Утром мы вошли в широкие бронзовые ворота Арены, которую Аменхотеп III возвел в честь Амона. Нефертити крепко сжала мою руку. Никто из нас не видал прежде ничего столь же огромного и величественного. Лес колонн окружал углубление, заполненное песком, а покрытые росписями стены уходили в небо. На нижнем ярусе собралась знать со слугами, держащими напитки и медовые лепешки. Здесь Аменхотеп любил ездить по утрам, потому мы теперь сидели здесь, глядя, как царевич несется по дорожке на своей золоченой колеснице. Но Кийя тоже была здесь, как и визирь Панахеси, и, когда царевич час спустя перестал разыгрывать из себя воина, он подошел к Кийе, чтобы поцеловать ее, и с нею он смеялся, а Нефертити тем временем приходилось улыбаться и напускать на себя довольный вид, чтобы не давать сопернице повода злорадствовать.

В полдень мы снова были в Большом зале: сидели у помоста, ели и весело болтали, как будто все шло на руку нашей семье. Нефертити смеялась и кокетничала, и я заметила, что чем чаще Аменхотеп видит свою будущую жену, тем труднее ему оторвать от нее взгляд. У Кийи не было ни капли неотразимого обаяния Нефертити. Она не умела привлекать к себе всеобщее внимание, как моя сестра. Но когда дневная трапеза закончилась, царевич и Нефертити не обменялись ни словом, и, когда мы вернулись в наши покои, сестра была молчалива. Ипу с Мерит хлопотали вокруг нас, а я с возрастающим беспокойством наблюдала за Нефертити. Аменхотеп по-прежнему относился к ней всего лишь как к жене, которую навязала ему мать, и я не понимала, как отец намеревается это изменить.

— Что ты будешь делать? — спросила я в конце концов.

— Повтори-ка мне, что он сказал тогда в гробнице.

Мерит — она как раз потянулась, чтобы приложить к груди Нефертити золотое украшение, — напряглась. Это было дурной приметой — говорить о том, что произошло под землей.

Я заколебалась.

— Он сказал, что никогда не склонится перед своим братом. Никогда не склонится перед Амоном.

— А у фонтана он тогда сказал, что хочет, чтобы его любил народ, — многозначительно произнесла Нефертити. — Что он хочет быть народным фараоном.

Я медленно кивнула.

— Мутноджмет, пойди отыщи отца, — велела Нефертити.

— Что, сейчас? — Ипу как раз подкрашивала мне брови сурьмой. — Неужто это не может подождать?

— Чего подождать? — отрезала Нефертити. — Пока Кийя родит ему сына?

— Ну а что ты собираешься ему сказать? — нетерпеливо спросила я.

Я не хотела никуда идти, пока меня не убедят, что отца и вправду следует побеспокоить.

— Я собираюсь сказать ему, каким образом мы можем привлечь царевича на свою сторону.

Я вздохнула, чтобы дать Нефертити понять, что все это мне не нравится, а потом вышла. Но мне не удалось найти отца. Его не было ни в его покоях, ни в Зале приемов. Я обыскала сады, пробралась через лабиринт кухни, а потом выскочила во дворик перед дворцом. Там меня остановил слуга и спросил, что мне нужно.

— Я ищу визиря Эйе.

Старик слуга улыбнулся:

— Он там же, где и всегда, моя госпожа.

— И где же?

— В Пер-Меджат.

— Где-где?

— В Зале книг. — Слуга понял по моему виду, что я не знаю, где это, и спросил: — Госпожа, показать тебе дорогу туда?

— Да.

Я поспешила за ним, мимо Большого зала, в сторону Зала приемов. Для старика слуга был на редкость проворным. Вскоре он остановился у двустворчатой деревянной двери, и стало ясно, что заходить туда он не намерен.

— Это здесь?

— Да, моя госпожа. Это Пер-Меджат.

Он подождал, глядя, что я стану делать: постучусь или сразу войду. Я распахнула дверь и застыла, изумленно уставившись на самую великолепную комнату во всем Мальгатте. Я никогда прежде не видела целый зал, заполненный книгами. Две винтовые лестницы уходили к потолку, и повсюду, насколько хватало глаз, лежали свитки в кожаных двусторонних футлярах; должно быть, тут хранилась вся мудрость фараонов. Отец сидел за кедровым столом. Царица тоже была здесь, равно как и моя мать, они разговаривали между собой, быстро и напряженно. Когда я вошла, они умолкли. На меня устремились пронзительные взгляды двух пар голубых глаз; лишь теперь я поняла, насколько отец и его сестра похожи друг на друга.

