– Кончи на меня, – подстегиваю я, чувствуя приближение собственного оргазма. – Кончи на меня сейчас!

С диким криком ее накрывает волна удовольствия. Наклонившись, она прижимается к моему уху и протяжно шепчет новый восхитительный напев:

– Я не могу остановиться. Просто не в силах остановится.

Она повторяет это снова и снова. Это так необузданно и сексуально. Я в восторге от этого. Обожаю, когда Шарлотта кончает. Мне до охренения нравится делать ее счастливой. Заниматься с ней любовью. В данную секунду я люблю этот мир, даже свою шишку, ушибленный локоть и биту, упавшую мне на пальцы ног.

Шарлотта падает на меня, прижимаясь к шее, целует в ухо и непрерывно шепчет:

– Как же хорошо.

– Лучше не бывает, – соглашаюсь я, хоть «хорошо» это слишком слабо сказано.

– Только с тобой, каждая мелочь, – признается она, когда я обнимаю ее и крепко прижимаю к груди.

– Каждая, – соглашаюсь я.

Я люблю весь этот мир без остатка, а еще я самый счастливый сукин сын на планете рядом с женщиной, в которую безумно влюблен.

Вот что это такое. Именно это нашептывал мне алфавитный суп.

Я нарушил самое главное правило.

Влюбился в своего лучшего друга.


ГЛАВА 25


Бита соединяется с мячом с диким ударом, и я готовлюсь к третьей базе. Все жду и жду увидеть, угодит ли мяч в перчатку аутфилдера [24] или вернет меня «домой».

Бум. Через ограду.

Я взмахиваю кулаком и кричу.

Ник бросает биту в грязь и бежит по базовой линии, а я устремляюсь к «дому». Наблюдая за тем, как он несётся от базы к базе, мой отец подпрыгивает на импровизированной скамейке запасных. Благодаря Нику команда отца вырывается вперед на девятом иннинге[25].

Я поднимаю руку и даю пять нашему отбивающему, когда он добегает до основной базы.

– Хорошая работа, Грэнд Слэм[26], – говорю я. За этот сезон он уже дважды выбивал четырехочковый.

Как только он встает на основную базу, раздается «Beautiful» Кристины Агилеры. Интересный выбор. Для Ника я бы такое не поставил, но дочь мистера Оффермана назначила себя «комментатором» игры и выбирала мелодии для подач, хоум-ранов[27] и аутов[28]. 

В руках Эмили синие портативные колонки овальной формы, из которых льется музыка с ее сотового. Раскачивая бедрами, она призывает нашу команду присоединиться к танцу. Сестрицы поддерживают ее с трех рядов ветхих скрипучих трибун.

Отец дает Нику пять, когда тот уходит с поля.

– Ты моя призовая лошадка. Жди чек по почте, – шутит мой отец, направляясь к скамейке команды перед трибунами. Шарлотта машет и улыбается. Я смотрю на нее, и сердце готово выпрыгнуть из груди.

«Сегодня», говорю я себе. У меня есть план. Я отведу ее в любимый итальянский ресторан в Челси[29] и там открою перед ней душу. Расскажу, что она для меня единственная, и буду надеяться, что рядом окажется женщина с «Пейдж сикс», а не та, что хочет просто дружить со мной. Без понятия, хочет ли Шарлотта чего-то большего, как и я, или видит во мне только друга. Но я чертовски сильно уверен в своих чувствах и желаниях. Она должна быть моим другом, деловым партнером, любовницей и любимой. Хочу, чтобы она была только моей. Именно поэтому сегодня утром – после того, как мы почистили зубы – я пригласил ее на настоящее свидание.

И Шарлотта согласилась.

У меня потеют ладони от одной мысли, что сегодня у меня официальное свидание с моей первой и единственной любовью. Я рискну всем, признавшись, что наши фальшивые отношения стали для меня настоящими. Пульс зашкаливает от надежды, что мои чувства взаимны.

Черт, на время игры я положил в ее сумочку свои ключи, кошелек и сотовый, но неужели там еще спрятан магнит? Отвернувшись от Ника, я подбегаю к трибунам и быстро целую Шарлотту. Наши губы соприкасаются, и она тихо вздыхает. Через секунду из колонок Эмили звучит Сиара «Pucker Up».

Черт, прыткая девчонка.

Я отворачиваюсь от трибуны.

Еще один игрок из команды «Катрин» в шаге от базы. Радости отца нет предела. Папа в замечательном настроении: сейчас его команда выигрывает, а утром он подписал документы. Адвокат проводит окончательную сверку, и в понедельник состоится официальная подача. Если все пройдет хорошо, к тому времени мы с Шарлоттой будем по-настоящему вместе, и нам не придется расставаться. Удивительно, как все прекрасно складывается.

Когда я занимаю место на скамейке, Ник говорит мне тихим голосом, делая вид, будто общается с Шарлоттой:

– О салют, Шарлот. Как делишки? Ты по-прежнему встречаешься со Спенсером? Как оно? Ты любишь его большое эго. О да, оно просто огромное. Я тоже в восторге. – Он поворачивается ко мне с невозмутимым видом. – И как, я справляюсь?

Я делаю «удивленный» вид.

– Поразительно. Такое чувство, что ты пожизненно этим занимаешься. – Я фыркаю. – И, кстати, я надеюсь, что скоро это не будет притворством.

Он вопросительно поднимает бровь.

Пожав плечами, я говорю шепотом:

– Сначала это была игра, но теперь для меня все стало реальным. Я собираюсь сегодня во всем признаться и глянуть, взаимны ли мои чувства.

