улыбкой. — Я всегда очень переживаю, что любой мой неверный шаг может потопить все политические устремления Виктора.

— Ты не должна так думать, дорогая. Сомневаюсь, что ты бы хоть чем-то навредила брату. Кроме того, я не допущу, чтобы так случилось на одном из моих приемов.

— Это обнадеживает, — сказала Эвелина. — Поскольку брат использует меня единственно для того, чтобы очаровывать его политических союзников, я все же чувствую себя здесь несколько… второстепенной. — Она понизила голос. — Я думаю, что меня вообще никто не замечает. Ее тетушка наклонилась ниже.

— Это не вполне верно. Я, например, должна отметить, что у тебя на юбке пятно. Похоже на отпечаток руки. Маленькой руки.

Эвелина побледнела.

— О! Нуда, мы с Люси прогуливались утром и встретили трех очаровательных детишек с их гувер…

— Ты снова ходила в тот приют, — тихим голосом перебила тетушка Хаутон. — Я предупреждала тебя, как это опасно. Там можно подхватить любую болезнь, и, если верить твоему брату, большинство из этих сирот — преступники.