Я откашлялась и обратилась к отцу:

— Нефертити хочет говорить с тобой.

Эйе повернулся к сестре:

— Мы поговорим об этом позже. Возможно, сегодня что-то изменится. — Он посмотрел на меня. — Чего она хочет?

— Сказать тебе что-то про царевича, — ответила я, когда мы вышли из Пер-Меджата в коридор. — Она думает, что нашла способ привлечь его.

В наших покоях Ипу с Мерит закончили наряжать Нефертити. На руках у нее позванивали парные узорные браслеты, а в уши были вдеты серьги. Я замерла, потом ахнула и кинулась вперед, посмотреть на результат усилий наших служанок. Они сделали ей в мочке уха не по одной дырке, а по две.

— Ну кто так делает — две дырки!

— Я! — отозвалась Нефертити, вскидывая голову.

Я повернулась к отцу. Он лишь одобрительно посмотрел на нее.

— У тебя какие-то новости о царевиче? — спросил он.

Нефертити взглядом указала на служанок.

— С этого момента ваши личные служанки — ваши лучшие подруги. У Кийи свои женщины, а у вас — свои. И Мерит, и Ипу прошли тщательный отбор. Они верны нам.

Я взглянула на Мерит. Та редко улыбалась, и я порадовалась, что отец выбрал мне в служанки более веселую Ипу.

— Ипу, — тихо распорядился отец, — встаньте с Мерит у дверей и негромко разговаривайте.

Он отвел Нефертити в сторону, и до меня долетали лишь обрывки их беседы. В какой-то момент вид у отца сделался чрезвычайно довольным. Он похлопал Нефертити по плечу и произнес:

— Отлично. Я тоже так думаю.

Потом они подошли к двери, и отец обратился к Мерит:

— Пойдем-ка. У меня есть для тебя работа.

И они, все трое, вышли из комнаты.

Я с удивлением посмотрела на Ипу:

— Что случилось? Куда они пошли?

— Сделать так, чтобы царевич отвернулся от Кийи, — ответила Ипу. Она указала на стул, и я села, чтобы она закончила мой макияж. — Надеюсь лишь, что они добьются успеха, — добавила она.

Мне стало любопытно.

— А почему?

Ипу взяла кисточку и откупорила стеклянный флакончик.

— Потому что Кийя, до того как выйти за царевича, была близкой подругой Мерит.

Я приподняла брови. Ипу кивнула:

— Они обе были дочерями писцов и росли вместе. Но Панахеси сделался великим визирем и забрал Кийю с собой во дворец. Так она встретилась с царевичем. Отец Мерит тоже должен был стать визирем, хотя и не таким значительным. Старший хотел повысить его в должности. Но Панахеси сказал Старшему, что отец Мерит — ненадежный человек.

Я ахнула:

— Какое вероломство!

— Кийя боялась, что, если Мерит появится во дворце, царевич может потерять интерес к ней. Но у Мерит на уме всегда был совсем другой мужчина. Она должна была выйти замуж за Херу, сына визиря Кемосири, как только ее отец получит новую должность. Когда этого так и не случилось, Херу сказал отцу, что он все равно любит Мерит, даже если она — всего лишь дочь писца. Они переписывались в надежде, что когда-нибудь Старший узнает, что его обманули. Потом письма перестали приходить.

Я выпрямилась на стуле.

— А что случилось?

— Мерит не знает. Но позднее она обнаружила, что Кийя завлекала Херу.

— Завлекала?

— Ну да. Хотя знала, что собирается замуж за царевича.

— Как жестоко…

Я представила улыбающуюся Кийю — точно так же она улыбалась мне там, в купальне. «В тебя, наверное, влюблены все девушки», — должно быть, сказала ему она.

Ипу, взяв гранатовую пасту, тихонько прищелкнула языком.

— Конечно, когда Кийя вышла замуж, ей уже было все равно, попадет ли Мерит во дворец.

— А ее отец?

— А! — Ямочки исчезли со щек Ипу. — Он по-прежнему писец. — Ее голос сделался низким и жестким. — Поэтому Мерит по-прежнему ненавидит Кийю.

— Но как Нефертити сможет занять место Кийи?

Ипу улыбнулась:

— Благодаря слухам.

4


21 фармути