Роды были легкими, так же как и первые, и вторые, и мне подумалось: при скольких же еще родах мне придется присутствовать, прежде чем я переступлю порог собственного родильного павильона? Я сказала себе, что уеду сразу же после появления ребенка, но, увидев, как сестра прижимает младенца к груди, я не могла не позавидовать ей.

Третья царевна. Три девочки подряд.

Глашатай объявил имя ребенка. Анхесенпаатон, что означало «Живет она для Атона». И, увидев слезы счастья на глазах Эхнатона, я с горечью подумала: почему он заслужил ребенка, а Нахтмин — нет?

— О чем ты думаешь? — негромко спросила меня мать.

Я посмотрела на Нефертити, окруженную родными. Эхнатон, Меритатон, Мекетатон, и теперь еще и маленькая царевна Анхесенпаатон. Все они носили имена в честь бога солнца, бога, которого не понимал никто, кроме них.

— Полагаю, ты и сама догадываешься, — ответила я, поджав губы.

— Это чувство разрушит тебя.

К нам подошли отец и Тийя и сочувственно обняли меня.

— Разве это не я только что родила? — воскликнула Нефертити. — Что она сидит там и смотрит?

Тийя предостерегающе посмотрела на меня и отправилась взглянуть на новую царевну Египта.

— Великий Осирис! — Тетя взглянула на меня. — У нее волосы Мутноджмет. И точно такой же разрез глаз.

Мать с отцом тут же кинулись к ложу Нефертити взглянуть, правда ли это, но я осталась на месте — я была слишком расстроена, чтобы на что-то смотреть.

— А ведь и правда! — воскликнула мать.

Нефертити с гордостью позвала меня:

— Иди сюда. Она в точности похожа на тебя.

Фараон заскрипел зубами, когда я склонилась над его третьим ребенком и вгляделась в крохотное личико. Я подняла голову и улыбнулась ему:

— Да, точно так же могла бы выглядеть моя дочь. Если бы ее не убили.


— Фараон очень зол на тебя.

На лице Нефертити был написан такой гнев, что стражники застыли на своих местах. Но мне было наплевать.

— Ну и пускай злится!

Нефертити, усевшись, прошипела:

— Никогда не смей так говорить! Никто в Амарне в это не верит!

— Да просто в Амарне нет таких дураков, чтобы говорить тебе правду! Но я не буду лгать! Я возвращаюсь домой!

— В Фивы?! — вскричала Нефертити и попыталась встать с кровати. Я не могла этого допустить — она не оправилась после родов. Нефертити вцепилась в мою руку. — Не уезжай, Мутноджмет, ну пожалуйста, не уезжай! Ты не можешь оставить меня в таком положении!

— В каком еще таком положении? — возмутилась я.

На мгновение мне показалось, что она не ответит. Но Нефертити все же отозвалась:

— Такой уязвимой. Когда я беременна, Эхнатон не ходит к Кийе. А теперь пойдет.

Но я не могла больше этого делать. Быть ее лазутчицей, играть в ее игры, желать того, чего она желает. Я снова развернулась уходить.

— Мутноджмет, ну пожалуйста! — Нефертити попыталась подняться и запуталась ногами в постельном белье. — Я не справлюсь с этим без тебя!

— С чем ты не справишься? — презрительно поинтересовалась я. — Ты не возделываешь землю, не ловишь рыбу в Ниле, не борешься, чтобы удержать хеттов, как это делала Тийя, когда эта страна воистину была могущественной!

— Нет! Я изображаю перед народом богиню! — воскликнула Нефертити. — Я изображаю из себя спасительницу царства, когда множество солдат желают взбунтоваться и не делают этого лишь потому, что мне удается убедить их, что Атон говорит моими устами, и заверить их в успехе. Это мне приходится дергать за ниточки всех кукол, и лишь отец, — у нее задрожали губы, — лишь отец знает, как это тяжело!

Нефертити закрыла глаза, и на ресницах у нее повисли слезинки.

— Пожалуйста. Останься со мной. На время.

— Но не навсегда, — предупредила я.

— Но хоть на немного.

Едва лишь Нефертити поняла, что я остаюсь, она принялась делать все, что могла, чтобы я не вспоминала о своем оставшемся в Фивах муже, пока он трудился над нашей гробницей, вырезая в камне наши изображения, дабы боги, вернувшись, узнали нас. Она постоянно смеялась, восхваляла меня, засыпала меня подарками: изумрудные подвески под цвет глаз, золотые ножные браслеты, даже бирюзовые бусины для моих волос, густых и блестящих, — единственного, что вызывало зависть у Нефертити. Каждое утро мы ездили в храм Атона, где Нефертити поклонялась солнцу, а Эхнатон гремел систрумом в святая святых.

— Что ты стоишь и ничего не делаешь, пока мы поклоняемся! — возмущалась Нефертити.

Но я отказалась, и фараон не стал спорить, ибо именно я сдерживала буйный нрав Нефертити, играла с ней в сенет, читала ей мифы, качала не по годам смышленую Меритатон на колене в те три ночи, когда он отправлялся к Кийе. Так что я стояла в прохладной тени колонн и смотрела. Я не собиралась поклоняться диску в небе. Я привезла в Амарну в своем сундуке статуэтки Хатор и Амона, и этим богам я и кланялась каждое утро.

— Что я вижу! — Возглас эхом отразился от стен пустого зала. — Сестра главной жены царя не поклоняется Атону?

Из тени вышел Панахеси.

— Атон — бог Египта! — предостерегающе произнес он.

Но я больше не боялась визиря Панахеси. Он был всего лишь отцом второй жены царя.

— Так ты веришь в безликого бога? — в ответ вопросила я.

— Я — верховный жрец Атона!

Я задержала взгляд на его драгоценных украшениях. Панахеси перехватил мой многозначительный взгляд и шагнул поближе.

— Ты знаешь, что фараон уже трижды провел ночь у Кийи, — прошипел он. — Он отправился к ней сразу же после рождения царевны. Думаю, тебе интересно будет узнать, сестричка, что Кийя уверена, что она беременна. И это будет сын, как и в прошлый раз!

Я посмотрела на лживое лицо Панахеси и не удержалась:

— Откуда ты знаешь, что она беременна? Женщина не может точно сказать этого два месяца, а то и три!

Панахеси посмотрел во внутренний двор, где стояли на коленях Нефертити и Эхнатон. Он ухмыльнулся:

— Мне был знак.


Я не стала пересказывать Нефертити слова Панахеси, но пошла к отцу, а он посоветовал мне помалкивать.

— Она еще не оправилась после родов. Не стоит тревожить ее, пересказывая слухи. Сейчас хватает хлопот и с хеттами, которые вот-вот нападут на Миттани.

— Но Эхнатон провел во дворце Кийи три ночи, — пожаловалась я.

Отец посмотрел на меня с таким видом, словно не понимал, в чем тут проблема.

— Три ночи!

— Ему необходимы сыновья. Даже Эхнатон, при всей его глупости, понимает это. Если Нефертити не может родить ему сына, он обратится к кому-нибудь еще.

Я в ужасе уставилась на отца. Он прочел мои мысли.

— Это не неверность. Это путь богов.

Отец положил руку мне на плечо, успокаивая меня, и я заметила, как много на его столе свитков, ожидающих ответа. На многих из них стояла печать Миттани.

— Так в Миттани вправду будет война? — спросила я, глядя на листы папируса.

— Еще до конца месяца.

— А потом?

— Потом Египет не пошлет своих солдат на помощь, Миттани падет, и мы будем следующими.

Мы посмотрели друг на друга, понимая, что это означает для Египта. Наше войско не готово к войне. Наши лучшие военачальники либо в тюрьме, либо в ссылке. Наше царство велико и богато, но хетты нас сокрушат.

Я вернулась к Нефертити в маленькую мастерскую, устроенную Эхнатоном для царевен. Фараон был там, и они с женой спорили. Заслышав, как отворилась дверь, Нефертити сердито кивнула мне, веля подойти, и обратилась к супругу:

— Спроси у нее!

Эхнатон посмотрел на меня с ненавистью.

— Спроси у нее! — повторила Нефертити, на этот раз громче.

Эхнатон заявил, что совершенно не обязан спрашивать у меня, сколько ночей он отправлялся к Кийе, в Северный дворец. Нефертити вылетела из комнаты. Эхнатон кинулся за ней.

— Подожди! Сегодня ночью я буду с тобой! — пообещал он.

— Надеюсь! — Нефертити была вне себя от гнева. — Или ты позабыл, что ты и их отец тоже?

Она кивком указала на Меритатон и Мекетатон. Те перестали играть с красками и теперь наблюдали за ссорой.

— Я не вернусь в ее дворец, — виновато сказал Эхнатон.

Нефертити остановилась в дверях.

— Мы поедем кататься сегодня вечером? — спросила она, заранее зная ответ.

— Да, и возьмем с собой Тутмоса, — пообещал Эхнатон.

Взгляд Нефертити смягчился.

— Хорошо.

— А мы тоже поедем? — спросила Меритатон.

Я затаила дыхание. Ребенок задает вопросы фараону? Как себя поведет Эхнатон? Но он подхватил Мери на руки.

— Конечно, ты тоже поедешь, моя маленькая царевна! Ты — дочь фараона. Фараон никуда не поедет без своих любимых.

Семейство удалилось. Нефертити пыталась заставить меня присоединиться к их поездке в город, но я отказалась, сказав, что устала.

— Ты вечно уставшая! — недовольно произнесла сестра. — Ты бродишь вокруг с таким видом, что можно подумать, будто это ты — царица!

Я бросила на нее взгляд, и Нефертити, рассмеявшись, обняла меня за талию.

— Я шучу!

— Кто растирает тебе ноги, готовит тебе сок, причесывает тебя?

Нефертити закатила глаза.

— Но тебе же всего восемнадцать лет! Какой же ты будешь в сорок?

— Возможно, мертвой, — ответила я, и Нефертити сощурилась:

— Не говори так! Ты что, хочешь, чтобы Анубис тебя услышал?

— А я думала, никакого Анубиса нету — только Атон.


Пятнадцать дней спустя моя сестра пронзительно вскрикнула:

— Какое-какое празднество?!

Зал приемов был закрыт для всех — присутствовала лишь наша семья.

— Празднество в честь второго ребенка Кийи, — пробормотал Эхнатон.