Нефертити победно зарделась и напустила на себя скромный вид.

— Да, и еще визирь не хотел, чтобы мы верили, как его сестра, в силу жрецов Амона.

Я в страхе сжала губы. Но я понимала, что делает Нефертити. Она ухватилась за подсказку, оброненную Кийей.

Аменхотеп удивленно моргнул:

— Так ты считаешь, что я прав?

Нефертити коснулась его руки, и я словно бы почувствовала жар его ладони, когда она убежденно прошептала:

— Фараон устанавливает, что правильно, а что нет. А когда эта баржа доплывет до Карнака, ты будешь фараоном, а я — твоей царицей.


Мы добрались до Карнака быстро: от дворца Мальгатта до храма Амона было недалеко. Мы могли бы дойти и пешком, но это входило в традицию — плавание по Нилу, — и наш флот барж с золотыми вымпелами очень впечатляюще смотрелся под полуденным солнцем. Когда на берег перебросили сходни, вокруг баржи вскипело людское море — тысячи египтян. Их скандирование неслось над водой; они всячески старались пробиться мимо стражников, чтобы хоть краем глаза взглянуть на новых царя и царицу Египта. Аменхотеп и Нефертити не испугались. Они прошли мимо солдат, прямиком в толпу.

А я замешкалась.

— Сюда! — Рядом со мной появился все тот же молодой военачальник. — Держись поближе ко мне.

Я последовала за ним, и мы понеслись вперед вместе со стремительно движущейся процессией. Впереди виднелись четыре позолоченные колесницы царской семьи. Моим матери и отцу было дозволено ехать вместе с фараоном и царицей. Всем остальным предстояло дойти до храма Амона пешком. Со всех сторон доносились восклицания женщин и детей; они тянулись к нам, пытаясь дотронуться до наших одеяний и париков, чтобы и они тоже могли жить в вечности.

— С тобой все в порядке? — спросил военачальник.

— Кажется, да.

— Не останавливайся, иди.

Можно подумать, у меня был выбор. Храм виднелся впереди. Я уже могла разглядеть прекрасный, почти завершенный храм Сенусрета I и огромную гробницу Старшего. Двор храма был залит солнечным светом, и, когда мы вошли в него, все веселье осталось позади и все вдруг успокоились и умолкли. Между колоннами вразвалочку пробрели гуси. Появились бритоголовые юноши в просторных одеяниях, несущие благовония и свечи. Я слышала, как толпа за стенами продолжает выкликать имя Нефертити. Если бы не шум толпы, единственными звуками здесь остались бы журчание воды и стук сандалий по камню.

— А что будет теперь? — шепотом спросила я.

Военачальник отступил, и я заметила, что глаза у него переменчивые, цвета песка.

— Твою сестру отведут к священному озеру, и верховный жрец Амона объявит ее соправительницей. Потом они с царевичем получат посох и цеп, знаки власти над Египтом, и будут править вместе.

Тут появился мой отец.

— Мутноджмет, иди к сестре, — распорядился он.

Я отправилась к Нефертити. В полумраке храма ее кожа сияла подобно янтарю, а золото, обвивающее ее шею, блестело в свете ламп. Нефертити взглянула на меня, и мы обе поняли, что настает самый важный момент в нашей жизни: после этой церемонии она сделается царицей Нижнего Египта и наша семья взойдет к бессмертию вместе с ней. Наши имена будут написаны на постройках от Луксора до страны Куш. Нашу память увековечат в камне, и нам будет гарантировано место в вечности рядом с богами.

Аменхотеп взошел на возвышение, держа Нефертити за руку. Он был выше любого фараона, правившего до него, и на руках у него было больше золота, чем во всей сокровищнице моих родителей в Ахмиме. Жрецы Амона торжественно прошествовали через толпу и заняли места на возвышении рядом со мной; их лысые головы сверкали, словно отполированная медь. Я узнала верховного жреца в его одеянии из леопардовой шкуры. А когда он встал впереди нового царя, сестра многозначительно посмотрела на Аменхотепа.

— Узрите же — Амон собрал нас здесь воедино, дабы поставить Аменхотепа Младшего над этою землею! — провозгласил верховный жрец. — Амон предначертал Аменхотепу быть владыкой Нижнего Египта и вершить законы до конца его дней!

С того места, где я стояла, мне виден был молодой военачальник. Он смотрел на мою сестру, и отчего-то я ощутила разочарование.

— Из Верхнего в Нижний Египет отправятся они. Фараон Египта повелел, чтобы его сын стал фараоном вместе с ним. Весь народ собрался на праздник во славу нового фараона и его покровителя, Амона. От востока и до запада пребудет веселье. От севера и до юга пребудет празднество. Приступим же!

Верховный жрец поднял золотой сосуд с ароматическим маслом.

— Амон изливает свое благословение на тебя, фараон Египта.

Он возлил масло на голову Аменхотепа.

— Амон изливает свое благословение на тебя, царица Египта.

Масло потекло по новому парику Нефертити и закапало на ее лучшее платье. Но моя сестра и глазом не повела. Она стала царицей. Теперь у нее будет множество платьев.

