– Я случайно услышала, как хозяин отговаривал тебя подниматься туда…

– Пустое! Он пугал дикими слонами, хищниками и удавами. Но, думаю, это оттого, что чем меньше людей там побывает, тем ценнее свидетельство каждого и выше престиж пика. У подножия живут проводники – сингалы. На них вполне можно положиться. Но так и быть, возьму револьвер с ножом – для твоего спокойствия. Уверен, не пригодятся.

На рассвете они уже ехали цейлонской железной дорогой. Катя дремала на плече у Лека. Снился Днепр, лодка, мерные взмахи весла, кувшинки у берегов.

– Катенька, может, ты проснешься?..– ласково прошептал Лек. – Я же не могу один смотреть на такую красоту!

Она приоткрыла глаза, на миг зажмурилась от яркого солнца и в восхищении прильнула к окну. Все, что виделось, можно было описать только превосходной степенью языка: высочайшие горы, глубочайшие ущелья, первобытнейшие леса… Ясное утро, краски которого смог бы передать разве что сумасбродный импрессионист. Недаром жители Цейлона называют свою страну «Шри Ланка», что значит «Благодатный остров».

Поезд шел со скоростью около сорока верст в час. Чем выше, тем мрачней становился пейзаж. «Как же люди пробивали эту дорогу?» – думала Катя, прижимаясь к Леку: поезд проезжал туннелем, вместо одной стены которого зияла пропасть. Черно-серые гранитные скалы нависали сверху, теснили к обрыву. И словно обрывки пламени, оторванные ветром, метались огромные красные бабочки. Странные слова мелькнули в Катиной голове: «Агония вагонов и огонь».

Станции дороги были почти через каждую версту. Их украшали дебаркадеры, увитые жасмином, пышные клумбы. Английские усадьбы, окруженные плантациями, привлекали взгляд изысканной архитектурой. И везде бледно зеленели низкие кустики чайных рядов, не перебиваемые ни единым пучком сорной травы.

– Можешь представить, что здесь недавно был тропический лес?

Катя отрицательно покачала головой.

Гаттон, объединяющий богатое поместье английского плантатора и сельскую общину, встретил их аркой, перекинутой через рельсовый путь. На ажурной металлической веранде они подождали прибытия маленького дилижанса, крышу которого подпирали четыре столбика, сели на скамейки с высокими спинками, тянущиеся вдоль экипажа. Кондуктор примостился на задней ступеньке, затрубил в рожок, дилижанс тронулся на восток мимо станции, мимо хижин с распахнутыми настежь дверями – их обитателям нечего было скрывать. Женщины стряпали, мужчины запрягали буйволов, девушки спешили за водой.

Дорога повторяла извилистый путь Кегельгали, которая серебрилась глубоко внизу, разделяя хребты, а потом обрывалась у маленькой деревушки. Вперед? Пожалуйста. Только пешком!

Проводника нашли сразу. Молодой индиец, собрав группу из пяти человек, инструктировал их перед дальнейшим путешествием, а оно, как оказалось, предстояло не близкое: пять часов до пика, и три из них – собственно подъем. Солнце стояло высоко. После обеда должны были отправиться. Катя оставалась в гостиничке, которую вернее было бы назвать постоялым двором. Лек с рук на руки передал ее заботам жены хозяина, предупредив, что до ночи им не успеть, придется ночевать наверху, благо там есть крошечный монастырь для паломников. Катя озабоченно посмотрела на пик, глава которого была окружена облаками:

– Ты за меня не волнуйся. Главное, будь сам осторожен. Пожалуйста!

– Ладно. – Лек прощально поцеловал ее и по струнному мосту над рекой пошел вслед за проводником дорогой Адама. Здесь он, изгнанный из рая, в отчаянии пробирался непроходимыми дебрями дальше и выше, пока идти стало некуда, и на вершине плакал много лет, пролив столько слез, что гора, пропитанная ими, до сих пор истекает множеством родников с хрустальной священной водой.

Катя посмотрела на удаляющиеся фигурки шести пилигримов, еще раз помахала оглянувшемуся Леку, подошла к мосту.

Это было удивительное сооружение. По обе стороны реки к устоям были прикреплены деревянные перекладины, от которых тянулись над бурлящей, пенящейся глубоко внизу рекой четыре металлические проволоки-струны. Две верхние играли роль перил. На нижних были привязаны поперек деревянные досочки шириной и с промежутком в четверть аршина. Катя переступила по ним, стараясь держаться середины. Стоило встать ближе к краю – и мост из пружинистой дорожки становился косогором. Закружилась голова, и Катя потихоньку двинулась назад.

День исчезал. Красное солнце спрыгнуло с вершины хребта. Вмиг стало темно и тихо. Катя поужинала с хозяевами, угостив их оставшимися бутербродами и подтаявшим шоколадом, и пошла спать в маленькую светелку. Неуютно и страшновато было ей в чужом доме. Оказывается, привыкла к Леку, и очень не хватало сейчас тепла его тела. Прислушалась: странные шорохи, чьи-то шаги, никогда прежде не слышанные звуки – то ли еще какие-нибудь лягушки, то ли птицы ночные кричат. Она подошла к окну, забранному решеткой, посмотрела на черное небо в звездах. Одна упала, ярче вспыхнув у горизонта. И эта бледная вспышка и оставленный звездой светящийся след были похожи на стебель с цветком, склоненным к земле. Катя поежилась, накинула крючок на дверь и нырнула в постель, с головой завернувшись в легкое покрывало. Последней полусонной мыслью было: «Как там Лек? Ничего теплого с собой не взял. И я не позаботилась. А вершина в облаках, значит, там туман, сырость…»