Ник протягивает кулак.

– Вперед дружище, – говорит он без намека на смех или сарказм. – Вы всегда идеально подходили друг другу.

– Да? Почему? – спрашиваю я, желая услышать подробности.

Мой приятель посмеивается и качает головой:

– Дружище, и что, по-твоему, я должен сказать? – Он смыкает ладони и хлопает ресницами с преувеличенным восторгом. – Безумно мило, когда вы заканчиваете друг за друга предложения или лакомитесь мармеладными мишками. – Покончив с представлением, он пожимает плечами. – Я могу лишь сказать, что поддерживаю тебя.

– Спасибо, друг. Я ценю это. – А потом замолкаю и прищурившись смотрю на него. – Между прочим, если ты еще раз прикоснешься к моей сестре, я тебя наголо побрею и покрашу брови в оранжевый.

У него расширяются глаза, а рука пробегает по волосам.

– Только не волосы. Они источник моей суперсилы.

– Я в курсе. Так что, будь осторожен.

Мы занимаем наши места на поле в последней части девятого иннинга. Команда соперников продувает, и в честь нашей победы играет Пинк «Raise Your Glass». Я несусь с поля и даю пять моим товарищам по команде.

Хлопаю по ладони мистера Оффермана.

– Теперь это все будет вашим, – шучу я, кивая на команду.

– Жду не дождусь, – говорит он. – Мне нравится. Надеюсь, вы с другом останетесь в команде. Нам понадобится большая бита, если мы хотим выиграть чемпионат в следующем сезоне.

Мужик, мы дворовая команда. Расслабься.

– Надеюсь, вы выиграете, – говорю я, испытывая адреналин, пока поет Пинк, а Эмили делает вид, что как в песне держит бокал. Запихивая перчатки и бейсболку в сумку, я не свожу глаз с Шарлотты, которая празднует победу вместе с Харпер. Как же здорово видеть их вместе. Для меня это становится в порядке вещей: Шарлотта проводит время с моей семьей в качестве моей девушки, а не просто друга.

Я уже вижу, как все будет. Дни и ночи с ней. Все по-настоящему, без обмана.

Музыка резко обрывается, и необузданный энтузиазм Пинк сменяется неприятным эхом, словно записанной на диктофон, песни. Но из колонок Эмили звучит не музыка.

А голоса.

Или, точнее, мой голос.

– Ты плохо себя чувствуешь? У тебя болит голова из-за вчерашней ночи или что-то другое?

Я замираю.

Кровь леденеет, когда я ясно воспоминаю этот разговор и где он состоялся. Дамская комната в музее искусств. Челюсть сжимается, а грудь сдавливает, словно в тисках. Мне прекрасно известно, что нас ждет дальше. Я оглядываю толпу, которая собирается около основной базы. Людей немного, но все ключевые игроки на месте. Семейка Офферманов. Мои родители. Я.

Все замерли, как вкопанные, и слушают запись нашего с Шарлоттой личного разговора.

– Я не могу больше притворяться.

Слова, сказанные Шарлоттой неделю назад. Адреналин зашкаливает от желания предотвратить катастрофу. Я делаю шаг к Эмили, а из колонок доносится мой дрогнувший голос.

– Ты о помолвке?

Мой отец хмурится. Смотрит мне в глаза, и я вижу в них разочарование вперемешку со смущением.

Мистер Офферман смотрит на меня, а потом на Шарлотту на трибунах. В ее глазах плещется ужас, рот слегка приоткрыт.

Я. Должен. Остановить. Это. 

Я устремляюсь к Эмили. Может, мне удастся вырвать из ее рук колонки и не дать прозвучать следующим словам.

– Прекрати. Пожалуйста, – умоляю я, пытаясь забрать ее телефон, колонки и конченое желание вторгаться в личную жизнь людей.

Она качает головой и подымает колонки над головой, когда раздаются четкие и громкие слова Шарлотты.

– Нет. С ней все в порядке. Фальшивая помолвка не проблема.

Эмили отключает запись, и я жду, когда она скажет мне: «Попался».

Но вместо этого на краю трибун появляется Эйб и идет к Эмили на поле. Я смотрю на него. Он стоит рядом с Эмили и улыбается ей, как гордый… учитель?

Эмили смотрит на отца:

– Теперь-то ты веришь, что я не хочу изучать искусство в Колумбийском университете?

Колумбийский... Эмили собирается учиться в одном универе с настырным репортером. Вот откуда они друг друга знают. Ноздри Оффермана раздуваются, когда он делает шаг вперед.

– Эмили, сейчас не время обсуждать твое будущее. Что все это значит?

Да, меня отчасти это тоже интересует.

Тем более мне казалась, что проблема в нас с Шарлоттой, но тут еще замешены отцовско-дочерние отношения.

Эмили закатывает глаза и упирает ладонь в бедро.

– Я не хочу изучать искусство и много лет об этом твержу. Но ты не хотел слушать и не обращал внимания на мои желания. Я хочу изучать бизнес. Как и ты. Но ты считаешь, что бизнес только для мужчин. Ты ошибаешься, ведь я же спасла тебя от покупки магазинов у лжецов. С нашей первой встречи я знала, что дело не чисто, – говорит она, махая то на меня, то на Шарлотту: – Поэтому я переговорила с Эйбом на ужине в стейк-хаусе, когда узнала, что собираюсь поступать в универ, где он учится. И представляешь, он почувствовал тоже самое по поводу «счастливой парочки». Вот мы и решили вместе поработать над этим материалом и докопаться до сути происходящего. И вот она, папочка.