— Амон берет тебя под свою руку и ведет к священным водам, что отмоют тебя дочиста и преобразят тебя.

Жрец повел молодую чету к священному водоему; там он велел им наклониться и смыл с них масло. Придворные, которые были допущены в храм, стояли безмолвно, не шевелясь. Даже дети понимали, что могут никогда более не увидеть ничего подобного.

— Царь Аменхотеп и царица Нефертити! — провозгласил верховный жрец. — Да дарует вам Амон долгую жизнь и процветание!


Когда мы взошли на баржи, чтобы вернуться из храма Амона в Мальгатту, солнце все еще стояло высоко. На пути из Карнака Аменхотеп зачарованно разглядывал мою сестру: как она говорит, как улыбается, как запрокидывает голову и смеется.

— Мутни, иди сюда! — весело позвала сестра. — Аменхотеп, это моя сестра, Мутноджмет.

— У тебя кошачьи глаза, — заметил молодой фараон. — Твоя сестра мне об этом говорила, но я не верил.

Я поклонилась. Интересно, что еще Нефертити успела ему сказать?

— Я очень рада встрече с вами, ваше величество.

— Мой муж рассказывал о храмах, которые он построит, — сказала Нефертити.

— Когда-нибудь, Мутноджмет, когда я стану фараоном и Верхнего, и Нижнего Египта, я возвышу Атона надо всеми богами. Я построю ему храмы, которые затмят все, что когда-либо строилось для Амона, и избавлю Египет от жрецов, отнимающих его золото, чтобы возвеличить себя.

Я взглянула на Нефертити, но та не стала мешать мужу.

— Сегодня фараон Египта не может принять решение без жрецов Амона. Фараон не может отправиться на войну, построить храм или возвести дворец без согласия верховного жреца.

— Ты хочешь сказать — без денег верховного жреца? — уточнила Нефертити.

— Да. Но это изменится. — Аменхотеп встал и посмотрел на нос баржи. — Моя мать уверена, что мое почитание Атона со временем пройдет. Но она ошибается. Даже мой отец в конце концов поймет, что именно Атону предназначено привести Египет к славе.

Я передвинулась так, чтобы встать поближе к тете, критически изучающей свою новую невестку. Тетя — грозная женщина — поманила меня пальцем и улыбнулась.

— А ты храбрая, раз осмелилась разговаривать с военачальником Нахтмином при моем сыне, — заметила она, потом похлопала по стоящему рядом с ней креслу, и я села.

— А что, они враги? — спросила я.

— Мой сын не любит войско, а Нахтмин только о нем и думал с самого детства.

Мне хотелось побольше расспросить тетю о военачальнике Нахтмине, но ее интересовала совсем другая тема, связанная с Нефертити.

— Ну-ка, Мутноджмет, — небрежно произнесла она, — расскажи, что там мой сын обсуждает с твоей сестрой?

Я поняла, что мне следует тщательно подбирать слова.

— Они говорят о будущем, ваше величество, о планах, которые Аменхотеп желает претворить в жизнь.

— Интересно, а в эти планы входят храмы Атона?

Я потупилась.

— Так я и думала, — протянула Тийя и повернулась к ближайшему слуге. — Найди визиря Эйе и приведи его ко мне.

Я осталась сидеть. Когда пришел отец, для него принесли другое кресло. Мы посмотрели на Нефертити: она сидела на носу баржи и оживленно беседовала с мужем. Просто не верилось, что до сегодняшнего утра они были едва знакомы.

— Он говорит об Атоне! — яростно произнесла тетя. — Он возвращается из храма Амона и все еще бормочет о чем-то, что его дед некогда вырезал на столбиках кровати и на щитах!

Я никогда еще не видела тетю такой разгневанной.

— Он развалит страну, Эйе. Мой муж не будет жить вечно! Твоя дочь должна научиться управлять им, прежде чем он станет еще и фараоном Верхнего Египта.

Отец посмотрел на меня:

— Что говорит Нефертити?

— Она слушает его, — ответила я.

— И все?

Я прикусила язык и кивнула, так что не произнесла ни слова лжи.

Эйе повернулся к сестре:

— Дай ей время. Прошел всего лишь день.

— За день Птах создал мир, — отрезала тетя.

Все мы понимали, что она имеет в виду. За день ее сын может всех уничтожить.


По возвращении в Мальгатту мы с Нефертити переоделись в новые платья для празднования коронации. Ипу с Мерит сновали вокруг нас, словно кошки, разыскивая сандалии, которые подошли бы к нашим нарядам, и подкрашивая нам глаза черным и зеленым. Мерит с благоговейным трепетом взяла корону Нефертити и возложила ее сестре на голову — а мы с Ипу смотрели, затаив дыхание. Я пыталась представить себе, каково это: быть царицей Египта и носить на голове изображение священной кобры.

— И как оно? — поинтересовалась я.

Нефертити закрыла глаза.

— Как будто ты — богиня.

— Ты пойдешь к нему до начала празднества?

— Конечно! Я явлюсь туда рука об руку с ним. Не думаешь же ты, что я допущу, чтобы он пришел с Кийей? Довольно и того, что он вернется к ней в постель.