Покорители пика вернулись лишь в полдень, осунувшиеся, голодные. Лек прихрамывал, время от времени потирая ушибленное при спуске колено. Катя вилась вокруг него, не зная, чем еще помочь: погладила, приласкала, сбегала за крепким чаем, пока не поспел обед, узнала у хозяев, когда придет дилижанс. Лек в этот день почти ничего не говорил о восхождении. Только потом, на пароходе, он рассказал, как шли они белой тропинкой, даже не тропинкой, а промоиной, обнажившей гнейс. Она из пологой превратилась в почти отвесную и влилась в темный лесной туннель с кудрявыми лиственными стенами. Подъемы, спуски, овраги, груды камней, обрывы. И так четыре мили, три часа… На самом верху, одна за другой, десять скал с цепями, за которые надо было подтягиваться, взбираясь выше и выше. Но кто-то из первых обходился без спасительных цепей, кто-то вбивал крюки для них, делая это на века. Говорят, здесь восходил Македонский. Так, может, он посылал вперед отряд скалолазов, чтобы облегчить себе путь? Наконец невысокая каменная ограда и широкий вход с востока. Неужели добрались? Они осмотрелись в набегающем клубами тумане. Крутая лестница вела к скале. Над ней возвышался купол. Под его центром и лежал святой след – продолговатое углубление в сером камне. Оттолкнувшись от него, Будда за пятьсот лет до рождества Христова взлетел в небеса, слившись в нирване с мировой душою.

«Да, так и есть, как говорил Геккель. Пять с четвертью футов длины и два с половиной ширины», – проговорил упитанный англичанин, всю дорогу вздыхавший и покряхтывавший.

«Вы уже отдышались, мистер Грэндфил? – спросил Лек историка и вежливо посочувствовал, вспомнив, как проводник чуть ли не на своих плечах затаскивал его на последние скалы. – Тяжелый подъем… Даже мне временами было трудновато. Но вы назвали имя Геккеля. Он был здесь?»

«Да. В тысяча восемьсот восемьдесят втором году. И говорил, что мне на пике никогда не бывать. А я залез. Вместе со своей одышкой. Вот! – гордо закончил Грэндфил. – Жаль, уже темнеет и в тумане не видно обещанных четырех стран света. Пойдемте в хижину. Мы заслужили отдых, мой юный друг. Будем надеяться, что утро будет ясным, несмотря на начало сезона дождей».

И они в великом блаженстве опустились на простые лавки, укрываясь неизвестно чьими ветхими одеялами.

Им повезло: утро было солнечным. Над головой синее небо, под ногами клочья облаков, то приоткрывающих, то вновь заволакивающих дымкой долину. «Там где-то Катюша. Может, сейчас тоже смотрит сюда», – думал Лек, глядя на северо-запад в облачные прорехи.

«Вот, как раз прояснилось… посмотрите… – тронул его за руку Грэндфил. – Там длинная мель, связывающая Индию с Цейлоном. Эпос рассказывает, что это остатки плотины, построенной Рамой для перехода войска. Одна из песней говорит…» – Он, удивляя Лека блестящей памятью, долго читал английский перевод «Рамаяны», и было понятно, почему на этой вершине верующие, отделенные от земли, испытывают религиозный экстаз, чувство причастности к небесам, близкое высочайшему откровению.

Паломники еще раз коснулись святых плит и стали спускаться. Обратная дорога была ничуть не легче – камни выскальзывали из-под ног, рождая осыпи. Хотелось ускорить шаг на срывающейся вниз тропинке, но переплетения толстых древесных корней сбивали ноги, ветки рвали одежду… Потом короткий отдых у подножия и двухчасовой путь к деревушке, к Катеньке. Лек, шагая под палящими лучами, думал, что за время жизни в прохладном Петербурге совсем отвык от такого обилия солнца.

…Подъехал дилижанс. Усталые путники заняли места, и лошади резво побежали вниз к Гаттону. Англичанин дремал. Лишь когда пересели в поезд, разговорился, обращаясь больше к Кате:

– Девочка моя, вашему супругу я обязан жизнью.

– Не преувеличивайте, мистер Грэндфил, – перебил его Лек.

– Нет уж, мне лучше знать! – И продолжал, нагнувшись к Катиному уху, но не приглушая громкого голоса:– Я распрощался с жизнью, летя со скалы, а он меня поймал!

Катя недоверчиво глянула на массивную, в два раза толще Лека, фигуру англичанина.

– Да это была какая-то доля секунды! Потом я все же выпустил ваш плащ…

– Но этой доли мне хватило, чтобы снова уцепиться за куст. Намертво. – И англичанин показал Кате ободранные ладони, усмехнулся:– Честолюбие требует жертв.

Грэндфил спросил у Лека разрешения поразвлекать Катрин, если ей скучно. Кате не было скучно, но она вежливо кивнула и не пожалела об этом, до самого Коломбо слушая легенды и были Цейлона, Индии…

– А знаете ли, девочка моя, как хоронили здесь королей в древние времена?.. Когда король умирал, клали его несчастное тело на низкую повозку так, что голова свисала почти до земли. Медленно ехала повозка, медленно шла за ней женщина, держа в руках метелку и подбрасывая ею на королевскую голову пыль, громко кричал мужчина: «Люди, вот король, который был вашим повелителем, но со смертью власть его над вами исчезла. Видите, что с ним стало? Не стоит полагаться на бренность жизни!» И так три дня. После этого его бальзамировали, сжигали и развеивали пепел по воздуху. И знаете ли вы, что нужно было, чтобы стать королем? Папу-короля? Ошибаетесь! – И он торжествующе, предчувствуя удивление молодой женщины, провозгласил: