Ежик, уже засыпая, пробормотал:

– Ты побудь со мной еще, мамочка.

Катя прилегла рядом с малышом, прижала к себе теплое, худенькое и такое родное тельце и задремала сама под тихое посапывание сына.

А когда очнулась, услышала взволнованный разговор в кабинете Лека. Он уже пришел? Катя хотела подняться, поздороваться, спросить, ужинал ли, но фраза, произнесенная незнакомым голосом, остановила ее:

– Ваше высочество, его убьют перед принесением присяги принцами.

Какие-то страшные вещи говорятся! Теперь выйти – подумают, что подслушивала. Она закрыла ладонями уши, но тут же убрала руки: вдруг это угрожает и жизни Лека? Он выглядит совсем уставшим последнее время. Стал резким, не терпит возражений. Ни о чем не поговоришь. Вот спросить сейчас, кто был и о чем речь? Или промолчит, или скажет: «Иди отдыхай. Не хватало еще на тебя свои заботы сваливать».

– Ваше высочество, я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Я пришел к вам, не желая польстить и без надежд на выдвижение по службе. Просто вам я доверяю безоговорочно. И считаю, что не вправе ничего от вас скрывать. С этой минуты все в ваших руках. Я верю, что любое ваше решение будет верным, и при любом повороте событий пойду за вами до конца. Если вы согласитесь с уничтожением короля, чтобы занять его место, весь народ будет рукоплескать – вы осчастливите страну!

– Об этом не может быть и речи. Мне не нужен трон. И хотя я не во всем поддерживаю Вачиравуда, я никогда не соглашусь не только с уничтожением, но и просто с его свержением.

Конечно. Другого ответа Катя и не ожидала. Лек не может лицемерить, не будет плести сети заговоров. Он слишком честен. Но что же теперь случится? Лек не до такой степени честолюбив, чтобы брать грех на душу. А престол? Он никуда не денется. Лек все равно наследник, и стоит ли ускорять события?

– Воля ваша. Но, пожалуйста, не торопитесь. Такого случая может никогда больше не представиться. Мы будем рады, если ваше решение изменится.

– Я думаю, вы понимаете, что мне нужно знать состав участников.

– Список со мной.

Зашуршала бумага, и после короткого молчания Лек воскликнул:

– Не ожидал, что это так серьезно! Весь цвет нации…

– Еще раз повторяю – все в ваших руках. А сейчас разрешите откланяться.

– Благодарю за доверие. До свидания.

Звякнули шпоры… Хлопнула дверь. Тихо заржал конь под окнами. Лек прошел в ванную. Катя поднялась в спальню. Через полчаса он подошел к жене, поцеловал ее со словами:

– Как дела? Сыну мундирчик впору?

– Да, милый. Все хорошо. Ежик так хотел тебя дождаться. Но что с тобой? Ты плохо выглядишь – бледный, измученный. Что-нибудь случилось?

– Ничего серьезного. Много работы. Ты спи, Катюша, а я еще почитаю.

Он ушел обратно в кабинет. Через несколько минут Катя, вспомнив, что не спросила, ужинал ли, заглянула к нему. Лек сидел, откинувшись в кресле, с закрытыми глазами. На лице лежала тень мучительно-напряженного раздумья.

В коридоре появилась заспанная Намарона.

– Не надо ли чего?

– Спасибо, я сама, – ответила Катя и, собрав на поднос холодную закуску с бокалом сока, поставила еду перед мужем.

– Может, тебе лучше расслабиться? Налить рюмку кларета?

– Спасибо, Катенька, не надо. Мне сейчас как никогда нужна абсолютно трезвая голова. – Видя тревогу в ее глазах, добавил:– Извини, я не могу ничего сказать, и мне надо побыть одному. Спи спокойно.

Катя легла в постель снова, но разве тут до сна? Она пыталась поставить себя на место Лека и видела, что, как ни поверни, все оказывалось плохо. Конечно, он был бы лучшим королем. Но применять насилие, не говоря уже об убийстве? Невозможно. И неизбежно – если ничего не предпринимать. А если доложить о заговоре королю, спасти его жизнь? Будут казнены десятки людей, среди которых множество друзей Лека. Это было видно по его интонациям.

Чакрабон так и не ложился спать в эту мартовскую ночь. Утром, выпив несколько чашек крепчайшего кофе («Лек, разве можно? Побереги сердце…»), уехал в город.

Он выбрал единственно возможный для себя путь. Позже, вспоминая тревожные дни перед коронацией, Катя думала без оттенка сожаления: «Еще немного, и могла бы стать королевой Сиама…»

События разворачивались мгновенно. По приказу Чакрабона на следующий день были арестованы все причастные к заговору. Никто не сопротивлялся. Только поручик Ча-ум застрелился при аресте. Когда опасность была ликвидирована, Чакрабон доложил о происшедшем ничего не подозревающему королю и тут же ходатайствовал о прощении заговорщиков, говоря об их полном раскаянии. Все было позади – король не успел испугаться. Лек просил его о снисхождении. Вачиравуд уже готов был ограничиться выговорами и понижениями по службе или разжалованиями для офицеров, но министры в один голос потребовали смертной казни. Вачиравуд выбрал компромисс: всех, девяносто одного человека, приговорили к пожизненному заключению. Не помогли доводы Чакрабона в пользу того, что страна теряет лучших специалистов. Он до последней минуты ожидал помилования. Зря.

А журнал «Ази франсез» так реагировал на последствия провала заговора: «Создается впечатление, что король чувствует – слишком сильное наказание бунтовщиков может немедленно повлечь за собой движение, начало которого было остановлено раскрытием заговора, и сторонники этого движения слишком могущественны, чтобы с ними не считаться».

…Церемониал тайской коронации сложен и отработан веками.

Ночь на четырнадцатое марта тысяча девятьсот двенадцатого года Вачиравуд, как и предписывалось, провел в палатах Чакрапат Главного дворца, где жил и умер зачинатель династии Рама.

До начала торжеств он самолично осмотрел подготовленные регалии в тронном зале, постоял у двери, ведущей через анфиладу комнат ко Внутреннему дворцу. Несколько десятков шагов и ступенек отделяло его от женской половины, где жили еще безутешные вдовы. Некоторые из них были чуть старше его самого. Как отец справлялся с этой пестрой щебечущей толпой? Тут найти бы хоть одну, чтобы подарила наследника, чтобы была такой же надежной спутницей, как мать или Катрин Чакрабона, только, конечно, в тайском обличье. Он представил стихающую жизнь в покоях Внутреннего дворца. Те, кто помоложе, поспешат устроить собственную судьбу, а поскольку доступ в покои посторонним мужчинам почти невозможен, все имеющие средства и желание будут обращаться к королю с просьбой разрешить приобрести особняк где-нибудь в фешенебельном районе столицы и покинуть королевский дворец. Будут получать разрешение – зачем Вачиравуду лишние хлопоты с многочисленными родственницами? Вечно у них что-то происходит, и полисменки – ему всегда было не по себе от вида грозных амазонок – не зря получают солидное жалованье. Останутся здесь только старухи доживать свой век в нескончаемом трауре, да высокопоставленные визитеры будут иногда осматривать опустевшие покои, превратившиеся в памятник полигамии.

Сын, наследник, необходим, но кого же выбрать в жены? Слишком много претенденток. Отцу было проще: пусть станут женами и та и другая, а там посмотрим. И Европа понимающе подмигивает, ухмыляется – весьма приятный пережиток средневековья. Теперь не будет повода для шуток. Но как выбрать ту, единственную, и не ошибиться? Он снова втайне позавидовал Леку. Как у брата все в жизни просто. Всегда знает, чего хочет. Всегда знает, как поступить в любой ситуации. Перед принятием окончательного решения выслушает все советы, но зато потом не переубедить. Ни тебе колебаний, ни смятения. А тут… сколько приходится прилагать усилий, чтобы хоть выглядеть всемогущим монархом! Ужасно, если это заметно со стороны. А заметно несомненно. Его неуверенность прячется в «Диких тиграх». Чулалонгкорну не нужно было ничего, кроме преданной армии. А сейчас она на глазах превращается во врага, независимого и грозного. Что могут «Дикие тигры» против кадровых военных? Отец поднял бы на смех: от кого защищаешься? От своих солдат?.. И все равно отказаться от «Тигров» нет сил. Пусть хоть это иллюзорное ощущение надежности.

А вообще хорошо бы бросить все. Переселиться в дом, окруженный густым садом, не пропускающим никаких звуков, с огромной библиотекой и читать, Думать, сочинять, создавая свой мир, не существующий для окружающих, пока он не описан, но такой реальный для автора. Может, отказаться от престола? Ах, все это бессмысленные голубые мечты утомленного интеллектуала! Не для подобной же глупости готовил его отец… Вот радости было бы республиканцам… Не выйдет! Абсолютная монархия во веки веков! Сату! Сложно будет. Сложнее, чем было бы Леку. Придется доказывать, что и Вачиравуд может быть прекрасным правителем. Придется…

Через час он в белой тоге под пение буддистских монахов совершал ритуальное омовение. Потом, облаченный в мантию из серебряно-золотой парчи, совершал предписанные действа, касаясь царственных регалий: золотых башмаков, сабель и сосуда для воды. Брахман пригласил бога Шиву войти в тело короля и стал обращаться к королю, как к богу. Он преподнес ему брахманский пояс и наконец со словами благословения подал сильно заостренную и усыпанную бриллиантами долгожданную корону, чтобы повелитель сам водрузил ее на голову – нельзя касаться волос, иначе осквернится его дух «кван»…

С радостной торжественностью играл духовой оркестр. Гремели артиллерийские залпы. «Да здравствует король!»

Лек сидел в кабинете Парускавана перед чистым листом бумаги, обдумывая, как лучше написать поздравление брату. Церемония прошла на должном уровне. Единственное, что не удовлетворило Лека, – надпись, выгравированная по приказу молодого Рамы V на золотом листе в подтверждение его титула. У отца и деда при перечислении достоинств на листах значилось «рожденный от царственных родителей с обеих сторон» и «избранный всеми людьми». Вачиравуд первую часть оставил без изменений, а вторую исправил на «назначенный своим царственным отцом». Не стоило этого делать.

Наконец послание было написано: