— Я думаю, это мудрое решение.

— Договор с хеттами?! — взревел отец.

— А что такого? Какое нам дело до Лакиса или Кадеша? Почему мы должны платить за их защиту, когда мы можем потратить…

— Да потому, что эти земли оплачены кровью египтян! — Отца трясло от гнева. — Это величайшая из твоих глупостей! Изо всех скверных решений, которые ты позволила принять твоему мужу…

— Это наше общее решение. — Нефертити выпрямилась. В ее черных глазах читались гордость и вызов. — Мы сделали то, что считали правильным для Египта. — Она коснулась руки отца: — Я думала, что уж кто-кто, а ты это поймешь.

Отец посмотрел на меня — как я на это отреагирую.

— Не смотри на Мутноджмет! — взвизгнула Нефертити.

Отец покачал головой:

— Твоя сестра никогда бы не сделала такой глупости и не стала торговаться с хеттами. Отдать им Кадеш! — Отец сверкнул глазами. — Что они захватят после Кадеша? Угарит, Газру, Миттани?

У Нефертити поубавилось самоуверенности.

— Они не посмеют.

— Когда Кадеш падет, отчего бы им не посметь? Царство Миттани будет их — только руку протяни. А когда они разграбят Миттани, изнасилуют тамошних женщин и превратят мужчин в рабов, что помешает им двинуться на юг, на Египет? Когда Миттани падет, — отец повысил голос, и мне подумалось: «Интересно, сколько слуг слышит его сейчас через дверь?», — это же ждет и Египет!

Нефертити подошла к окну и посмотрела на Амарну, город солнца и света. Сколько он простоит? Сколько времени пройдет, прежде чем хетты приблизятся к границам Египта и вознамерятся напасть на могущественнейшее царство мира?

— Укрепляй войско, — предостерег отец.

— Я не могу. Тогда придется остановить строительство Амарны. А это — наш дом. В этих стенах мы достигнем бессмертия.

— Мы окажемся похоронены под этими стенами, если не остановим хеттов!

Нефертити открыла окно и вышла на балкон. Под порывом горячего ветра мягкая ткань платья прижалась к ее телу.

— Мы подписали договор, — решительно произнесла она.


На следующее утро на рынках было спокойно, но я, идя вдоль прилавков, чувствовала напряжение, будто цепкий взгляд крокодила, затаившегося под самой поверхностью воды.

— Повсюду только и разговоров что о договоре с хеттами, — призналась мне Ипу.

«И о животе Нефертити», — с горечью подумала я. После рождения Мекетатон прошло всего одиннадцать месяцев, а Нефертити уже носит третьего ребенка.

Ипу притормозила и оглядела рынок.

— Джедефора нет, — сообщила она.

Я осмотрелась. Обычно Джедефор слонялся у пристани, но сегодня солдаты были сплошь незнакомые. Тут продавец мяса узнал Ипу и закричал с другой стороны площади:

— Доброе утро, госпожа! Не желает ли сестра главной жены царя купить мяса газели?

Мы подошли к забитому товаром прилавку; мальчишки-ученики размахивали пальмовыми листьями, отгоняя мух от мяса.

— Нет, сегодня не хотим. — Ипу улыбнулась и прислонилась к прилавку, приглашая продавца доверительно посплетничать. — Я смотрю, на рынке тихо.

Продавец приподнял густые брови и, вытирая нож, кивнул.

— Ходят слухи, — сказал он. — Слухи о…

Ему помешал поговорить многоголосый детский крик. Вопли детей заполнили улицу. Женщины принялись выбегать из-за прилавков и звать мужей, а продавец мяса от возбуждения уронил нож.

— Что случилось? — воскликнула я.

Но продавец бросил кусок холста, которым вытирал нож, и попытался запереть свой ларек. Потом он заметил ученика и взволнованно распорядился:

— Пригляди за товаром! Я пойду посмотрю!

— На что посмотришь? — воскликнула Ипу.

Но продавец уже исчез. Вокруг нас бушевало людское море. Ипу бросила корзинку и схватила меня за руку, и толпа понесла нас с собой. Я никогда еще не видела такого буйства. Торговцы бросали свои ларьки, оставляя дочерей приглядывать за ними. Женщины обрывали ветки с карликовых пальм и бежали по улице, выкрикивая хвалы, как будто в Амарну явились сами боги.

— Что случилось? — крикнула я, пытаясь перекричать шум.

Очутившаяся рядом со мной женщина энергично взмахнула рукой, указывая куда-то вперед:

— Идет Хоремхеб со своими людьми! Они разбили хеттов в Кадеше!

Ипу взглянула на меня, а я почувствовала, что глаза у меня становятся размером с блюдца. Ипу ухватила меня за руку и поволокла вперед, проталкиваясь сквозь толпу. И вправду, как и сказала та женщина, по улице ехал в позолоченной колеснице Хоремхеб, облаченный в доспехи.

— Он здесь?! — крикнула я.

Ипу протолкалась наконец наперед, так что мы могли бы коснуться лошадей. А потом мы одновременно увидели его.

— Он здесь, госпожа! — закричала Ипу. — Он здесь!

Процессия двигалась мимо, и я выкрикивала его имя, но вокруг было слишком шумно. Люди восторженно кричали. Их сыновья возвращались домой. Солдаты Египта одержали победу. Они были героями. Потом я подумала об Эхнатоне.

— Ипу! Нам нужно идти! Нужно попасть во дворец!

Но толпа двигалась за процессией. Дети бежали за лошадьми, а женщины бросали цветы к ногам Хоремхеба, и все они шли следом за солдатами по Царской дороге.

— Нам нужно идти! Эхнатон убьет их!

Мы протолкались наружу и у края толпы наткнулись на Джедефора. Он лихорадочно кого-то высматривал.

— Госпожа!

— Джедефор! — Я чуть не расплакалась от облегчения. — Как им это удалось? Как они разбили хеттов?

— Военачальник Нахтмин — великий тактик. А Хоремхеб подготовил войско, и хетты были разбиты. Хоремхеб везет с собой голову хеттского полководца.

Я отступила в потрясении:

— Голову?

Джедефор кивнул:

— Чтобы положить ее к ногам фараона.

Я представила себе, как Хоремхеб с триумфом въезжает во дворец, как врывается в Зал приемов, а по пятам за ним — его солдаты, как он швыряет голову вражеского военачальника к сандалиям Эхнатона. Представила ужас на лице Эхнатона и мрачный взгляд Нефертити, не дрогнувшей и не отвернувшейся. Потом я представила, как Эхнатон взрывается гневом и приказывает предать смерти всех солдат, вернувшихся из Кадеша.

— Джедефор, отведи меня во дворец! — в страхе вскричала я.

Джедефор взял меня за руку и провел нас через столпотворение. Потом я подобрала подол платья, и мы помчались, словно преследуемые воры, по переулкам Амарны, и бежали, пока не добрались до ворот дворца. Их охраняли две дюжины нубийских стражников Эхнатона. Процессия была уже в нескольких кварталах отсюда, а сопутствующий ей шум уже было слышно даже во дворе, где ровными рядами росли подстриженные деревья.

— Откройте ворота! — крикнула я, сунув стражникам под нос кольцо с печатью Нефертити.

Стражники переглянулись, а потом самый высокий ворчливо отдал приказ. Стражники с бурчанием отворили нам.

— Идем! — позвала я Джедефора и Ипу, но высокий нубиец преградил им путь.

— Они останутся здесь.

Я посмотрела на Джедефора. Он кивком указал на Ипу.

— Она вернется в твой особняк, а я подожду здесь, во дворе, — сказал он.

— Я вернусь! — пообещала я.

Но я не знала, с какими новостями вернусь.


Я услышала голос отца даже прежде, чем стражники распахнули передо мной тяжелые двери Зала приемов. Нефертити с царевнами Меритатон и Мекетатон была там. Эхнатон стоял у тронов Гора. На нем был позолоченный доспех, а в руках — копье. Фараон отворил дверь балкона, и зал заполнили крики толпы:

— Хо-рем-хеб! Хо-рем-хеб!

У Эхнатона набухли жилы на шее.

— Арестуйте их! — приказал он. Белый плащ обвился вокруг ног фараона. — Арестуйте их, и пускай ни один из них более не увидит света дня!

Он размашистым шагом вышел на балкон, и глаза его были словно угли. Кажется, он даже не заметил меня, хоть и прошел мимо. Кажется, он никого сейчас не замечал.

— Этим людям нужны герои? — Эхнатон презрительно фыркнул, потом распорядился: — Принесите из сокровищницы сундук золота!

— Ваше величество…

— Быстро!

Отец поклонился и отправился выполнять повеление фараона.

Эхнатон повернулся к моей сестре. Глаза его, холодные, как у гадюки, блестели. Он с такой силой схватил Нефертити за плечо, что я ахнула.

— Когда твой отец вернется, мы пойдем к Окну Появлений. Тогда люди вспомнят, кто их любит. Они вспомнят, кто построил в песках город во славу Атона!

Под окном бушевало людское море. Я заметила Хоремхеба, стоящего на гранитной глыбе. Нубийские стражники окружили его и ждали, что он станет делать дальше. Потом люди разразились радостными криками — у Хоремхеба в руках появилась голова убитого им хеттского военачальника. Я ахнула, а Нефертити прижалась к перилам балкона.

— Он привез голову! — в ужасе прошептала она. — Он привез голову их полководца!

Эхнатон ринулся на балкон. Внизу, во дворе, Хоремхеб высоко вскинул отрубленную голову хетта под приветственные крики толпы. Потом военачальник повернулся и увидел Эхнатона. Он швырнул окровавленный трофей на балкон, и голова подкатилась к белым сандалиям Эхнатона. Эхнатон отшатнулся. Он никогда еще не видел так близко ничего связанного с битвами, а я — ничего связанного с такой ужасной смертью. Кровь забрызгала Эхнатону ноги. Я прикрыла рот ладонью. Панахеси ринулся вперед и оттащил фараона. Тут двери Зала приемов распахнулись. Вернулся мой отец в сопровождении семи человек, шесть из которых тащили сундук с золотом.

Эхнатон схватил Нефертити за руку:

— К Окну Появлений!

Он понесся по дворцу, а весь двор — за ним по пятам. Отец посмотрел на кровь на ногах Эхнатона и велел мне:

— Держись рядом и помалкивай!

Мы быстро прошли по коридорам к мосту, соединяющему дворец с храмом Атона. Здесь располагалось Окно Появлений, выходящее в тот же самый двор, где сейчас находился Хоремхеб со своими людьми. Но, в отличие от балкона в Зале приемов, Окно Появлений было официальным. Когда это окно открывалось, весь Египет останавливался послушать. Мы вошли в эти покои, и Панахеси кинулся открывать окно. Крики внизу мгновенно смолкли. Эхнатон посмотрел на Нефертити, ожидая указаний. Нефертити шагнула вперед и воздела руки.