— Хетты стоят у ворот Миттани, а я разыгрываю соблазнительницу перед собственным мужем! — разбушевалась Нефертити. Затем голос ее дрогнул. — Не может быть, чтобы у нее был еще один сын…

— Может, и не будет. Может, родится еще одна царевна.

— Но почему я не могу родить сына? — вскричала Нефертити. — Чем я прогневала Атона?

«Спроси лучше, чем ты прогневала Амона», — подумала я, но не стала говорить этого вслух.

— Ты ешь мед?

— И мандрагору.

— А в храмы ходишь?

— Атона? Конечно.

Я красноречиво промолчала.

— Ты думаешь, мне стоит обратиться к Таварет? — тихо спросила Нефертити.

— Не помешало бы.

Она заколебалась.

— А ты пойдешь? Эхнатон не узнает.

— Мы можем сходить завтра, — пообещала я, и сестра ласково сжала мою руку.

Потом она повернулась и натянула покрывало на грудь. Когда сестра уснула, я осталась лежать, размышляя, где бы найти в Амарне святилище богини-гиппопотама, покровительницы родов.

На следующее утро, еще до восхода солнца, Мерит разузнала это для меня. Она сказала, что некоторые женщины в деревне хранят у себя статуэтки Таварет на случай родов у своих дочерей. Я попросила ее отвести нас в дом с самым большим алтарем, и, когда Эхнатон еще даже не проснулся, носильщики уже несли наш закрытый паланкин вверх по склону холма, к скоплению богатых домов.

В небе поднималось жаркое солнце. Внизу просыпался город оттенков кардамона и золота. Я расправила складки на платье и вдохнула запах пекущихся лепешек с финиками и подогреваемого вина.

— Задерни занавески! — прикрикнула на меня Нефертити. — Нам нужно управиться поскорее!

— Ты сама захотела прийти сюда, — сурово отозвалась я.

— Ты когда-нибудь молилась Таварет? — спросила сестра.

Я знала, что она имеет в виду.

— Да.

На вершине холма носильщики опустили паланкин, и к нам подошла служанка поприветствовать нас.

— Ваше величество… — Девушка низко поклонилась. — Моя госпожа ждет вас на веранде.

Мы поднялись по ступеням: Нефертити, Мерит и я. Носильщики остались во дворе; они понятия не имели, зачем мы явились сюда. Навстречу нам вышла женщина в платье из тонкого льна.

— Благодарю вас, что снизошли к моему скромному дому. Я — госпожа Акана.

Но Нефертити не слушала ее. Она огляделась в поисках изваяния Таварет.

— Наша богиня там, — шепотом произнесла Акана. — Укрытая от чужих взглядов.

Она нервно поглядывала то на Нефертити, то на меня.

Мы прошли в комнату в задней части дома; окна в ней были занавешены тростниковыми циновками. На белых стенах были нарисованы изображения богини-гиппопотама. Госпожа Акана попыталась объясниться.

— Многие люди хранят у себя подобные изображения, ваше величество. Ведь запрещены лишь общественные святилища. Но многие втайне сохраняют алтари у себя.

«Не настолько втайне, чтобы это укрылось от внимания Мерит», — подумала я, а Нефертити молча кивнула.

— В таком случае я вас оставлю. Если вам что-то потребуется, вы только позовите.

И госпожа Акана отступила.

Нефертити, словно очнувшись ото сна, огляделась по сторонам.

— Спасибо, госпожа.

— Может, мне тоже уйти? — предложила я.

— Нет. Я хочу, чтобы ты помолилась вместе со мной. Мерит, оставь подношения и закрой дверь.

Мерит положила благовония и цветок лотоса на табурет и удалилась вслед за госпожой Аканой. Мы остались одни. Богиня-гиппопотам улыбалась нам; ее большой живот из отполированного черного дерева отливал синевой в солнечном свете, проникающем сквозь тростниковые циновки.

— Иди ты первая, — подтолкнула меня Нефертити и пояснила: — Тебя она знает.

Я подошла к богине, преклонила колени перед ней и протянула ей цветок лотоса.

— Таварет, — пробормотала я. — Я пришла к тебе просить, чтобы ты благословила меня ребенком.

— Мы пришли из-за меня! — одернула меня Нефертити.

Я хмуро глянула на нее через плечо.

— Еще я пришла ради царицы Египта. — Я положила лотос к ногам Таварет. — Я пришла просить, чтобы ты даровала ей дитя.

— Сына! — уточнила Нефертити.

— Ты что, сама не можешь попросить? — возмутилась я.

— Нет! Меня она может не послушать!

Я снова склонила голову:

— Прошу тебя, Таварет. Царице Египта нужен сын. Она была благословлена тремя царевнами, и теперь она просит тебя даровать ей царевича.

— Но не Кийе! — выпалила Нефертити. — Пожалуйста, сделай так, чтобы у Кийи не родился сын!

— Нефертити! — воскликнула я.

Сестра непонимающе посмотрела на меня.

— Что?

Я покачала головой.

— Просто зажги благовония.

Нефертити сделала, как ей было велено, и мы посмотрели на богиню-гиппопотама, окутанную дымком курений. Казалось, будто Таварет благожелательно улыбается нам, даже несмотря на то, что Нефертити обратилась к ней с недоброй просьбой. Я встала, и Нефертити встала рядом со мной.

— Ты всегда так молишься? — спросила я.

— Ты о чем?

— Да так. Пойдем отсюда.


На следующее утро в Зал приемов прибыл гонец.

— Великая жена Кийя больна.

Я тут же вспомнила молитву Нефертити и побледнела. Отец посмотрел на меня, и я решила во всем сознаться.

— Вчера…

Но отец взмахнул рукой.

— Отправляйся и отыщи сестру и фараона в Арене!

Я съездила за Эхнатоном и Нефертити, и, хотя Нефертити всю дорогу пыталась расспрашивать меня, я смогла лишь прошептать:

— На твою молитву ответили.

Мы влетели в Зал приемов. Зал к этому моменту очистили от слуг и просителей. Отец, завидев нас, встал.

— Вот гонец с известиями для фараона, — сказал он.

Гонец низко поклонился.

— Вести из Северного дворца, — сообщил он. — Великая жена Кийя больна.

Эхнатон застыл на месте.

— Больна? То есть как? Чем она больна?

Гонец опустил глаза.

— У нее кровотечение, ваше величество.

Эхнатон оцепенел. Отец подошел к нему.

— Вам следует поехать к ней, — сказал он.

Эхнатон повернулся к Нефертити. Та кивнула:

— Поезжай. Поезжай и удостоверься, стало ли великой жене лучше.

При виде такой доброты с ее стороны фараон заколебался, и Нефертити мило улыбнулась.

— Она хотела бы, чтобы ты поехал ко мне, — сказала она.

При виде такого лукавства я прищурилась, и когда Эхнатон вышел, я сурово покачала головой:

— Что происходит?

Нефертити сбросила плащ:

— Как ты и сказала, Таварет ответила на мои молитвы.

Отец нахмурился:

— Ничего еще не случилось.

— Она больна! — быстро произнесла Нефертити. — И она наверняка потеряет ребенка.

Я в ужасе уставилась на нее, а Нефертити улыбнулась:

— Мутноджмет, принеси мне сока, пожалуйста.

Я застыла.

— Что?

— Принеси ей сока, — распорядился отец, и я поняла, что происходит.

Они хотели, чтобы я ушла и они могли поговорить наедине.

— Гранатового! — крикнула мне вслед Нефертити, но я уже покинула Зал приемов.

— Госпожа, что случилось? — Ипу поспешно встала. — Почему всех выгнали из зала?

— Отведи меня в мой прежний особняк, — сказала я. — Найди колесницу, я еду к Тийе.

Всю дорогу мы молчали. Когда мы добрались до места, оказалось, что дом выглядит точно так же, как в момент моего отъезда. Широкая крытая веранда и круглые колонны сияли белизной на солнце, и васильки на их фоне выглядели ослепительно синими.

— Она посадила еще тимьян, — тут же обратила внимание Ипу.

Она подошла к двери, и на ее оклик отозвалась служанка. Нас провели в дом, который прежде был моим. В прихожей стало больше гобеленов и появилось несколько новых стенных росписей с изображением охоты. «Целая жизнь у власти — и вот все, с чем осталась вдовствующая царица Египта». Мы прошли на веранду, и царица шагнула мне навстречу, распахнув руки для объятия. Она услышала, что мы пришли.

— Мутноджмет!

Тяжелые браслеты на руках тети мелодично звенели, а золотая пектораль была богато украшена перламутром. Тетя отстранилась и посмотрела мне в лицо.

— Ты похудела, — заметила она. И добавила, заглянув мне в глаза: — И стала счастливее.

Я подумала о Нахтмине и ощутила глубокое довольство.

— Да, я теперь намного счастливее.

Служанка принесла на веранду чай, и мы уселись на толстые пуховые подушки. Ипу тоже дозволено было сесть — она теперь была членом семьи. Но она помалкивала.

— Расскажи же мне все свои новости, — радостно попросила тетя.

Она имела в виду — о Фивах и о моем доме. Но я рассказала ей о родах Нефертити и беременности Кийи. А потом рассказала про празднество и про болезнь Кийи.

— Говорят, она потеряет ребенка.

Тийя посмотрела на меня, и вид у нее был себе на уме.

— Я уверена, что отец никогда не стал бы убивать ребенка! — быстро сказала я.

— Ради короны Египта? — Тийя откинулась назад. — Ради короны Египта делалось и такое, и много чего похуже. Спроси хоть у моего сына.

— Но это же против Амона! — запротестовала я. — Против законов Маат!

— И ты вправду думаешь, что это кого-то интересовало, когда тебя отравили?

Я вздрогнула. Никто уже не упоминал об этом.

— Но ведь есть еще Небнефер, — заметила я.

— Который видит отца раз в несколько месяцев, когда Нефертити выпускает Эхнатона из-под надзора. И ты что, вправду думаешь, что Эхнатон позволит сыну править? При том, что он лучше всех знает, на какое вероломство способен сын?

Тут нашу беседу перебил старый глашатай тети. Он поклонился в пояс.

— Письмо от военачальника Нахтмина. Для госпожи Мутноджмет.